Скандальный роман
Шрифт:
– Отлично, – рычу я. – Удачи тебе.
– Спасибо, что позаботился о детях. Доброй ночи.
– Пошла ты, а?
– Взаимно, Леш.
И снова эти долбаные короткие гудки. Черт. Я не думал, что меня так взбесит мысль о том, что Аня кого-то найдет. Бл*дь, я понимал, что молодая красивая женщина не останется без внимания, но… На самом деле мне все время казалось, что наш разрыв носит временный характер. Что ей надоест дуться, и она вернется. Хотя нет, не казалось, мне хотелось в это верить. В глубине души я понимал, что все кончено, но не желал мириться с этим. И дело тут даже не в желании восстановить семью, а в отрицании и в чувстве вины, в осознании, что я все разрушил, что на мне лежит львиная доля ответственности даже за то, что теперь моя жена встречается с другим мужчиной. И она приведет его в дом. Где живут
Черт побери.
Свихнуться можно.
И самое отвратительное во всем этом, что я ничего не могу сделать, ничего не могу изменить или исправить. Мне необходимо успокоиться. Собраться, подумать. Мой брак рухнул не сегодня. Я жил последние два года один и не раз предпринимал попытки исправить отношения с женой, наладить контакт, построить мосты, вымолить прощение. Но ничего не выходило. Видимо, что-то между нами утеряно безвозвратно. Она меня разлюбила, разочаровалась, устала. Мы перестали слушать друг друга, разговаривать, меня поглотила новая яркая жизнь, а Аня не хотела, чтобы я менялся. Новый я ее не устраивал, и, возможно, это стало началом конца. Человек, за которого она вышла замуж, разительно отличался от того, кем я начал становиться. Не сразу. Все происходило постепенно, неосознанно. Любые изменения не происходят внезапно. Это долгий процесс.
Я превращался в раздражительного, циничного, замкнутого, погруженного в собственные мысли, забывающего про дни рождения детей и знаковые даты для нашей семьи недоумка. Все больше уходил в себя, теряя связь с реальностью. А потом неожиданный успех, переезд, мой псевдоним во всех газетах, репортажи, интервью, толпы поклонников, хвалебные отзывы критиков. Мы верили, что новая страна и популярность изменят нашу жизнь, сделав ее не только более качественной материально, но и оживит отношения. Так и было в первый год. Я был нарасхват, Аня занималась бытом. Дети просто радовались огромному дому и куче новых игрушек. А потом, когда первая волна эйфории спала, я понял, что должен двигаться дальше, что успех одной книги – это не предел моих возможностей. Я стал пытаться писать, но… не выходило ничего дельного, одна сплошная пустота. Я не слышал голосов, не видел новых героев. Словно портал, который был открыт мне ранее, захлопнул перед носом свою дверь. И тогда и начался затяжной творческий кризис, проблемы с алкоголем, раздражительность, вспыльчивость. Аня пыталась меня поддерживать на первых порах, но потом устала. У нее уже было двое детей, и нянчиться со мной не входило в ее планы. Тем более, что более избалованного, неблагодарного и жесткого ребенка, чем я, невозможно представить. Период борьбы с моими тараканами и творческим кризисом для нее стал переломным. И она опустила руки, предоставив меня самому себе, заняв пост стороннего наблюдателя. И в ее глазах появился сначала холод, потом разочарование и пустота. Я видел это еще раньше, когда мы жили вместе. Она тоже старалась сохранить то, что от нас осталось. Мы проиграли. Оба.
Глава 4
После лекции я успеваю забрать Дэниела с футбола – обычно он добирается до дома с водителем, но мы решили немного прогуляться в Центральном парке. Он долго рассказывает мне о своих тренировках, и в эти секунды его голубые глаза горят куда ярче, чем рождественские огни, украшающие уже голые деревья. Атмосфера в парке царит волшебная, по аккуратным дорожкам ездят повозки с колокольчиками, и кучером, переодетым в красный, рождественский костюм. Повсюду продают имбирные пряники, карамельные палочки, и елочные украшения. Покупаю себе хрустальную снежинку и так и гуляю с ней по парку, покручивая игрушку в руках. Это невероятно успокаивает, и рядом с братом я отвлекаюсь от всех своих проблем.
– Иногда мне кажется, что я только зря стараюсь. Папа никогда не придет на мою игру… – он со злостью швыряет сухую ветку в траву, с отчаянием глядя на верхушки небоскребов, что возвышаются над голыми деревьями парка. – Я скучаю, – опустив плечи, тихо произносит Дэниел. И мне не нужно спрашивать, чтобы понять, кого он имеет в виду.
Он скучает по маме.
Мне было столько же лет, сколько ему сейчас, когда я в последний раз поцеловала ее перед тем, как уйти на учебу. Я просто бросила «до вечера, мам» и наспех обняла ее, уверенная в том, что вечером мы будем пить чай с конфетами и разговаривать по душам. Мы часто так делали. Даже когда она заболела, мама никогда не переставала улыбаться и интересоваться тем, что происходит в моей жизни. А я не понимала…не понимала, насколько все серьезно, а Дэнни и вовсе плохо помнит себя в восьмилетнем возрасте. Даже когда в период обострения болезни прощалась со мной и плакала, я не верила в то, что это по-настоящему. Это не с нами – повторяла себе я. Почему-то до последнего была уверена в том, что у нашей семьи, у нашей сказки будет счастливый конец, и мамочка обязательно выздоровеет.
Но как бы сильно я ни молилась, как бы сильно ни верила в то, что она победит болезнь, этого не случилось. В тот вечер, когда я пришла из школы, маму увезли на скорой, и я даже не успела с ней попрощаться…
Я не попрощалась с ней.
Она просто не хотела, чтобы мы с Дэнни приезжали в больницу. Не хотела, чтобы мы видели ее такой.
«Пусть запомнят меня красивой и улыбающейся» – эти мамины слова мне передала бабушка, а дальше…слишком больно вспоминать это. Через три дня ее не стало, и весь мой мир рухнул.
Я потеряла часть своего сердца, большую его часть. И на долгие месяцы ушла в себя.
– Она смотрит на тебя, Дэнни. И гордится тобой, – я кладу руку на голову брата и смотрю на кучерявые облака, медленно плывущие по небу.
– Откуда ты знаешь? Я уже не маленький. Хватит говорить это.
– Ты большой, Дэнни, но ты всегда будешь моим мелким братом. Занозой в одном месте, – улыбаюсь сквозь слезы, сильнее сжимая в руках хрустальную снежинку.
– Я хочу видеть на игре всю семью. Мне надоело, что я ни с кем не могу поделиться своими успехами! – ворчит брат.
– Дурак. Со мной же можешь. Я приду, обязательно приду, мое солнце, – ему четырнадцать, но я все равно прижимаю его к себе, и ободряюще хлопаю брата по плечу.
– У тебя все получится, Дэнни. Верь в свою мечту. Я в тебя верю. Ты все делаешь правильно. Придет день, когда папа будет тобой гордиться. Обещаю, – говорю брату слова, которые мечтаю услышать сама, но на душе все равно становится теплее и легче.
Возвращаясь домой, я собираюсь отправиться на работу, но мне звонит Лидия – управляющая клуба, в котором я иногда подпеваю артистам на бэк-вокале. Смены сегодня не будет, потому что девочка, которую я должна была подменить, сама выходит на работу. Мой телефон без конца обрывает Колин и еще несколько поклонников, но сегодня вечером я их всех посылаю, собираюсь погрузиться в книгу «Last Victim».
Я не хотела читать, правда. Но в мире найдется мало вещей более сильных, чем женское любопытство.
Мне было интересно заглянуть в его душу.
И мной движет именно оно, когда я все-таки вбиваю его имя в поисковой строке гугла в надежде добыть факты, которые меня разочаруют. И мне удается их найти…
Информации об Алексе чертовски мало. Переехал в Америку по визе для талантливых людей пять лет назад, когда начались съемки по мотивам его романа. Успех был ошеломительный, фильм окупил себя семь раз. Как же он прошел мимо меня? Очевидно, я в это время ко вступительным готовилась. Судя по официальным данным, наш объект не женат, к тому же его постоянно замечают с новыми женщинами и не все они…хм, «хорошего» качества. Некоторые из них похожи на откровенных, дешевых шлюх, которых он цепляет в клубе. Это отвратительно. И чем, интересно, он отличается от Колина? А с виду и не скажешь…
Идем дальше. На нескольких фотографиях я вижу с ним одну и ту же девушку и мгновенно напрягаюсь, прежде чем прочитать статью о его литературном агенте Стэйси Риз.
Больше не в силах терпеть, я покупаю книгу Алекса Джордана в электронной версии, но прежде чем удобно устроиться на диване под пушистым пледом и с чашкой горячего какао с маршмеллоу в руках, я проверяю новые отзывы на свой роман.
«Это отвратительно. Герой – убогое создание. Почему тридцатипятилетний мужик ведет себя, как малолетка? Писательница, тоже мне. Не смеши, малолетка.» – стараюсь не принимать близко к сердцу слова диванного критика и читаю дальше.