Скандалы советской эпохи

Раззаков Федор Ибатович

В начале марта 72-го съемочной группе разрешили провести локальные съемки уходящей зимней натуры. Местом съемок были выбраны окрестности под городом Зеленогорском, что на берегу Финского залива (50 км от Ленинграда). Там должны были быть отсняты «зимние» эпизоды: блуждания путешественников по ледяным торосам. Съемки должны были начаться 9 марта, и съемочная группа уже готовилась к выезду, когда пришло известие, что Высоцкого с роли снимают. Эту новость режиссер фильма Мкртчян узнал от генерального директора «Мосфильма» Николая Сизова. Режиссер был в шоке. «Чем же Высоцкий не подходит?» – спросил он директора. Тот замялся. «Да он такой неинтересный, – наконец нашел что сказать Сизов. – Короче, он вам не подходит». Глядя на то, как директор себя ведет – прячет глаза, нервно покашливает, – Мкртчян понял, что дело здесь совсем не в

том, что Высоцкий не устраивает студию как актер. Но тогда в чем? Ответ на этот вопрос режиссер получил спустя несколько часов, когда позвонил Высоцкому домой, чтобы предупредить его о случившемся. И актер объяснил ему, что произошло. Оказывается, несколько дней назад его песни передавали по «Немецкой волне», что было расценено властями как враждебная акция. Ведь на Западе Высоцкого постоянно подавали публике как протестного певца, критика советского строя.

И все же даже после того, как дирекция студии приняла решение снять его с роли, актер не оставлял надежды уладить конфликт. «Ты сможешь не начинать съемки без меня хотя бы три дня?» – спросил он у режиссера. «Смогу, но зачем?» – удивился Мкртчян. «Я попытаюсь попасть на прием к Шауро», – ответил Высоцкий (как мы помним, Василий Шауро руководил Отделом культуры ЦК КПСС). Мкртчян пожелал ему удачи в этой трудной миссии. Мкртчян не обманул Высоцкого. В течение двух дней группа находилась на берегу Финского залива, но съемки не проводила – занималась подготовительными работами. А на третьи сутки из Москвы пришла телеграмма от Высоцкого: «Можете взять любого. Меня не утвердили». Потом ходили разговоры, что Высоцкий ходил к Шауро домой, пел ему песни, которые он специально написал для фильма. Шауро песни похвалил, после чего сказал: «А зачем вам эта „Земля Санникова“, если вы в этом году еще в двух фильмах будете сниматься (речь идет о фильмах „Четвертый“ Александра Столпера и „Плохой хороший человек“ Иосифа Хейфица)? Так что определитесь: туда или сюда». Высоцкий выбрал Столпера и Хейфица. Хотя, отказываясь от «Земли…», он резал по живому: получалось, что кому-то можно сниматься в трех, четырех, а то и пяти фильмах в год, а ему нельзя. Всю горечь от этих событий Высоцкий потом излил на бумаге. В письме Станиславу Говорухину он писал:

«Я не так сожалею об этой картине, хотя и роль интересная, и несколько ночей писал я песни, потому что (опять к тому же) от меня почему-то требуют тексты, а потом, когда я напишу, выясняется, что их не утверждают где-то очень высоко – у министров, в обкомах, в правительстве, и деньги мне не дают, и договора не заключают. Но возвращаясь к началу фразы, нужно просто поломать откуда-то возникшее мнение, что меня нельзя снимать, что я – одиозная личность, что будут бегать смотреть на Высоцкого, а не на фильм, а всем будет плевать на ту высокую нравственную идею фильма, которую обязательно искажу, а то и уничтожу своей неимоверной скандальной популярностью. Но сейчас, Славик, готовится к пробам Карелов со сценарием Фрида и Дунского, и все они хотят меня, а если такие дела, то мне и до проб не дойти, вырубят меня с корнем из моей любимой советской кинематографии. А в другую кинематографию меня не пересадить, у меня несовместимость с ней, я на чужой почве не зацвету, да и не хочу я…»

Высоцкий оказался прав: в картину Евгения Карелова «Высокое звание» его действительно не пустили, обрубив его кандидатуру еще на стадии кинопроб. Ведь там Высоцкому предстояло сыграть роль красного командира, прошедшего путь от рядового до маршала. В итоге на главную роль был приглашен Евгений Матвеев.

Но вернемся к «Земле Санникова».

Поскольку запрет на Высоцкого случился перед самым началом съемок, замену ему нужно было найти срочно. В итоге роль досталась Олегу Далю, которого немедленно вызвали в Зеленогорск. Ехал он туда без особого энтузиазма, поскольку любил работать с режиссерами, которых знал лично либо что-то о них слышал. Этих он вообще не знал. Видимо, поэтому на съемки он заявился… в дымину пьяный и страшно обиженный, что его пригласили не сразу, а только в качестве замены Высоцкого. Однако с приездом Даля съемки наконец-то начались. Были отсняты следующие эпизоды: шхуна во льдах; проход путешественников через снежные торосы; похороны членов предыдущей эскпедиции.

Между тем скандалы продолжали сотрясать съемочную группу. Режиссерам никак не удавалось найти общего языка с исполнителями главных ролей: те считали их дилетантами и в открытую игнорировали половину их предложений. Особенно сильно негодовал Сергей Шакуров, который в итоге вообще перестал слушаться режиссеров и работал, исходя из собственных взглядов на съемочный процесс. Затем к нему присоединились Даль с Дворжецким. Что касается Вицина, то он в конфликтах с режиссерами не участвовал, предпочитая выдерживать стойкий нейтралитет. Естественно, долго такая ситуация продолжаться не могла.

В двадцатых числах марта, примерно за неделю до конца экспедиции, грянул взрыв: актерская троица решила бить челом «Мосфильму», чтобы его руководство немедленно, пока съемки только начались, назначили пусть одного, но опытного режиссера взамен двух молодых и неопытных. Была послана весьма дерзкая телеграмма: «Сидим в говне на волчьих шкурах. Дворжецкий. Вицин. Даль. Шакуров». Однако руководство студии заняло принципиальную позицию: режиссеры остаются прежние. Решение, в общем-то, объяснимое, поскольку в кино действуют те же законы, что и на любом производственном предприятии, где в конфликте между бригадиром и подчиненными руководство старается отстоять интересы первого, а не вторых. Будь среди актеров, снимавшихся в «Земле Санникова», хоть один народный артист СССР (Вицин «народного» получит в 77-м, да и он в этом конфликте, как мы помним, занимал нейтральную позицию), может быть, ситуация приняла бы иной оборот. А так, едва экспедиция вернулась в Москву, «бунтовщиков» немедленно вызвали к руководству.

В течение месяца каждому из них усиленно промывали мозги на предмет того, чтобы они отказались от своих претензий к режиссерам. «Промывка» имела успех. Вицин первым согласился сниматься дальше с теми же режиссерами, поскольку его жизненная установка всегда была одна – избегать всяческих конфликтов. Затем «сломался» Дворжецкий, которого приперли к стене личными мотивами. Он, будучи иногородним, ждал квартиры в Москве, а на студии его поставили перед выбором: либо снимаешься дальше как есть, либо квартиры тебе не видать как собственных ушей. Последним сдался Олег Даль. И только Сергей Шакуров оказался самым крепким орешком. Чем только его не умасливали, какими карами не грозили, он продолжал стоять на своем: сниматься буду только с другим режиссером. В итоге ему влепили выговор и сняли с роли. Причем, поскольку зима к тому времени уже благополучно завершилась и переснимать сцены с участием Шакурова было невозможно, было принято решение их оставить. Поэтому наблюдательный зритель может заметить, что в «зимних» эпизодах фильма мелькает лицо Сергея Шакурова, хотя в титрах значится совсем другой актер.

После снятия с роли Шакуров навсегда прервет свои отношения с Далем и Дворжецким: столь велика будет его обида на них за уступчивость руководству студии. Как заявит много позже сам актер: «Влад и Олег меня предали: они согласились работать дальше. Я пошел до конца и написал заявление. По моему поводу было два худсовета на „Мосфильме“. Но я уже не мог отказаться, остановиться. Это было бы вопреки моему разуму, который мне в тот момент говорил: „Ты что, Сергей, делаешь?“ Но у меня, кроме бешенства, ничего не было. А после бешенства наступила апатия. Я вырубил этих двух людей из своей жизни – Даля и Дворжецкого…»

Самое интересное, что несмотря на то, что главный «смутьян» Сергей Шакуров был из группы благополучно удален, общую атмосферу съемок это не оздоровило. Например, Даль продолжал гнуть прежнюю линию и мало поддавался режиссерской «дрессировке». Как вспоминает А. Мкртчян: «Работать с Далем было трудно: в то время он пил и пил очень много, можно сказать, безбожно. Представьте, мы назначаем режимные съемки в 5 утра, а Даль уже в это время приходит на площадку с песней. Я спрашиваю: „Когда он успел?“ А мне отвечают: „Он даже не ложился“. Когда Даль не пил, он был прекрасный человек, тонкий, чувствующий, а когда пил, становился невменяемым. Невозможно было с ним разговаривать…»

Сам Даль, вернувшись со съемок под Ленинградом в Москву, оставил в своем дневнике следующую запись: «Мысли мои о нынешнем состоянии совкинематографа („Земля Санникова“). Х и У клинические недоноски со скудными запасами серого вещества, засиженного помойными зелеными мухами. Здесь лечение бесполезно. Поможет полная изоляция…»

14 июля съемочная группа перебралась в Нальчик, чтобы отснять эпизоды с участием племени онкилонов. Именно там в съемочную группу влился новый участник: актер Юрий Назаров, которого уговорили заменить Сергея Шакурова в роли Губина. Как вспоминает сам актер, еще в аэропорту, где его встречал Альберт Мкртчян, он начал догадываться, что зря согласился на участие в этом фильме: первый контакт с режиссером у него не получился. Предчувствия не обманули Назарова: съемки превратились в одну сплошную муку.