Скала прощания
Шрифт:
— За что… почему… вы?.. — бормотал он. — Госпожа, я спас вам жизнь!
— Лжец! — рявкнула она и снова залилась слезами.
— Нет, принцесса, это чистая правда. Извините, что ударил вас, но у меня не было выбора.
— Чертов лжец!
— Нет! — голос его был на удивление тверд. — И не шумите. Нам нельзя себя обнаружить. Мы должны затаиться здесь, пока не наступит ночь.
Она сердито фыркнула и вытерла нос рукавом.
— Тупица! — сказала она. — Дурак! Куда мы выберемся ночью, когда мы в море?
На миг воцарилось молчание.
— Не может быть… — слабо протянул монах. — Не может этого быть…
— Ты
— Ох, боги людские, — стонал Кадрах, — как я сглупил! Они, должно быть, отчалили, пока мы спали..
— Пока ты спал, спал пьяным сном. Меня-то просто оглушили!
— Ах, правда ваша, моя леди, хотя лучше бы это было не так. Я действительно напился до потери памяти, но, видит Бог, было что забывать.
— Если ты имеешь в виду удар, нанесенный мне, я тебе о нем не дам забыть.
В темном трюме опять воцарилось молчание. Голос монаха, наконец нарушивший тишину, был исполнен странной тоски.
— Пожалуйста, Мириамель, принцесса, поверьте. Я много раз поступал дурно, но на этот раз я сделал лишь то, что полагал необходимым.
Она возмутилась:
— Ты полагал необходимым! Я встречала наглость, но…
— Отец Диниван мертв, госпожа, — слова эти вырвались поспешно. — И Ранессин, Ликтор Матери Церкви тоже. Прейратс убил их обоих в самом сердце Санкеллана Эйдонитиса.
Она попыталась заговорить, но что-то застряло в горле.
— Они?..
— Мертвы, принцесса. К завтрашнему утру известие это распространится по Светлому Арду, как степной пожар.
Об этом невозможно было думать, невозможно было это представить. Милый дружелюбный отец Диниван, краснеющий как мальчишка! А Ликтор, который хотел, чтобы все было в порядке, как-то уладилось. Теперь уж ничто не будет в порядке. Больше никогда.
— Ты не врешь? — спросила она наконец.
— К сожалению, госпожа. Как бы я хотел, чтобы это была еще одна ложь в длинном списке моих грехов, но это не так на сей раз. Прейратс правит Матерью Церковью или почти что правит. Единственные ваши друзья в Наббане погибли, — вот почему мы с вами скрываемся в трюме корабля, который стоял на якоре в доках Санкеллана…
Монаху трудно было продолжать, и то, как у него перехватило горло, больше всего остального убедило ее в правдивости его слов. Темень во чреве корабля, казалось, сгустилась. В этом неизмеримо долгом промежутке времени, что последовал за трагическим рассказом, Мириамель излила все слезы, что сдерживала с того момента, как покинула дом. Ей казалось, что белая пелена отчаяния окутывает весь мир.
— Так где же мы? — спросила она наконец. Обхватив колени руками, она раскачивалась взад-вперед в такт качке судна. Скорбный голос Кадраха прошептал из темноты:
— Я не знаю, моя леди. Как я уже сказал вам, я донес вас до судна, которое стояло на якоре у Санкеллана. Было темно.
Мириамель попыталась собраться с духом, благодарная небу, что никто не видите ее покрасневшего от слез лица.
— Да, но чей это корабль? Как он выглядел? Какой знак был на парусах?
— Я
— Какой птицы? — спросила она настойчиво.
— Морского ястреба, кажется, или чего-то в этом роде. Черно-золотой.
— Скопа, — Мириамель села прямо, возбужденно забарабанила пальцами. — Это Дом Превенов. Интересно, за кого они? Но я так давно не была там! Возможно, они поддерживают моего покойного дядю и отвезут нас в безопасное место, — она грустно усмехнулась себе самой, потому что темень скрывала ее от монаха. — Только где это может быть?
— Поверьте мне, госпожа, — сказал он горячо. — В такое время самые холодные, темные, самые отдаленные пещеры Пика Бурь для нас безопаснее Санкеллана Эйдонитиса. Я сказал вам, что Ликтора Ранессина убили! Представляете себе, насколько возросла власть Прейратса, если он мог убить Ликтора прямо в Доме Божием?
Пальцы Мириамели вдруг перестали выбивать дробь.
— Ты сказал нечто странное. Что тебе известно о внутренних чертогах Пика Бурь, Кадрах?
Тот непрочный мир, который возник благодаря пережитому ужасу и потрясению, вдруг показался нелепым. За внезапной вспышкой гнева Мириамели крылся страх. Кто же этот монах, которому так много известно и который так странно ведет себя? И вот она снова доверяется ему, попав в ловушку — в темное место, куда он сам ее и завел.
— Я задала тебе вопрос.
— Моя леди, — произнес Кадрах, подыскивая слова. — Есть многое…
Он неожиданно замолк. В трюме раздался резкий звук открываемого люка, и он озарился светом факела, когда крышка люка поднялась. Ослепленные, принцесса и Кадрах бросились за бочки, пытаясь пролезть в укрытие, как черви в земле, потревоженные лопатой. Мириамель успела заметить фигуру, спускающуюся по лестнице. Она сжалась в комочек у внутренней стенки трюма, подобрала нога и спрятала лицо в опущенный капюшон.
Тот, что вошел, производил очень мало шума, осторожно пробираясь между ящиками с провизией. Колотящееся сердце Мириамели, казалось, выпрыгнет из груди, когда шаги внезапно остановились в нескольких локтях от нее. Она задержала дыхание в напрягшихся легких, пока не почувствовала, что они готовы разорваться. Звук бьющихся о борт волн звучал в ушах, как рев быка, но странное музыкальное гудение, похожее на сонное гудение пчел, сопровождало его. Потом этот звук внезапно прекратился.
— Почему ты здесь прячешься? — спросил голос, сухой палец дотронулся до ее лица. Сдерживаемое дыхание Мириамели вырвался наружу, глаза ее распахнулись. Голос воскликнул: — Да ты еще совсем ребенок!
У той, что склонилась над ней, была бледно-золотистая кожа и широко поставленные темные глаза, которые смотрели из-под челки седых волос. Она казалось старой и хрупкой: платье с капюшоном не скрывало ее тонкой фигуры.
— Вы ниски? — ахнула Мириамель, потом закрыла рот ладонью.
— Что здесь удивительного? — сказала та, подняв тонкие брови, Лицо ее, покрывала сетка морщин, но движения были точны. — Где же и найти ниски, как не на глубоководном корабле? Вопрос в том, юная незнакомка, как вы здесь оказались? — она повернулась к тому месту, где в потемках все еще скрывался монах. — Этот вопрос относится и к вам, человек. Почему вы скрываетесь в трюме?