Скандинавский детектив. Сборник
Шрифт:
Кристер холодно наблюдал за ним сквозь облако табачного дыма.
— У меня еще много вопросов к вам, херр Турен, относительно вашей покойной жены. Пожалуйста, приготовьтесь к тому, что вы снова можете нам понадобиться в течение дня. К слову сказать, вы хотите увидеть ее?
— Да, — просто ответил он.— Да, хочу.
— Инспектор Оскарссон о вас позаботится. Думаю, вам надежнее всего будет и в дальнейшем ездить в нашей служебной машине.
— Надежнее? В каком смысле?
— В половине первого эту новость передали по радио. Скоро по городу разойдутся вечерние газеты. Если вы не слишком горите желанием давать интервью по телевидению…
— Нет-нет, упаси Бог! В таком случае я предпочитаю вашего усердного и молчаливого инспектора.
Он слегка поклонился и сказал таким тоном, словно они прощались после деловой встречи:
— Спасибо. Всего доброго, до свидания.
Кристер задумчиво посмотрел ему вслед. Турен не представил надежного алиби, и многое в его рассказе следовало перепроверить. Кристер чувствовал, что последующие беседы будут проходить жестче. Но сначала необходимо было дать возможность двум последним свидетелям, оставшимся в ателье, уточнить и дополнить те весьма странные показания, которые они дали ранее в присутствии Палле Дэвидсена и его магнитофона. Кристер решил допросить их одновременно и сразу же отметил какое-то скрытое напряжение между ними, хотя оба они изо всех сил старались казаться спокойными и безразличными.
Ивонна Карстен уютно устроилась в старинном кресле. Светло-зеленый кафель печи создал своеобразный фон, который еще больше подчеркивал ярко-зеленые краски ее наряда, ее высокомерное лицо с иссиня-черными зачесанными назад волосами, изящные линии ее красивых ног, согнутых строго под прямым углом. Жак невольно нашел себе столь же характерный живописный фон, подтянув к себе зеленое бархатное кресло с высокой спинкой и поставив его у темно-красной бархатной драпировки на стене. Он же и подал первую реплику:
— Вы меня вспомнили или нет?
— И да, и нет, — сказал Кристер. — Я пытаюсь восстановить, в памяти, как вы выглядели без бороды, потому что это было довольно давно.
— Двенадцать лет назад.
— Боже праведный! Тогда вы, наверное, еще ходили в коротких штанишках.
— Нет, мне было уже двадцать два, я учился в институте и часто занимался в гуманитарной библиотеке. Вы тогда часто появлялись там в связи с расследованием убийства. В принципе оно касалось людей, которых я знал только понаслышке, но все равно это была жуткая история.
— А теперь…
— А теперь,— горько рассмеялся он,— Ивонна обвиняет меня, прямо или косвенно, в том, что я — убийца Вероники.
— Я никогда не говорила ничего подобного! — возразила ослепительная манекенщица. — Я сказала, что ты был здесь с ней вчера вечером в девять часов, вот и все. И в этом я готова поклясться.
— А я говорю, что ты сбрендила. Это просто неприлично — утверждать такую злонамеренную чушь.
— Я думаю, — вмешался Кристер, — что Мы попросим фрекен Карстен описать, что именно она видела и слышала. Итак, вы своими глазами видели фру Турен и Жака здесь в ателье?
— Не-ет, — протянула Ивонна, но продолжала упрямо: — Конечно же, я не могла их видеть, потому что он мне не открыл.
— Почему он — или кто-то другой — должен был открыть вам дверь, когда у вас есть свой собственный ключ?
— А, ключ! Ну что вы, я не ношу его с собой. Делать мне больше нечего, как таскать с собой в сумочке кучу тяжелых дурацких ключей.
— Если вас не пустили сюда, что же вы тогда видели?
— Машины.
Кристер имел неосторожность посмотреть прямо в ее широко открытые глаза и почувствовал, как его способность логически мыслить устремилась к нулю.
— Машина Вероники стояла возле ратуши, а Жак припарковал свою ниже по Шелегатан.
— Восхитительно! — воскликнул Жак. — Ты хочешь засадить меня в тюрьму за убийство, потому что видела две машины. Ты, которой в жизни не отличить «фольксваген» от «бентли» и «вольво» от трактора. Ну-ка, быстренько расскажи комиссару, какая у меня машина.
— Белая.
— Разумеется. Правда, весенним вечером на каждой улице Стокгольма можно без труда насчитать десяток белых машин. Так какой же марки моя машина?
— Не знаю. Ты недавно купил новую.
— С двумя дверьми? С четырьмя? С багажником на крыше?
Он бомбардировал ее вопросами, на которые она не могла ответить.
— Я точно знаю, что это была твоя машина, — упрямо заявила она. — Потому что, когда увидела ее, я тут же выскочила из такси и помчалась сюда наверх.
— Такси? — переспросил Кристер. — Откуда вы на нем ехали?
— С площади Фридхемсилан. Мы были дома у Жака, сидели и разговаривали. А потом он взял и ушел, ни слова не сказав.
— Ни слова не сказав! В жизни не встречал человека, обладающего таким выдающимся талантом переворачивать все шиворот-навыворот.
Он расстегнул еще одну пуговицу на рубашке, как будто ему не хватало воздуха, и повернулся к Кристеру.
— Вчера я подвез ее домой после работы и, будучи полнейшим идиотом, упомянул, что собираюсь провести вечер дома и поработать над эскизами, которые давно должен был закончить. Около семи, когда я только-только уселся за работу и у меня как раз возникла одна великолепная идея, примчалась эта женщина и все испортила. Я терпеть не могу, когда меня отвлекают во время работы, и еще я терпеть не могу спорить с истеричными бабенками, особенно когда они начинают слишком громко кричать. И когда она категорически отказалась уйти, отказалась взять себя в руки или, по крайней мере, вопить потише, я подумал о своих собственных нервах, о нервах своих соседей и ушел сам. Я поехал на остров Ловен и прогуливался там среди подснежников, пока не обрел душевного равновесия, чтобы вернуться и снова попытаться убедить ее. Было уже около девяти, и в моей квартире царила благословенная тишина — она ушла. Я отключил телефон и открыл бутылку виски, которую я, как мне показалось, заслужил.
Ивонна в бешенстве глубоко вдохнула и уже открыла было рот, но Кристер опередил ее.
— Что же явилось причиной такого истерического поведения фрекен Карстен?
— Для этого ей не нужны никакие причины, — ответил Жак, печально глядя на него своими темно-карими глазами. — У нее, наверное, было ужасное детство с массой неврозов и комплексов.
— Вы сказали, что вы спорили. Ваш спор касался, вероятно, какой-то конкретной темы — более актуальной, чем комплексы детского возраста?