Скандинавия глазами разведчика
Шрифт:
О «зингеровке» в Баренцбурге и за его пределами ходило много слухов. Утверждали, что лучшего напитка на архипелаге не найти и что удостоиться чести пригубить его Евгений Максимович позволяет не каждому. (Как вы догадались, речь идёт об алкогольном напитке собственного, Евгения Максимовича, изобретения и изготовления.) Нужно сказать, что сам автор напитка не страдал скромностью и повсюду рекламировал его под названием, не оставлявшем ни у кого сомнений в его происхождении.
Я был однажды приглашён-таки на дружеский обед к автору «зингеровки» и отведал в достаточном количестве спиртовой настойки. Желание продолжить дегустацию не проходило и после того, как мы вчетвером — Троицкий, Зингер и мы
Зингер Е.М. — отличный рассказчик. Его книга «Между полюсом и Европой», выдержавшая несколько изданий, интересно и живо рассказывает о Шпицбергене. Он знает о нём всё или почти всё. Это — самая настоящая ходячая энциклопедия по архипелагу, круг его интересов не ограничивался ледниками, а память редко когда его подводила.
...Так получилось, что провожать меня домой пришлось Зингеру, и он с большой готовностью перевёз нас и наши вещи из консульства на борт углевоза, которым мы возвращались из пятнадцатимесячной командировки из Баренцбурга—командировки, прерванной развалом страны, нас туда пославшей...
Мы распили с ним в каюте бутылку «Столичной» и пожелали друг другу благополучия. Старик переживал наше внезапное исчезновение с архипелага, но крепился, шутил и не подавал виду.
Когда углевоз дал гудок, отваливая от причала, под нами на пирсе стояла сиротливая фигурка Евгения Максимовича, махаяющая рукой.
Вскоре фигурка слилась со складскими помещениями, а те в свою очередь — с грязно-серым профилем крутого склона Грён-фьорда.
Гляциолог остался наедине со своим вечно мёрзлым миром и... неоплаченными счетами из нескольких торговых домов Европы. Сын заместителя министра иностранных дел СССР, России, а потом посла России в Копенгагене, секретарь консульства Платон Обухов перед своим отъездом в Москву сделал несколько заказов на кассетники, радиоприёмники и ещё какую-то ерунду, получил товар и уехал на материк, так и не оплатив заказ. Самое подлое состояло, однако, в том, что заказ «будущая надежда российской дипломатии» (впрочем, неоправдавшаяся) оформил на имя профессора Е.М. Зингера.
Е.М. Зингер был весьма популярной личностью на архипелаге, он поддерживал крепкие научные связи со многими учёными мира, в том числе и во время их пребывания на Шпицбергене. Благодаря его поддержке и помощи мне удалось побывать в норвежском научном городке Ню-Олесунд и посетить польскую полярную станцию в заливе Хорнсунд.
Ню-Олесунд...
Правильно — Ню-Олесунн, что в переводе означает Новый Олесунд. Старый Олесунд находится где-то в Норвегии, а может быть, Дании. С этим маленьким и самым северным в мире поселением, затерянным между гор в долине, полого спускающейся к величественному Королевскому фьорду (по-английски Кинг-сбей), что на западном побережье острова Шпицберген, связана целая полоса истории освоения Севера и покорения Северного полюса, жизни многих и многих людей — и каких людей!
...Наш вертолёт плавно кружит над крошечным посёлком, состоящим из беспорядочно разбросанных вдоль моря двух или трёх десятков домиков, постепенно снижается и сужает панораму наблюдения. Время — начало мая 1991 года, на борту самолёта — десяток советских граждан, прилетевших на долгожданную экскурсию в Ню-Олесунд. Потребовалось специальное разрешение губернатора Элдринга, чтобы нас пустили туда. Губернатор, вероятно, специально выбрал для нашего визита пасхальные дни, когда все учёные и административный состав посёлка
Когда мы садились на вертолётную площадку, море можно было сравнить с густой свинцовой грозовой тучей, из которой должен был вот-вот политься ливневый дождь. В сочетании с не оттаявшими ещё горными вершинами и склонами Кингс бей просто поражал своей величавой, воистину королевской дикостью и покоем. Такого необжитого и жуткого до мурашек места я ещё не видел — местность вокруг Баренцбурга или Лонгйербюена казалась мне просто курортным местом.
Но потом из-за туч выглянуло солнце, местность буквально преобразилась на глазах, засверкала миллионами солнечных лучиков, отражающихся на чистом снегу, и мы, оправившись от оцепенения, приступили к осмотру посёлка. Нас встретил оставшийся караулить научный центр старший инженер Норвежского полярного научно-исследовательского института Сверре Норман Тун и сразу повёл по научным лабораториям, кабинетам и отсекам.
Запомнилась лаборатория с аппаратурой, регистрирующая любое колебание земной коры в любом районе земного шара — как естественное землетрясение, так и подземные испытания ядерного оружия, а также аппаратная, регистрирующая загрязнения атмосферы. Чистый шпицбергенский воздух взят за эталон, поэтому все замеры воздуха в других частях света сравниваются с ним. По словам С.Н. Туна, наибольшее беспокойство для учёных представляли потоки воздуха из района Кольского полуострова, содержащие большой процент вредных грязных примесей.
До начала 60-х годов в Ню-Олесунде работали норвежские шахтёры и добывали там уголь, однако в связи со взрывом, унесшим с собой жизни полутора десятков людей, шахту закрыли.
Но посёлок остался жить.
Вторую жизнь в него вдохнули норвежские учёные и администраторы. Административные и жилые здания были приспособлены под научные лаборатории. Шефство над научным центром взял Норвежский полярный институт. Условия работы и исследуемая среда оказались уникальными, и учёные из Англии, ФРГ, США, Японии и Франции образовали очередь на право проводить свои опыты и исследования в Ню-Олесунде. То, о чём в шутку когда-то мечтал великий комбинатор Остап Бендер — превратить глухую приволжскую деревеньку Васюки в международный шахматный центр, — стало явью благодаря норвежскому практицизму и фантазии.
Помимо материальной выгоды — аренда жилого и научного пространства в Ню-Олесунде обходится иностранным учёным в «копеечку», Полярный институт имеет от Центра приличный научный «навар», потому что непременным условием для работающих там иностранцев является их обязательство знакомить с результатами своих изысканий норвежскую сторону, а во-вторых, они должны в обязательном порядке разрабатывать темы, которые в качестве приоритетных предлагаются всё тем же Полярным институтом.
Но недостатка в желающих, как ни странно, не было.
Во главе научного центра норвежцы «для порядка» поставили отставного адмирала, и он, как ходили слухи, превратил Ню-Олесунд в образцовую научную базу.
А в память о том, что Ню-Олесунд когда-то был шахтёрским посёлком, остался небольшой паровоз, который когда-то подвозил по местной узкоколейке уголь и другие грузы к причалу.
Наше внимание привлекают несколько уникальных памятников, наполовину находящихся под снегом: металлическая конструкция в виде восьми крестов, установленная в память о погибшей экспедиции Умберто Нобиле, и бюст Р. Амундсену, которого мы узнаём по характерной голове, возвышающейся над снегом, словно забытый футбольный мяч на белом поле. Сохранилась высокая мачта, к которой причаливали воздушные пузыри-гиганты «Италия» и «Норвегия». Сохранилась природа и атмосфера опасности, подкарауливающей человека за каждым углом.