Системный сбой
Шрифт:
– И что у них?
– Всё по штату. Ещё раз проводят телеметрию аппаратуры. Сам понимаешь, нервы... Никто не хочет облажаться в самый ответственный момент, – Арно как-то нездорово вздрогнул.
– Хочешь сказать, никаких внештатных ситуаций не предвидится?
Грегуар поменялся в лице. От былого оптимизма и уверенности в себе – не осталось и следа. Полнейшая подавленность, словно БАК встал по неизвестной причине. Встал полностью: от линейных ускорителей, до детекторов внутри 26,7-километрового кольца. Было видно, что он не хочет выдавать причину взволнованности, но вовсе не
– Грегуар? – медленно проговорил Рутгер.
– Рано утром звонили из Бюже. У них какие-то неполадки на станции...
– Какие-то?! – Рутгер почувствовал, как его эмоции разгоняются, подобно протонам внутри коллайдера. – Грегуар, о чём ты?
– Я... – Арно умолк, и только сейчас Рутгер понял, что зал молчит.
Идеальная тишина. Как в космосе, за бортом МКС. А может и того тише.
Все смотрели на них, напрочь позабыв о делах.
Рутгер понял, что так будет продолжаться до тех пор, пока кто-нибудь из них всё же не заговорит – он или Грегуар.
– Работайте, – сухо сказал доктор Хайнц, и кивком головы поманил опешившего ото всего случившегося Арно за собой.
Он направлялся к своему рабочему месту. В первые ряды, где и должен находиться полководец во время нелёгких баталий, выпавших на долю его верных соратников. На пути вновь возникла угодливая Юкки, что-то проверещала, однако Рутгер пропустил слова девушки мимо ушей – чего ему до каких-то стяжек, когда эксперимент может провалиться, так и не начавшись! Смысл во всей это кутерьме? В тестах? Испытаниях? Телеметрии?.. Всё летит коту под хвост, и всем известно, чем там пахнет!
– Ты Главному звонил? – спросил Рутгер, плюхаясь в кресло у стола, с последовательностью из четырёх мониторов, поставленных в ряд. Ещё штук семь ЖК-панелей висели на противоположной стене. Хватило одного беглого взгляда, чтобы понять: проблем действительно нет. Тут, на БАКе. Но есть в этом чёртовом Бюже, на их долбанной атомной станции, гори она огнём! И повлиять на неё не в силах никто из здесь присутствующих.
– Недоступен.
– Чего? – Рутгер знал, что Арно говорит правду, но он не знал, как принять эту правду, как к ней отнестись, с чем скушать. – Нарочного на дом посылал?
– Два раза. Как сквозь землю...
– Но этого не может быть! Так не должно быть!
«Так не будет, чтоб вас всех!»
На сей раз зал никак не отреагировал на повышенный голос Рутгера, словно прочёл последние мысли.
Зал знал о царящей проблеме. Он не желал в неё вникать. У них всё было хорошо. Экраны мониторов мерцают голубым, графики строятся как надо, капитан на мостике – а значит ничего внештатного не происходит.
Рутгер почувствовал себя брошенным на краю света со сломанной ногой. Он знает, что никто не придёт на помощь, знает, что нужно выбираться самому, но, чёрт побери, не знает, с чего начать!
Как заново проделать то, чему научился в несмышлёном возрасте – встать на ноги и побежать?!
Прозвучал сигнал зуммера.
Рутгер массировал виски.
– Фотоэлектронный множитель – отпал шлейф, – доложил кто-то из физиков.
Рутгер выдохнул.
Улыбнулся.
Вот он, камень, о который можно размозжить себе голову, когда нет возможности двигаться дальше или хотя бы повернуть назад.
– В норме, – последовал очередной доклад. – Линейные ускорители вышли на номинальную мощность. Инжекция протонов и ионов свинца завершена. Доктор Хайнц?..
Снова тишина.
Но она другая.
Дышащая, а вовсе не затаившая дух, страшась того, что последует дальше... или не последует вовсе.
– Рутгер... – прошептал Арно. – Что будем делать?
Доктор Хайнц сглотнул ком. Сказал шёпотом, обращаясь только к Грегуару:
– Свяжись с Мюлебергом. Нам понадобится поддержка их реактора, если подведёт Бюже.
– Уже!.. – Арно пропал.
Рутгер поднялся. Оглядел зал. Заглянул в глаза каждого из физиков, техников и членов обслуживающего персонала – он так мог.
«Совсем как бог... или дьявол».
– Друзья, работаем в штатном режиме, – как мог уверенно проговорил он. – Набираем планку «двадцать восемь». Разгоняем бустер и протонный синхротрон.
Зал аплодировал стоя.
Ему.
И он знал, что только он может сделать это. Больше никто. Только он. Потому что давно продал душу дьяволу, в стремлении заглянуть за предельный горизонт.
На номинальный режим вышли через полчаса. 28 гигаэлектронвольт – при такой энергии частицы движутся со скоростью, близкой к скорости света. Ещё через два часа суперсинхротрон дал 450 гигаэлектронвольт. Дальше – кольцо. И максимум – 7 тераэлектронвольт. Старый максимум и новый минимум.
Дозвониться до Мюлеберга не удалось, так же, как и до гидрокомплекса Клезон-Диксенс. Связь внутри комплекса ЦЕРН работала с перебоями. Аналитические участки детекторов отвечали с задержкой, но не сообщали ничего противоестественного. Опыт шёл в штатном режиме. БАК работал как слаженный механизм, в котором все шестерёнки смазаны и тщательно подогнаны друг к другу. Внештатных ситуаций не предвиделось. Главный по-прежнему был вне зоны доступа.
Тем не менее, Рутгер понимал, что всё идёт не так. Вроде как и по плану, однако, с другой стороны, всецело отклонятся от классического варианта. От стандартной модели. И не важно, что молчат датчики. Кричат чувства, и мысли носятся в голове, как на шабаше ведьм! А это намного страшнее. Когда вот так: один на один с неопределённостью. И доподлинно неизвестно, во что именно она выльется.
– Рутгер, тебе не кажется, что мы совершаем безумие? – спросил Арно, когда произошло первое столкновение разогнанных пучков.
– Я думаю, мы открываем людям глаза, – сказал голосом пророка Рутгер.
– Глаза на что?
Доктор Хайнц не ответил.
– Есть информация! – воскликнул кто-то из операторов поблизости. – Скорость протонов всего на три метра в секунду меньше скорости света!
Зал оживлённо загудел.
– Не могу дозвониться до Мишель, – сокрушённо жаловался Арно.