Скандерия
Шрифт:
— Если не секрет, у вас есть племянники? — продолжал расспрашивать Грибницкий.
— Да, двое. Младший пока в яслях при больнице, где работает отец, а старшая в этом году пошла в школу.
— Туда, где вы преподавали? — спросила вдруг Ева со своего места.
— Да, туда. — Истомин нахмурился. Он не обратил внимания на Еву и Агнессу, сидевших совсем рядом.
— А муж у вашей сестры есть? — снова спросила Ева, запрокинув голову, чтобы лучше видеть Истомина.
— Не думаю, что это корректный вопрос, Ева, — сказал Грибницкий, выразительно поводя кустистыми бровями.
— А, ну
— Надеюсь, ваша сестра станет высококлассным специалистом, — сказал Грибницкий, обращаясь к Истомину.
— Я тоже на это надеюсь, — пробормотал тот.
— Вот именно, — снова подала голос Ева. — Ничего нет хуже, чем недоврач. Или недопедагог, или другой плохой специалист. Не умеешь — ищи другое место.
— Кажется, пора собираться. — Грибницкий посмотрел на часы и, кряхтя, поднялся с шезлонга.
Солнце уже село, когда студенты загрузились в омнибус. Небо затянули тучи, и огни города ярко просвечивали сквозь тёмные запотевшие окна, залитые струями дождя. Грибницкий, стоило ему усесться в мягкое кресло, тут же заснул, Истомин использовал время в пути, чтобы набросать в планшете отчёт о пикнике.
Омнибус плавно завернул на стоянку у Гимназии, где студентов уже ждали их авто с водителями. Истомин проследил, чтобы студенты организованно вышли, и отмечал всех в таблице, пока они, ёжась от мокрого холода, приплясывали рядом. Вдруг кто-то ткнул Истомина промеж лопаток, так что он даже непроизвольно вскрикнул. Обернувшись с готовностью отчитать зарвавшегося ученика, Истомин захрипел, проглотив свой порыв — сзади стоял Грибницкий и выразительно двигал густыми бровями. Видимо, он ткнул Истомина тростью. Вопрос о происходящем так и остался незаданным, потому что раздался звонкий девчачий возглас, потом кто-то громко произнёс:
— Ничего себе!
Гриб разочарованно закатил глаза и захромал к воротам, на ходу размахивая тростью, чтобы разогнать скучившихся студентов.
— Расходитесь! Расходитесь! — рокотал Грибницкий. — Не на что здесь смотреть!
— Да ну! А может, есть? — Ева проскользнула мимо Истомина.
— Не подходите! — гремел голос Гриба. Пробираясь сквозь толпу, Истомин в резком свете фонарей увидел силуэт старого профессора, поднявшего руки вверх, чтобы не дать студентам подойти к… Истомин замер на миг, потом прибавил шаг. За спиной профессора плавно поворачивался чей-то силуэт, возвышаясь на метр над Грибом. На одном из фонарей висел человек. Лампа фонаря не работала, поэтому качающаяся фигура висельника как бы мерцала, освещаемая лишь косыми лучами, и от этого походила на привидение.
— Да это просто манекен! — разочарованно протянул кто-то из студентов.
— А одет как Лера, — сказал где-то рядом голос Хуберта Подпорожского.
Истомин наконец добрался до погасшего фонаря. Действительно, на верёвке болталась пластиковая кукла в человеческий рост, одетая в рваные джинсы и чёрную футболку с белым принтом. На голове криво висел парик в виде стрижки-каре.
— С чего ты взял, что это Лера? — раздался голос Евы.
— Видишь, у неё на футболке Вавилонская башня, — пояснила какая-то девочка. — У Леры была
— Может, это и есть её футболка? — предположил кто-то из студентов.
— Смотрите-ка! — одна из девочек, пробравшаяся мимо Грибницкого к манекену, крутанула его по оси. Медленно повернувшись, кукла подставила неверному свету спину, на которой оказался приколот большой пластиковый лист, исписанный разноцветными маркерами.
— Что там? Что? — спрашивали студенты, вытягивая шеи.
— «Убита за правду», — громко прочитала девочка, уворачиваясь от Гриба.
Пытаясь не пустить студентов ближе, Истомин краем глаза заметил, как Ева, только что с энтузиазмом разглядывающая куклу, резко развернулась и, не обращая внимания на толпу и выкрики окружающих, стала проталкиваться к стоянке, где у машины её ждала Агнесса. Сложив на груди руки, она спокойно наблюдала за происходящим. Как только подбежала Ева, они быстро сели в машину и уехали.
Глава 7
Через неделю девочки собрались в пентхаусе семьи Евы на девичник, устроенный по поводу завершения новой картины. Не было только Лизы, работавшей на подтанцовке в гастрольном туре известной певицы.
Хозяйка встретила подруг в глянцевом лиловом мини-платье без бретелек.
— А родители где? — спросила Астра, расхаживая по творческой студии Евы. Свою махровую шаль она оставила на кресле-пуфе и осталась в длинном узком белом платье с рукавами до локтя.
— Уехали за город на пару дней. Годовщина свадьбы. — Ева расставляла на низком стеклянном столе фужеры и вазочки со сладостями и фруктами.
В центре просторной круглой студии, увешанной эскизами и набросками, стоял накрытый белой тканью мольберт. Кое-где попадались и репродукции картин Евы, выставленных в галереях или проданных в частные коллекции. Девочки разместились на широком круглом диване и пуфах-мешках.
Тоня скинула свои мокасины и залезла на диван с ногами, подобрав цветастую юбку в складках. Её французские косы сверкали серебряными лентами, в тон множеству звенящих при каждом движении браслетов и ожерелий.
— Вид просто чудесный, — мечтательно сказала Валя, глядя на красочный осенний закат. Вся внешняя стена студии представляла собой одно большое окно от пола до потолка, так что вид открывался действительно впечатляющий — закат отражался от множества окон и крыш близлежащих домов, так что город в этот день сверкал.
— Прошу внимания! — громко произнесла Ева, закрыв жалюзи. — Приветствую вас на премьерном показе моей новой картины, которая, я надеюсь, займёт достойное место в достойном музее. Ну, или будет продана за кучу денег. Итак, позвольте вам представить — «Герцогиня хрустальной ночи»!
Ева сдёрнула с мольберта покрывало, и гостям предстало полотно, изображающее скрученную в спираль бледную фигуру, поднимающуюся из глянцевой поверхности тёмного озера. Головой, запрокинутой под невероятным углом, Герцогиня (очевидно, это была именно она) стремилась ввысь, к множеству разноцветных планет, расположенных вне всякой системы. Неестественно большие бриллиантовые глаза смотрели вверх, туда, где среди планет сияла яркая золотистая звезда.
Некоторое время девочки молча рассматривали картину.