Сияние чёрной звезды
Шрифт:
– И где только взяла? – спросил Сашка.
– Она же учительница труда. – напомнила Настя, – Я ее помню, мы школу заканчивали, а она как раз в школу пришла. Она макраме плетет шикарное, вот веревки, навыки плетения и пригодились.
В окне появился мальчишка лет десяти и спокойно спустился на землю, он выглядел собранным, спокойным и спустившись молча протянул руку парням.
– Спасибо. – едва слышно произнес он и посмотрел на верх. – Любка давай к нам.
Из окна вылезла девочка лет семи, бледная, перепуганная, но в веревку вцепилась уверенно и без слез и криков аккуратно, медленно спустилась до второго этажа, а потом она что-то увидела в окне напротив нее
– Там монстры, там монстры… – шептала девочка, прижавшись к груди своего спасителя, а брат погладил ее по голове и пытался успокоить.
В окне третьего этажа София уже перекинула ногу через подоконник, когда раздался треск, и женщина в ужасе чуть не вывалилась в окно, отпустив веревку, но в последнюю секунду успела ухватиться за веревку и повисла под окном. Она замерла и явно не могла пошевелиться от страха, глаза ее были плотно закрыты, и она часто дышала.
В окне появилось нечто червеобразное, слизистое и полупрозрачное, оно поползло вверх по внешней стене и заползло в окно четвертого этажа, не обращая внимание на торчавшие из рамы острые осколки стекла.
– Мам, спускайся, – пискнул мальчишка и София, вздрогнув, посмотрела на нас. – Оно ушло, спускайся…
Женщина растерянно посмотрела на подоконник, под которым она висела, на своих детей и с трудом совладав с собой начала медленно спускаться. Настя и Саша помогли ей разжать побелевшие от напряжения пальцы и женщина, посмотрев на Настю кивнула, шмыгнула носом и разревелась, опустившись на асфальт. Дети кинулись к ней и попытались успокоить. Но видимо долго сдерживаемый страх все-таки прорвался, и София все больше и больше погружалась в истерику. Её сын замер на минуту, потом прикусил губу, нахмурился и вдруг отвесил матери звонкую пощечину. Та вздрогнула, всхлипнула и удивленно уставилась на сына. Она не сразу узнала его и когда поняла, что происходит, то прижала его к себе и зашептала:
– Прости Максимка, прости, я так больше не буду, я все сделаю чтоб мы были в порядке. Прости.
– Мам, пойдем к папе, пойдем, он же наверняка нас ждет. – попросила бледная Люба и София, встав на ноги и отряхнув испачканные джинсы и поправив футболку кивнула. Она застегнула куртку и взяла детей за руки.
– Вы куда идти собираетесь? – спросил Сашка.
– В пожарную часть номер три. – ответила София.
– Через пустырь не ходите, там что-то непонятное, не лучше этого слизня. – предупредила Настя. – Лучше обойдите. Мы через школу пойдем.
– Нет, мы с вами не можем. Нам в другую сторону, но спасибо, что предупредили. – решительно ответил маленький Максим и серьезно, как взрослый добавил. – Если что мы всегда будем в пожарке, обращайтесь, я не забуду, что вы мою Любку спасли.
Парни пожали руку мальчишке, и София с детьми пошли вниз по дороге.
Настя почувствовала холодок между лопаток, ей показалось, что за ними наблюдают и посмотрела на крышу нависающего над ними дома, там мелькнула какая-то рослая фигура и исчезла.
– Пошли отсюда, мало ли какая еще пакость из окон вылезет, чего-то же испугалась девочка. – произнесла она и повернула к школе.
Огромное круглое здание школы было видно с перекрестка. Его строили как больницу и изначально прозвали “пончиком”. Кольцо в пять этажей построили в тот год, когда в городе не осталось
Настя посмотрела на выцветшее и облупившееся здание и вздохнула, она не заходила в него с последнего звонка в одиннадцатом классе. На выпускной она не осталась и с мамой уехала в столицу. Поступить в институт ей удалось, но не в тот в который она хотела и теперь ни капли об этом не жалела. Но школа у нее по-прежнему ассоциировалась с болью утраты. Отец Максима работал завхозом в школе, отец Насти работал учителем физики. Его тело нашли у ступенек школы, его положили поверх тела матери Максима крест-накрест и пронзили обоих прутом арматуры. Тогда много слухов ходило об отношениях между двумя семьями, но никто не знал, что мать Максима пришла на встречу с отцом Насти, чтобы попросить его придержать при себе дочь и отстать от ее сына.
Настя тряхнула головой и украдкой посмотрела на Макса, тот видимо тоже вспомнил тот день, потому что был бледен и выглядел жутко злым. Только Сашка, стоя на обочине дороги смотрел на погасшие светофоры и чесал в затылке.
– А чего мы стоим? Боимся, что гаишники заругают, или чего? – спросил он и показал на брошенную полицейскую машину. – Может в ней, что полезное есть.
– Там дверцы, одна вырвана с мясом, вторую кажется кто-то жевал. Не думаю, что стоит к ней подходить. – прошептала Настя и пристально посмотрела под машину. – Господи, там по моемому тело, обглоданное!
– Пошли отсюда! – решительно произнес Максим и сделав шаг вперед, тут же сделал шаг назад и потянул друзей к крыльцу нотариальной конторы и затолкал обоих за крыльцо под укрытия ящика для сдачи в переработку батареек и люминесцентных ламп.
Из-за поворота, по дороге двигалась странная процессия, с песнями похожими на гимны, шли мужчины в белых одеждах и с цепями вместо поясов. Они, завывая свою песню, шли склонив головы и ничего не замечали. Над группой мужчин в полутора метрах над землей парил то ли парень, то ли девушка в воздушных, белых одеждах. Оно было удивительно красивым и казалось бесполым, большие сияющие глаза осматривали пространство вокруг, и оно красивым голосом, тихо что-то напевало. Даже его голос то был мужским, то женским.
Настя, завороженная зрелищем, не заметила, как Саша и Максим замерли и начали гримасничать. Она была поглощена зрелищем, она утопала в красоте песни, она погружалась в спокойствие и радужное настроение, она почти обрела счастье. Когда с крыши музыкальной школы, метнулось что-то черное и сбило певца в белом и заставило проскользить по грязному асфальту. При этом асфальт под ним становился абсолютно чистым и как будто новым. Чёрный сгусток обвил певца и тот на миг замер, а потом Насте пришлось закрыть глаза ладонью, из певца вырвался яркий свет и черный сгусток рассыпался пылью. Певец встал на ноги и посмотрел на толпу сопровождавших его мужчин. Ни один не поднял голову, ни один не прекратил петь.