Сияющие руины
Шрифт:
Гавар сел, вытащил пачку сигарет «Собрание» и закурил. Его семья не переставала его третировать, требуя бросить курить, но, что самое смешное, они были причиной, почему он курил.
– Я же сказал… – Отец вскочил с дивана и вырвал сигарету у Гавара изо рта, оцарапав ногтями его губы. – Я не разрешал тебе садиться!
Горячая волна ненависти готова была захлестнуть Гавара. Отец был типичным тираном. Он издевался над своей женой, детьми, рабами, а теперь и над всей страной, которую он, несомненно, также считал своей. И это не заслуживало уважения.
– Я не знал, что мне нужно просить
Он откинулся на спинку кресла только для того, чтобы окончательно вывести отца из себя.
– Щенок! Выродок! – выкрикнул отец, брызгая в лицо Гавара слюной. – Ты подорвал мой авторитет на площади Горреган, а теперь издеваешься надо мной в моем собственном доме. Как ты смеешь?! Разве ты не понимаешь, насколько ненадежно твое положение?
– Ненадежно?
Старая история. Сейчас начнутся пустые угрозы лишить наследства. Гавару стало скучно. У него было достаточно времени изучить все причины, дающие право на лишение наследства. Сделать это практически невозможно.
Разумеется, не настолько категорично. Лишение наследства должно было быть одобрено канцлером. В сложившейся ситуации отец мог это инициировать и одобрить. Но планка установлена очень высоко. Единственным преступлением, при котором автоматически лишали наследства, было преднамеренное убийство Равного. А это один из немногих грехов, в которых Гавар неповинен.
– Я думаю, ты обнаружишь, что законы о лишении наследства довольно жесткие, – напомнил он отцу. – Так что не бросайся словами.
– Гавар, Гавар… – произнес отец, как будто разговаривал не с взрослым мужчиной, а с глупым ребенком. – У нас все еще действует введенное мною чрезвычайное управление. Я – закон. Все может быть изменено в соответствии с требованиями времени.
– Хорошо, тогда мой вопрос: где ты найдешь нового наследника Кайнестона? Я слышал, мой безумный младший брат только что освободил всю прислугу в своем поместье. Мы все понимаем, что это значит – «великий штраф», кажется, так это называется? Отныне никакие рабы не могут быть отправлены в Фар-Карр. Сильюн своим поступком обрек поместье на разрушение. Он и его наследники могут распродать землю, чтобы платить людям, которые будут работать в поместье. Но рано или поздно, когда они заложат последнюю свечу, Фар-Карр ждет неминуемое разрушение. Ты никогда не доверишь Сильюну Кайнестон, чтобы и его не постигла такая же участь.
– Я не собираюсь доверять Сильюну Кайнестон. Но ты, похоже, упустил из виду других достойных кандидатов.
– Других кандидатов нет…
Насмешка сползла с лица Гавара, когда отец повернулся к дивану и одной рукой указал на Боуду, а другой – на Дженнера.
Он это серьезно?
Гавар посмотрел на пару. Посмотрел внимательно. Дженнер был напряжен и бледен, даже веснушки не могли скрыть его бледности. В глазах читались обида и готовность защищаться. Что касается Боуды, его жена всегда была женщиной с острыми краями, от идеально отточенных скул до ядовитого языка. А горе, охватившее ее после смерти сестры Дины, заострило ее до лезвия бритвы.
– Женщина, у которой нет ни капли крови Джардинов, и Джардин, не имеющий Дара, – констатировал Гавар, глядя на отца. – Хорошая альтернатива, но меня этим не купишь.
– Ты еще глупее, чем я думал, – сказал отец. Он подошел к спинке дивана и встал между своими новыми избранниками, положив руку на плечо Боуды. – В случае умственной недееспособности наследника супруга может выступать в качестве доверенного лица до тех пор, пока их дети не достигнут совершеннолетия и старший не получит статуса наследника. По закону Боуда вполне может быть наследницей и леди Кайнестона, пока вашему старшему ребенку не исполнится восемнадцать лет.
– У нас нет детей, и не будет, пока я каждый раз, лежа в постели и поворачиваясь к жене спиной, жду, что она вонзит мне нож в спину.
– О, я не знаю… – покачал головой отец. Его рука соскользнула с плеча Боуды, толстые мясистые пальцы обхватили сзади ее стройную шею. Выражение лица Боуды не изменилось, хотя Гавар был уверен, что видел, как она вздрогнула. – Когда человек напивается так часто, как ты, он может многое не помнить из того, что делает. Я не удивлюсь, если в ближайшее время появится новое поколение Джардинов. Я прав, дорогая дочь?
Пальцы стиснули шею Боуды. За последнее время она так похудела, что казалось, ничего не стоит этим пальцам сжать чуть сильнее, и ее шея сломается.
На что отец намекает? Он приказал Боуде соблазнить Гавара, когда тот будет сильно пьян и сможет осознавать, что делает?
Или… нечто похуже? Его рука так собственнически держит ее за шею. Неужели Боуда может отдаться отцу, чтобы получить шанс отнять у Гавара его право наследника? Немыслимо! Но рядом с ней сидел Дженнер – доказательство того, насколько далеко члены этой семьи готовы пойти, чтобы получить желаемое.
Слишком возмущенный, Гавар, не желая смотреть на свою жену, повернулся к брату. Он сказал Абигайл Хэдли, что предательство Дженнера могло быть результатом давления отца. Но та покачала головой и ответила, что смотрела на Дженнера, который сидел на смотровой площадке вместе с остальными Равными, когда ее вели на эшафот. Он отвел взгляд в сторону. И не выглядел подавленным или опустошенным. Он не действовал под нажимом отца. «Дженнер знал, что он делает», – сказала Абигайл.
Глядя на Дженнера, нервно ерзающего на диване, Гавар понял, что она была права. Дженнер заманил ее и предал. И теперь Гавар понял почему. И он не знал, что испытывает сейчас к брату – жалость или отвращение.
– Конечно, твой брат, – продолжал отец, – в настоящий момент не имеет Дара. Но это также может скоро измениться. Араилт Крован любезно согласился остаться в Лондоне на несколько дней, чтобы осмотреть Дженнера.
– Ты не можешь верить в эту чушь, – произнес Гавар, глядя на брата. – До сих пор никто не смог создать или передать Дар другому. Ты продал Абигайл Хэдли за пустую фантазию. Эта девушка действительно любила тебя.
Сине-зеленые глаза Дженнера налились кровью, лицо вспыхнуло.