Скакуны Зеленых Лугов. Плащ Атласа
Шрифт:
Все единороги шли в направлении ущелья, и Помпея решила поторопиться. Проскакав по меньшей мере двести кустов, Помпея наткнулась на недовольного отца, ожидавшего возле шалаша в голубой рясе и венке из клубничной розы.
– Где ты пропадала? – он спросил это с сожалением.
Помпея все еще была зла на папу и проговорила:
– Искала ответы.
Отец сразу понял, что она ходила к Герату, и решил загладить вину.
– Я почти закончил свой дневник, – сообщил он смущенно.
Помпея постаралась не выдать радости.
– Здорово, – сказала она холодно, а потом ей вдруг стало
Плутарх прокашлялся и сказал:
– После церемонии прочитаешь.
Вот тут Помпея уже не выдержала и воскликнула:
– Слава Уроборосу!
Радость заглушила в ней и грусть, и тревогу. Поставив шкатулку на стол в шалаше, малышка гордо поскакала вслед за отцом, попутно захватив листья мяты из комода в шалаше.
С каждой упавшей каплей единорогов, идущих к ущелью, становилось больше. И вскоре уже три группы, наряженные в яркие камзолы, шли торжественным маршем, напевая хором церемониальную песню.
Мы шествуем
К вечности порогу!
И ступаем на дорогу
Горделивым шагом.
И священные врата,
Что стоят в тумане,
Отворят три сестрицы,
Каждая в белой сутане!
Помпея по привычке подпевала, предвкушая, как после безумной церемонии отец даст ей дневник, и она прочтет его от корки до корки. Малышка и по сторонам успевала смотреть. Все три клана шагали бок о бок. Они отличались по цветам нарядов: Клан Клото был в желтом, клан Лахеса одевался в зеленое, а клан Атропа в голубое.
А Помпея как была без церемониальной одежды, так и осталась без нее. Малышка совершенно не беспокоилась из-за внешнего вида: не впервой уже гулять с всклокоченными волосами, как выражался её отец. Хотя Помпея всегда причесывала свою шелковистую гриву. К тому же единороги так увлеклись празднованием, что не замечали одну белую ворону.
Внезапно начало твориться невероятное: все деревья в Елисейском Лесу зашелестели ветвями под дуновение взявшегося из ниоткуда ветра. Их толстые стволы засияли слабым светом, как во время той проповеди. Это вызвало у Помпеи страх и любопытство одновременно.
На лес уже опустились сумерки, и единороги освещали путь своими искрящимися рогами. Вдалеке показался овраг, затопленный туманом, и Помпея быстро закрыла рот и нос листками мяты. И как раз вовремя, ибо единороги постепенно начали засыпать, но не в привычном смысле.
Их глаза потускнели, движения стали дергаными, а пение – нудным мычанием под нос. Помпея никак на такое поведение не отреагировала, только внутри у нее всегда начинало трястись. И сейчас она хотела уйти с отцом из этой толпы, но не могла. Отец тоже «заснул» и плелся за остальными, и Помпея не могла его бросить, не говоря уже о том, что ее поступок равнялся клятвопреступлению. Малышке оставалось шагать за папой и надеяться на лучшее. Отец рассказывал, что когда он «засыпал», то чувствовал приятную легкость и свободу, словно в хорошей дреме.
У Помпеи был соблазн снять листки мяты, однако ее все время что-то останавливало. Она не могла объяснить, но оно куда древнее и могущественнее, чем сам Елисейский Лес. Возможно, это сам Уроборос ей нашептывал слова. Он всегда будет наблюдать за своими детьми и помогать им…
Помпея, слушая собственные мысли и вторящее им мычание, не заметила, как три клана единорогов дошли до оврага, и в клубах тумана зазвучал голос трех мойр. Помпея слушала их вполуха, зная: что они говорят, не важно, а важно, что ей говорит Уроборос. Малышка не замечала, как сияние деревьев ослабло вблизи оврага, как туман накрыл все вокруг ковром – она внимала словам Великого Созидателя.
Но неожиданный звук отвлек ее. Резкий оглушительный голос произнес:
– Сегодня честь отправиться в Аидовы луга достается Плутарху Краснорогому!
Помпея не удержалась:
– Что?!
И тут же в ужасе закрыла копытом рот. Она беспомощно глядела, как ее отец уходит в туман. По воле Уробороса!
– Папа! – Помпея бросилась за ним.
В несколько прыжков она добралась до ущелья и исчезла в пелене тумана. Вокруг царил жуткий холод и смрад. Во тьме она увидела отца. Он все еще спал и смотрел куда-то вдаль.
Помпея заметила худощавое дерево. Оно выглядело как костлявый мертвец.
Плутарх стоял перед ним. Помпея хотела закричать.
Что-то за деревом шевельнулось.
У малышки пропал голос.
Огромный силуэт возник перед Плутархом. Горящие оранжевым глаза с жестокостью смотрели на безмятежного единорога.
– Идееем в мооои ообъятия… Плууутарх, яяяя поокаажу тееебее Аииидовы лууугааа! – произнес протяжный низкий голос.
– Во имя Уробороса! – Плутарх улыбнулся.
– Паааапааа!..
Глава 2
Служба при Мойрах
Помпея с растрепанной гривой проснулась в кровати шалаша. Дрожащим взглядом осмотрела все вокруг и в порыве мимолетной паники произнесла:
– Папа?
Но вот паника прошла, и она заметила, что стены «шалаша» не сплетены из прутьев, а являются сплошным деревом. А лежит Помпея на перине, набитой сеном, на ложе из старого пня. Единорожка вспомнила: она дома у почившего Герата, и ей снова приснился кошмар о событиях шестидесятилетней давности. Но кажется, что все произошло только вчера.
Помпея протерла копытами голубые глаза и спросонья сказала:
– Это всего лишь сон.
К сожалению, правдивый. Помпея встала со своей кровати-пня и подошла к кухонному столу, где в вазе стояли тюльпаны – память о недавно умершем старом Герате. Она посмотрела на белоснежные бутоны и, вдохнув сладкий запах, успокоилась. Открыв шкатулку, подаренную ей старцем в тот самый день, она достала венок духовницы. Оторвав еще один листок, растерла его на пороге, и в доме сразу стало легче дышать. Потом заварила чай из клубничных роз, уселась у окна и посмотрела на покрытую туманом чащу. Даже за запертыми ставнями еще молодая Помпея чувствовала, как на стены дома давят пары дурманящего тумана.