Скала и Пламя
Шрифт:
— Ты не желаешь со мной разговаривать. Ты не желаешь меня целовать. Ты даже не спишь со мной. Я уж молчу о сексе, — кричала Нори на весь дом. — И ты думаешь, что я не буду хотеть его поцелуев? Его прикосновений? Когда он сам просит, потом требует, потом заставляет. Думаешь, мне было страшно или противно, когда Артур меня держал? Хрена с два. Даже эта боль меня возбуждала.
Эрик сделал шаг вперед, глядя на нее исподлобья, и угрожающе прошелестел:
— Прекрати.
— И не подумаю, — прошептала Нори, задирая нос, но отступая назад. — Расскажи, как ты трахаешь няню Таню.
— Я с ней не сплю. Это у тебя один секс на уме, — шаг вперед.
— Конечно, — кивок, шаг назад, — в других местах у меня его нет. Из-за тебя, козел.
— Выбирай выражения, девочка.
— И не подумаю. Хочешь, позовем ее третьей? Мне Артур много чего рассказал, я теперь подкована в теории. Или желаешь сразу его пригласить в нашу постель? Зачем размениваться на всяких нянь.
— Замолчи, — два шага вперед.
Нори попыталась отступить, но не смогла. Ей оставалось только вжаться попой в столешницу. Но это не остановило ее. Эрик нависал, упершись руками по обеим сторонам от нее, блокируя любую попытку к бегству. Его губы были сжаты, желваки ходили ходуном, а глаза стали почти черными. Но Нори все говорила и говорила.
— Ты ведь практически благословил нас, дорогой. Почему бы не отбросить глупые предрассудки? Давай устроим оргию. Обещаю, я не забуду про тебя.
— Уйди, Нори, — Эрик часто моргал, но это не помогало. — Прошу последний раз. Уйди с глаз.
— А иначе что? — выдохнула Нори, почти касаясь его губ своими, вибрируя от страха, предвкушения и похоти.
Он был так зол, и она тоже. Его темная сущность брала верх впервые за долгое время. И хотя Нори знала, что в таком состоянии Эрик способен на все, что угодно, она не хотела его останавливать. Все было лучше, чем пустота. Слишком долго они прикидывались заурядной супружеской парой со смещенными обязанностями. Настало время безумия. И Нори с удовольствием отключила последние предохранители Эрика.
— Ну что ты тянешь? Все еще не встал? Даже после того, как я предложила групповушку? Тут и у покойника эрекция будет. Неужели прибор отказал?
Безумие.
Последние слова Эрик затолкал Нори обратно в рот своим языком. Он буквально накинулся на ее губы, рыча, как раненый лев.
Безумие.
Треск рвущейся ткани разрезал воздух. Нори не сразу поняла, что муж буквально разодрал на ней майку. Он даже не пытался расстегнуть лифчик, просто сломал застежку и отбросил белье в сторону.
Безумие.
Эрик вцепился в ее волосы и тянул их так сильно, что у Нори заболела голова. Словно хотел снять с нее скальп, продолжая неистово терзать ее губы своими. Но даже эта боль была лучше пустоты. Все было лучше пустоты.
Безумие.
Эрик резко отпустил ее волосы, отвел руки назад и со всего размаха ударил двумя кулаками в ящик за головой жены. Нори вздрогнула, но не моргнула. Потому что не только Эриком, но и ею тоже владело…
Безумие.
Эрик опустил руки, уперся ими в столешницу и нагнулся, чтобы укусить Нори за ухо. Больно. Заставляя ее вздрогнуть. Его зубы прошлись по шее, и вибрации усилились, а к ним присоединился ее протяжный стон.
— Пощады не будет, девочка, — предупредил ее муж.
— Ее и не просят.
— Моя, — прорычал Савицкий, легко забрасывая жену на столешницу. — Ты только моя. Не смей желать его.
— Сделай так, чтобы я не смела.
И он сделал.
Кухня напоминала поле боя, а Эрик и Нори безумных бойцов невидимого фронта. Они не могли вспомнить, кто и когда выключил газ под сковородкой. Оба изумлялись, вытаскивая из волос соломку из моркови и цуккини. И только чудом никто не порезался о разбитые вдребезги чашки из-под кофе.
— Я не хочу убирать, — заявила Нори, хихикая.
— Да, черт с ним. Завтра придет горничная. Пошли в спальню, — поддержал ее Эрик.
До спальни они не дошли, найдя особую прелесть в сексе на лестнице. Но после душа все же упали на кровать, чувствуя, как тела приятно ноют от сладкой истомы.
— Эрик, — тихо заговорила Нори, потершись щекой о его грудь, — почему только сейчас?
Он сглотнул и не сразу ответил.
— Тебе было больно, детка.
— Но…
— Нори, — не дал перебить себя Эрик, — я сдерживался последние месяцы и после родов. Когда мы попробовали первый раз, я едва рассудка не лишился. Мне хотелось тебя разодрать в клочья.
— О, боже, — пискнула Нори.
— О, да, пожалуй, только Бог помог мне тогда. Тебе было больно. Ты не признавалась, но я же видел.
Нори поднялась, села и, отвернувшись от него, заговорила.
— Полгода прошло, Эрик.
— Знаю.
— Я приходила в детскую, а ты…
Савицкий потер переносицу пальцами и через силу признался:
— Сначала, да, я боялся снова сделать тебе больно.
— А потом?
— А потом вошло в привычку.
— Но…
— Я дрочу, Нори. Днем, когда Марго спит, когда тебя нет рядом. А к ночи у меня кончается… все. Я вырубаюсь почти мгновенно. Эти полгода — чертов день сурка. Я не заметил, как они пролетели.
Нори вытирала щеки от влаги, стараясь не всхлипывать. Ей не хотелось, чтобы Эрик видел. Хватало и того, что она себя жалела. Что он жалел себя. Стена, сломанная сексом, безумием и злостью, снова начала расти, разделяя их.
— Почему ты не сказала мне, кроха?
— А ты даешь мне говорить? — огрызнулась Нори. — Те пару часов, что мы проводим вместе вечером, все беседы только о ребенке.
— Что за глупости, Нори?
— Это не глупости, Эрик, — крикнула она, вскочив с кровати. — Каждый раз, когда я пытаюсь сменить тему, ты тактично намекаешь, что я должна внимать тебе, что мне нужно знать все о дочери, включая регулярность стула, режим кормления, прогулок, гардероб на все случаи жизни и прочие тонкости.
— Нори…
— Черт, нет, Эрик. Не Нори. Если я начинаю спорить, ты всем своим видом показываешь, какая я паршивая мать. А я нормальная, Савицкий. Слышишь? Я — хорошая мать. Я люблю Марго. Просто я работаю. И когда мы договаривались, что ты паришься в декрете, а я делаю карьеру, пункта об отказе от секса не было.
— И ты решила утешиться с Артуром? — ввернул Эрик козырь.
Нори всплеснула руками, но крыть ей было не чем. Она так и замерла с открытым от недоумения и негодования ртом. Но Эрик продолжил и без ее ответа: