Скалолазка и Камень Судеб

Синицын Олег Геннадьевич

Серые глаза американца смотрели по-другому. Они вновь стали чуткими и добрыми. А еще в них что-то светилось. Думаю – та искра, которую погасил электронный стержень.

– Дуглас, вы можете говорить?

– Да, – раздалось из приоткрывшихся губ. Фернандо молча поднялся и направился к выходу.

Я дотронулась до него, когда слепой старик проходил мимо. Он кивнул, принимая благодарность, и вышел, затворив дверь. Я села на его стул рядом с кроватью и взяла вялую ладонь Чедвика.

– У вас теплые руки, – пробормотал он. – Приятно ощущать прикосновение женской руки… Чувствую себя так, словно вернулся из концлагеря. Не могу поверить, что этот кошмар закончился.

– Все в порядке. Теперь вы свободны.

Чедвик

часто заморгал, брови поднялись, на лбу появились морщины.

– Боль накатывается волнами, – объяснил он, как только приступ прошел. – То придавит, то отпустит… Но это ничто по сравнению с прежними ощущениями… Мой разум был словно заключен в клетку. Мозг горел… И все время хотелось пить.

– Вы помните, что произошло с вами?

– Последние дни вспоминаются словно во сне. Страшном, дурном сне. Некоторые мои поступки меня просто ужасают… Я, кажется, ударил вас.

– Ничего страшного.

– Простите.

Я расправила складку на одеяле. Теперь можно задать вопрос, который меня интересовал:

– Что произошло в Баварии?

Чедвик отвел взгляд и уставился в потолок.

– Да, черт возьми. И Бавария не приснилась… – Он снова поморщился. То ли боль накатилась, то ли воспоминания давались с трудом. – Я прятался. Если вы помните, перед этим на меня вышли арабы. Не знаю как… Возможно, где-то я допустил ошибку. Пришлось быстро ее исправлять…

Он вспомнил о том, как в автомобильной пробке нашу машину окружила целая банда арабов.

– Оказавшись в Мюнхене, я снял номер в гостинице. Помню, наступил вечер. Город осветился огнями, но с моего седьмого этажа было заметно, что темнота вокруг сгустилась особенно непроглядная. Я включил телевизор, ожидая новостей. Потом – телефонный звонок от вас. А затем… На улицах стали гаснуть огни – один за другим. И волна темноты неумолимо приближалась к гостинице. Словно армия озлобленных хулиганов катилась по улицам и громила иллюминацию. Я не мог оторваться от окна. Настолько был заворожен, что пропустил момент, когда электричество пропало в номере…

Комната погрузилась во тьму. Телевизор взвизгнул и погас. Находившийся в моем кармане фонарик работать не пожелал. Я нашел в баре полную бутылку финской водки. Запихнув в горлышко тканевую салфетку, поджег ее от зажигалки. Получился импровизированный светильник. Когда поднял его над головой, обнаружил, что нахожусь в комнате не один… Нет, в ней не было людей, если вы подумали об этом. Еще когда я откупоривал бутылку, воздух в номере показался густым, с резким запахом. Я решил, что наверняка это пахнет водка: в темноте непонятно – обычная она или с травами, тем более я водку не пью… Осветив стены своим светильником, я обнаружил, что они потрескались. Акварельный натюрморт поплыл. Краски потекли, изображение смазалось, но весьма странным образом. Полосами, или дорожками. Не могу сказать, чем можно воздействовать на картину, чтобы добиться подобного эффекта. Но я клянусь, что дорожки образовали буквы.

– Что же это были за буквы? – спросила я.

– К сожалению, я не успел их разобрать. Потому как заметил висящее в воздухе черное пятно.

– Пятно?

– Пятно. Потемневший сгусток воздуха; клубящуюся тучку размером с кулак. При виде маленького черного пятна, висящего в воздухе прямо посреди моей комнаты, я испытал удушающий страх. Знаете, мне много пришлось повидать за время работы в спецотделе. Но даже когда меня поймали колумбийцы и начали отпиливать ноги – я совершенно серьезно: остались рубцы на голени! – даже тогда я не испытывал подобного страха. Мне показалось, что черное пятно разумно! И это разум настолько недобрый, что черная злость так и сочится из него… Бутылка не удержалась в моих руках, я уронил ее на мраморный столик. Она разбилась, водка растеклась по столу, паркету. И вспыхнула. – Чедвик крепко зажмурился. Скорее всего, опять

от боли. Затем открыл глаза. – Огонь взметнулся и озарил комнату. Я с ужасом обнаружил, что темные сгустки окружили меня. Они прятались в темноте до поры. Не меньше двух десятков злобных существ, которые готовы наброситься на тебя и разорвать, – пираний, созданных из воздуха… И они кинулись. Всей стаей. Собрались, сгруппировались в молот. И он ударил с такой силой, что я вылетел из окна седьмого этажа.

Трудно вспомнить, что происходило со мной до падения на мостовую. Как я пролетел эти семь этажей? Помню, вокруг было облако из осколков стекла, кусков деревянных рам. А еще эти твари… Сгустки летели рядом, сопровождая меня. Все случилось настолько быстро, что я и опомниться не успел… Перед ударом о мостовую, когда я живо представлял на ней свои разлетающиеся мозги, твари очутились подо мной. Столкновение вышло жестким и оглушило болью. Но далеко не таким, как если бы я врезался в каменный тротуар.

Последнее: твари все же бросили меня. В ноги Кларку, который ожидал внизу… По-вашему, я рассказываю чушь?

– Я слишком много видела, чтобы считать это чушью, – серьезно произнесла я.

– Затем я потерял сознание. Изредка оно возвращалось, и я видел белые светящиеся стены, молочные трубки, тянувшиеся ко мне и похожие на щупальца. Видел руки роботов – снежные даже в сочленениях. А еще видел бесчувственные глаза – все остальное скрывали маски тошнотворной белизны… Удивительно ярко на стерильном фоне смотрелись капли крови. Словно частицы живой протоплазмы, вырвавшиеся из другого мира… Капли моей крови, попавшие на перчатки и на одежду мучителей… Мне кажется, что я умирал дважды. Переживал клиническую смерть. Моя душа выходила из тела, рвалась на свободу. Но врачи возвращали ее обратно. Потом начался просто кошмар. Меня словно посадили внутрь андроида, похожего на меня, думавшего, как я. Управлять им я не мог. Лишь наблюдал со стороны и мучился… Андроид выполнял неизвестную мне программу, поступки его порой ужасали. Он обладал властью над другими людьми. И в то же время сам был рабом одного человека… Правда, теперь у меня язык не поворачивается назвать его человеком. Под черным свитером он скрывает бездну, потому-то самое подходящее для него прозвище – Левиафан!

Я дотронулась губами до его бледного запястья:

– Левиафану вас не отыскать.

Он вздрогнул при этих словах.

– Я ненавижу его, – едва слышно произнес Чедвик. – Клянусь, приложу все силы, чтобы стереть это чудовище с лица Земли. Вы увидите – я сделаю это!

Сама не знаю почему я произнесла:

– Он использовал против вас молох?

Чедвик замолчал, уставившись в одну точку:

– Я не знаю, что такое молох. И вы не знаете. Но то, что я видел….Силы, которые использовал против меня Кларк, – всего лишь предвестники, протуберанцы того молоха, о котором он говорил.

Я долго молчала перед следующим вопросом:

– Вы слышали о моем отце? Его звали Игорь Баль.

Джип летел по старой заброшенной дороге, что поднималась между скал на скособоченную гору. Попадавшие под колеса трещины и камни заставляли его подпрыгивать. На другой машине я бы давно колесо потеряла. Какое счастье, что Лукас взял напрокат этот внедорожник!

Иногда по левую руку возникали пропасти. На таких участках следовало снизить скорость. Но я упрямо давила на газ, и сердце замирало, когда колеса проносились в каких-то сантиметрах от края. Каждый раз на волосок от смерти. Сбавить скорость! Нельзя. До затмения осталось не больше тридцати минут. Если поднять глаза, то видно, что луна подобралась к слепящему диску солнца и потемнела. Тридцать минут – и сотня километров по морю!..