Системный сбой
Шрифт:
Целтин просунул под целлофан руку. Сначала ничего не происходило, потом осторожно дотронулись, правда тут же отпрянув.
– Это животные, – как мог убедительно, сказал Целтин. – Зло, которое человек должен держать в себе. Во сне оно не может причинить вреда. Но вот если вырвется из чьей-нибудь головы в реальность, тогда жди беды.
– А как его не выпустить? – Ширма дрогнула, как если бы кто-то за ней резко придвинулся, превратившись в слух.
Целтин улыбнулся.
– Просто сожми кулак и не разжимай, как бы больно не было.
Последовала
– И всё?
– Да, этого вполне достаточно.
– Просто сжать кулак?
– И не разжимать, пока всё не закончится.
За ширмой отодвинулись, заворочались, явно укладываясь.
– Тогда я попробую прямо сейчас. Хорошо, Сергей Сергеевич?
Целтин медленно вытянул запястье из-под ширмы, выпрямился, обуреваемый противоречивыми мыслями.
– Хорошо, Со... Хорошо.
Он медленно заскользил дальше по второму корпусу, больше не отвлекаясь на мониторы.
«Хорошо, Сергей Сергеевич?»
Да он сроду не называл его так, как и Женю по имени! Точнее оно. Соня так и звала. Ужас. Неужели память всё же сохраняется? Но как и где? Что из себя представляет временный сосуд, в каком из безумных миров он существует?! Как всё взаимосвязано и что произойдёт, если вдруг он случайно треснет?
А, может быть, планета Земля и есть такой сосуд?
Целтин почувствовал, как шевелятся на затылке волосы. Он ускорил шаг, будто надеялся таким образом убежать от запредельных, а возможно, и вовсе запретных мыслей. Какое там, термитник в голове кружил и гудел, не давая возможности поразмыслить о чём-то другом. Со лба потекло. Глаза щипало. С дверью Целтин сражался уже буквально в слепую.
Отпихнув плечом створку, он с головой окунулся в смрад. Вниз по носоглотке протиснулась лапа слезоточивых миазмов, сдавила лёгкие, выжимая их них остатки чистого воздуха. Перед взором всё плыло. Целтин оступился и рухнул на колени. В ладони въелась острая металлическая крошка. Видимо, выступила кровь, потому что появился неприятный медный привкус.
Целтин кое-как прочистил глаза от слёз костяшками пальцев, испуганно огляделся, словно очутился тут впервые. Под лобной костью что-то неприятно постукивало, такое ощущение, перекатываются два шарика от подшипника. Но нет, это была тварь – её причуды, к которым Целтин уже привык.
Он медленно поднялся с колен, цепляясь влажными пальцами за ячейки металлической сетки. Распрямившись, выдохнул. Хотел отряхнуться, но ему не позволили. С потолка метнулась тень, со звоном врезалась в решётку, срикошетив в тёмный угол, откуда послышалось недовольное бормотание на мёртвом языке.
Целтин невольно отпрянул, хотя попытки напасть тварь предпринимала регулярно, упорно атакую заграждение, будто была уверена, что в один из прекрасных дней барьер всё же рухнет. Признаться, Целтин и сам знал, что рано или поздно это произойдёт. Нельзя безнаказанно держать взаперти живое существо, чем бы оно ни было. Просто уж так примитивно устроен человек: до последнего хочет оставаться безнаказанным, опираясь на прогнивший стимул благих начинаний.
Тварь медленно выбралась из угла, по-звериному, на четвереньках, подползла к решётке, уставилась на Целтина через ячейки. Трудно поверить, что когда-то раньше это было ребёнком. Белый больничный халат свисает мешком. Тёмные волосы заслоняют лицо. Из-за покрытых металлической стружкой косм выглядывают впалые глаза. Острые скулы и шея кровоточат, но порезы не воспалены, рубцуются по мере появления, будто внутри твари работает мощный регенерационный центр. Локтевые суставы обеих рук вывернуты под неестественным углом, как если бы конечности сгибались в обратную сторону. С ногами и вовсе беда – такое ощущение, в своей прежней жизни тварь ими сроду не пользовалась. Всё тело напряжено, осанка перекошена, нормальный человек давно бы свалился без сил, не выдержав собственного веса.
Целтин сглотнул. Застукай его на этом самом месте кто-нибудь из борцов за права человека, крыть было бы нечем. По ту сторону замученный ребёнок, он сам, никто иной, как надзиратель камеры смертников, а вокруг разверзся инфернальный Освенцим, который вовсе не прекратил своё существование в далёком тысяча девятьсот сорок пятом – просто перешёл на иной ментальный уровень, сохранив боль и страдания более одного миллиона ни в чём не повинных людей.
Целтин шагнул к решётке. Протянул руку, сам не понимая, что такое делает. Присел.
Тварь просунула вперёд правую ногу, не поднимаясь, перенесла на неё вес тела, подтянула освободившуюся от нагрузки левую. Руки страховали не по бокам, а сзади, так и норовя переломиться в локтях – со стороны походило на осторожное продвижение вперёд скорпиона. Походило, если бы только не одно «но»... Перед Целтиным извивалось отнюдь не членистоногое, а обычный ребёнок! Ладони прочертили по металлу, оставляя кровавый след. Тело выпрямилось, грудная клетка опала – тварь дышала ровно, как если бы пребывала в состоянии покоя.
Целтин подобрал с пола завитушку металла. Покрутил в пальцах и бросил в направлении твари. Просто так.
Один взмах руки и полёт прерван. Тварь даже не взглянула на брошенный предмет. Жутко улыбнулась, поднеся металл к губам.
– Нет! – воскликнул Целтин, уверенный, что тварь проглотит острую стружку.
Рука замерла. Тварь скосила голову набок, о чём-то задумалась.
– Брось! – приказал Целтин, понимая, что сам свалял дурака.
Тварь и не подумала подчиняться. Сжала металл в пальцах, так что по запястьям потекла кровь.
– Адская гадина, – прошептал Целтин, не зная, как быть. Про вживлённый под кожу электрод он просто забыл. Да и пульта у него с собой тоже не было – остался в первом корпусе на столе. – Не смей, – оставалось только внушать, в надежде, что тварь образумится, перестав чинить вред носителю. – Чего ты добиваешься? Хочешь умереть?
Тварь замерла. Потом резко поднесла острое к горлу, туда, где сонная артерия.
– Стой, стой, стой, стой! – Целтин аж взмок. – Прошу тебя, не делай этого!