Сиверсия
Шрифт:
Шоссе петляло между сопок, зажатое ими в тиски. Уйти с него не было никакой возможности. Выбора не было. Хабаров вжал в пол педаль газа.
– Возьмем сейчас! Делов-то! – в азарте погони крикнул Босой и передернул затвор пистолета «ТТ».
– Босой, не стрелять! Никому не стрелять! – крикнул Глеб Петров.
– Это ты у себя в кабинете, красноперый, командуй! – возразил Босой. – А здесь я приказы отдавать буду. Не умеете вы, легавые, эмоции при себе держать. Прямо как бабы! Только наличкой шелестеть умеете, на халяву.
– Предъявляешь?!
Босой взял участкового
– Еще мявкнешь, я те без предьявы урою. Понял?!
Он отпихнул Петрова, и тот сразу присмирел.
– Дима, кончай эти гонки! Давай, притри его к обочине.
Босой торопливо пробежал по кнопкам мобильного телефона.
– Борисик? Он сейчас у тебя будет. С бабой. Встречай! Я следом.
Белая «шестерка» услужливо подставила свой бок. Автоматная очередь полоснула в лобовое стекло.
– Пригнись! – успел крикнуть Хабаров, рванув Алину вниз, на сиденье.
Таран. Скрип металла о металл. Вираж. Еще. И скорость!
– Перебирайся назад! – потребовал Хабаров, одновременно сбивая кулаком мешавшие обзору остатки стекла. – Сейчас будет поворот. За поворотом приторможу. Прыгай и уходи в лес. В лес! Ты поняла?! У тебя будет несколько секунд. Иначе они тебя заметят.
– А ты?
– Я следом. Я найду тебя. Готова?
Алина приоткрыла дверцу, прижала сумку к себе. Хабаров чуть уменьшил скорость, притер машину к левой обочине.
– Давай!
В зеркале снова замаячил «хвост». Он старательно приближался, сократив расстояние метров до ста.
Хабаров зло усмехнулся.
В предрассветных сумерках он не увидел моста. Глаз зацепил синий с белой надписью указатель «Река Молога».
«Здесь! – сказал он себе и чуть притормозил. – С Богом!»
Точно в замедленной съемке, в мельчайших деталях, преследователи видели, как сорвавшийся с перекрытий недостроенного моста джип летел вниз, освещая фарами неспокойную водную гладь. Следом падали обломки деревянного парапета. Глухой всплеск, шелест опадающих брызг, бурлящий звук затопляемого салона. Немая сцена.
– Ну-ка, фарами посвети. Может, живы, выплывут…
– Ты бы выплыл?
Участковый Петров сплюнул, выругался.
– Что делать будем, господа бандиты? – вместо ответа спросил он.
Словно завороженные, люди смотрели, как все дальше, все глубже машина уходила под воду.
– Джип жалко. Походил бы еще.
Никто из них так и не заметил лежащего под мостом без сознания водителя джипа.
Хабаров лежал на земле на боку, в неудобной позе. Голова безжизненно склонилась к правому плечу. Из-за левого уха пробивался ручеек крови, стекая ему на лицо, опадая на траву крупными частыми каплями. Он открыл глаза. Трава под лицом была ярко-красной. Он приподнял голову. В ушах зашумело, перед глазами поплыли разноцветные круги. Спина и грудь болели так, будто его нещадно били.
«Что-то чувствую. Живой, значит…», – подумал он и усмехнулся.
Несколько минут он оставался неподвижным, словно собираясь с силами, потом сделал над собой усилие и стал медленно садиться, но не сел, земля опрокинулась ему прямо в лицо.
Хабаров очнулся, когда солнце уже успело высоко подняться над горизонтом, и его лучи, растворяясь в золотой осенней листве кленов, наполнили воздух осязаемым чистым светом.
«Точно такие же клены были рядом с моим домом, – вспомнил он. – Мальчишкой я так любил смотреть на них, когда шел дождь. Правда, очень давно это было. И где-то я их видел еще. Но где?»
Он прислушался. Шум машин на шоссе был едва различим. Шум реки был совсем рядом.
«Как же я дошел сюда?» – растерянно спросил он себя.
Хабаров осторожно сел. Было больно, но эту боль можно было терпеть. Голова кружилась, и от этого лес слегка покачивался. Тошнота подступила к горлу, скрутила, вывернула на изнанку.
Держась за ветку, он трудно поднялся, отдышался и, неловко переставляя затекшие от неподвижности ноги, медленно побрел к реке. Ему очень хотелось пить. Он был уверен, что глоток холодной воды приведет его в чувство. Гудящая боль в голове и во всем теле не проходила, не давала думать, и поэтому, наверное, память бессильно кружила неподалеку.
– Саша! Ты куда?
Алина шла к нему, бережно держа в руках наполненный водой бумажный стаканчик. Стаканчик был маленький, наскоро сделанный из листка блокнота. Хабаров обернулся на голос, потерял равновесие и рухнул навзничь в прибрежную траву.
Алина бросилась к нему, приподняла, дала воды.
– Ты… Живая… – безразлично констатировал он, вытирая губы.
– Я боялась, ты умрешь у меня на руках.
– Идти надо.
– Куда?
– В тайгу. Палку поищи мне, чтобы опереться. Помоги встать.
Шли долго. Ей показалось, целую вечность.
Дорогу с трудом можно было назвать дорогой. Скорее это были старые, поросшие мхом и травой колеи вездеходов, время от времени прерываемые громадными, точно лесные озерца, лужами с болотом по краям. То и дело дорогу преграждали сухие, давным-давно поваленные ветром деревья. Их приходилось обходить. Перелезть через их толстые стволы не было никакой возможности.
Алина смотрела на Хабарова с болью в сердце. Весь в засохших потеках крови, с пустым невидящим взглядом зомби, механически переставляющий ноги, тяжело переводящий дыхание, бросающий короткие вымученные фразы, он был вряд ли способен дойти до места назначения.
У ручья Хабаров оступился и без сил рухнул в высокую осоку.
– Все. Не могу больше… – он судорожно выдохнул.
Алина всхлипнула, принялась поднимать его из воды.
– Саша, прости меня! Прости, что втянула тебя во все это.
Морщась от боли, он встал, посмотрел на свои руки, изрезанные осокой в кровь.
– Тебе очень плохо?
– Не бойся. Не умру. Скоро будет распадок. Надо до распадка дойти, пока не стемнело. Там заночуем.
«Скоро» продолжалось четыре с лишком часа. Усеянное крупными и поменьше валунами русло некогда полноводной, а теперь обмелевшей реки, таежники называли распадком. К нему беглецы вышли вечером. Напившись хрустальной, обжигающе холодной воды, оба неподвижно, точно изваяния, сидели на валунах, наслаждаясь долгожданным отдыхом.