Сияние богов
Шрифт:
Прошло, однако, еще три года, и понял Родим, что Бун ему не соперник, а совсем наоборот – подмога и надежа на старости лет. А случилось это так.
Пошел однажды дядька Родим в лес – присмотреть парочку хороших березок для будущих изделий, да вдруг побелел, как полотно, и рухнул на траву.
Благо поблизости был Бун. Подбежал он к Родиму, заглянул ему в лицо. А поняв, что Родим без сознания, пыхтя и потея, взгромоздил дядьку Родима себе на плечи и потащил его по тропе прямо к Хлынь-городу.
Позже, уже вечером, когда
– Слышь-ка, Бун?
– Чего, дядька Родим? – с готовностью откликнулся Бун.
– Ты ведь меня не бросишь?
Брови парня изумленно взлетели вверх.
– С чего ты взял, что я могу тебя бросить?
Посмотрел плотник на пылающие обидой глаза внучатого племянника, припомнил, какими добродушными да сердешными были отец и мать мальчишки, и улыбнулся:
– Знаю – не бросишь. Не такой ты человек. Однако боюсь я за тебя, парень.
– Чего боишься, дядька Родим?
Старый Родим сдвинул седые брови, вздохнул и ответил:
– Ремеслу своему я тебя обучил. А вот про жизнь не рассказал. Добрый ты парень, но неопытный. Обманут тебя лукавые люди, разобьют тебе сердце.
Сказав это, закрыл старик Родим глаза и снова впал в беспамятство.
С утра Бун побежал к тетке Яронеге, торгующей близ торжка разными целебными мазями и снадобьями. Долго втолковывал Бун толстухе, закутанной в цветастый платок, про болезнь своего деда – и про смертельную бледность, и про синие круги вокруг глаз, и про странные черные крапинки на посинелых губах. Яронега слушала, слушала, и чем дальше слушала, тем мрачнее делалось ее лицо. А когда Бун закончил рассказ, она вздохнула и произнесла:
– Твоего деда можно вылечить, Бун. Но лечение – дело дорогое, затратное.
– Ты скажи, чего тебе надобно, тетка Яронега! – потребовал, чуть не плача, Бун. – Хочешь, я тебе заново весь дом обставлю и ни медяшки с тебя за то не возьму?
Яронега улыбнулась толстыми губами.
– Слышала я про твое искусство, парень. Говорят, ты можешь выстругать ножом ставенки с закрытыми глазами? Правда али нет?
– Могу, тетенька! – Бун приободрился. – Только скажи: я тебе таки ставни вырежу, что все вокруг полопаются от зависти!
Тетка Яронега засмеялась.
– Верю, что полопаются. Только не нужны мне ставни, отрок. О другом тебя попросить хочу.
– О чем же, тетка Яронега?
Лекарица стерла улыбку с губ, вздохнула и сказала:
– Дело, отрок, вот какое. Твоего деда укусила голубая ящерица. Яд ее разъедает не только тело твоего старика, но и самую его душу.
Бун побледнел.
– И что же теперь делать? – промямлил он. – Как горю помочь? Ты говори, тетенька, не томи. Все, что скажешь, исполню.
И Яронега продолжила:
– Живет в Гиблой чащобе другая ящерка, красная, как горящий уголек. Яд ее страшнее, чем яд голубой ящерки. Любой, кого красная ящерка укусит, превращается в гнилую колоду.
Бун передернул плечами:
– Зачем ты мне это рассказываешь, лекарица?
– Затем, что только яд красной ящерки может спасти твоему деду жизнь. И не только жизнь, но и самую душу.
Бун нахмурился. Некоторое время он молчал, обдумывая странные слова Яронеги, а потом вздохнул:
– Не понимаю я тебя, тетенька. Ты ведь сама только что сказала, что красная ящерка ядовита.
– Так-то оно так. Но голубая и красная ящерка промеж собой враги. Как вода и огонь, как ветер и сухой листок, как волк и человек. Как вода тушит огонь, так и яд красной ящерицы исцелит твоего деда от смертельной хвори. Пойди в Гиблое место и поймай красную ящерку. Принеси мне ее живой. Выдавлю я из ее пасти яд и дам твоему деду. Он и поправится.
Бун поскреб в затылке, растерянно посмотрел на лекарицу и сказал:
– Благодарю тебя за добрый совет, тетенька. Только… чем же мне тебе отплатить?
– Красная ящерка и будет твоей платой.
– Как это? – не понял Бун.
Лекарица улыбнулась.
– Да вот так. Слышала я, что яд красной ящерки, коли смазать им кожу, молодит лицо. Так молодит, что и пятидесятилетняя баба, такая как я, будет смотреться двадцатилетней девицей.
– Так ты хочешь омолодиться? – удивился Бун такому пустяку. – И только-то?
Яронега усмехнулась.
– Для тебя это пустяк, знаю. Это потому что ты еще молод и не понимаешь, как тяжело бабе стареть. А я готова подставить руку под топор, лишь бы сбросить десяток лет.
Бун молчал, боясь снова ляпнуть не то и обидеть лекарицу. Но про себя подумал: «До чего ж глупый народ бабы, если все так, как говорит Яронега. Нешто можно человеку без руки? Ни стол сладить, ни лавку сколотить. И все заради чего – заради гладкой морды?»
– Ну? – поторопила его лекарица. – Что скажешь, отрок? Добудешь мне красную ящерку? Спасешь деда от лютой смерти?
Бун задумчиво поскреб пальцами щеку.
– Даже не знаю, что тебе сказать, тетка Яронега, – проговорил он нерешительным голосом. – Ходоки нонче в Гиблое место наведываются редко. Да и не хватит у меня денег, чтобы нанять хорошего ходока. Даже на плохого не хватит.
Яронега прищурила лукавые глаза.
– Я тебя не заставляю, отрок. Умрет твой дед или нет – решать тебе самому. А только вижу я в тебе такое, чего не видят другие.
– И что же ты во мне видишь, лекарица? – удивленно спросил Бун.
– Смелость вижу, – ответила Яронега, глядя на него приветливыми глазами. – Отвагу несравненную. А еще – везение вижу, такое, какого нет ни у одного ходока.
– Везение? – Бун удивленно хмыкнул. – С чего ты взяла, что я везучий, тетка Яронега? Моровая болезнь унесла всех моих родных, кроме деда Родима. А теперь и он от меня уходит. В чем же мое везенье?