Скандинавский детектив. Сборник
Шрифт:
— А разве на пятом этаже кто-нибудь живет?
Шустрые карие беличьи глаза Жака испуганно забегали.
— Нет, но…
— Я из уголовной полиции, — сказал Палле и отметил подсознательный страх, который это сообщение всегда вызывало. — Прошу вас обоих пройти со мной в ателье.
Когда Би дрожащими руками повесила на вешалку свой мокрый плащ, он провел обоих в пустой салон и включил магнитофон. Хотя мысли Жака явно были заняты чем-то совсем другим, он машинально заметил:
— Би, эта оправа тебе очень к лицу, тебе надо носить именно такие очки — широкие и чуть изогнутые, и цвет морской волны сам по себе очень хорош, но только не с этим джемпером!
Би забилась в уголок дивана и смущенно буркнула:
— Да, согласна, жутко мерзкий цвет. Как разжеванный шпинат. Но что же делать, если он стал таким после стирки.
Палле прокашлялся и заявил, что хотел бы знать, что она делала вчера вечером, когда ушла с работы.
— Поехала домой, само собой. А что?
— Домой — это куда?
— На Бундегатан. Я живу с родителями, это здорово, но тесновато. А сестра моя недавно вышла замуж, потому что уже ждала ребенка. Так вот, им удалось найти дивную трехкомнатную квартиру в Фаште. Разумеется, безумно дорого, зато там огромный балкон, и ванная с голубым кафелем, и…
— Стоп-стоп! Я хочу знать, где ты была вчера вечером — ты, а не твоя сестра.
— Так вот и я о том — я была у них. Я сижу с их малышом один вечер в неделю, хотя вчера был не мой вечер, и очень жаль, что мне пришлось там сидеть, потому что была замечательная погода, но у них были билеты в театр, а поскольку им редко удается увидеть что-то путное, они жутко хотели пойти, ведь моя сестра увлекается театром еще больше меня, так что она была просто счастлива, что пойдет туда, хотя я не уверена, что это было так уж весело — во всяком случае, не совсем то, что они ожидали. Янне так и сказал мне, когда отвозил меня домой, и в результате я легла спать почти в час ночи, так что неудивительно, что я сегодня проспала, хотя мне от этого не легче. И я вообще не понимаю, какое это имеет значение, чем я занималась вчера вечером, — конечно, я бываю халатной и небрежной, и вообще, но я ведь ничего не натворила!
— Речь идет не о тебе, просто мы допрашиваем всех, потому что здесь в ателье произошло нечто… нечто очень печальное.
Он увидел, как глаза ее по-детски расширились от любопытства, и добавил сухо:
— Пойди к остальным в кухню, там все тебе объяснят.
— Так, — сказал Жак, когда она удалилась, — а кто объяснит все это мне?
— Сначала я должен задать несколько вопросов.
Если Жак и нервничал, то ему неплохо удавалось это скрыть. Он терпеливо отвечал на вопросы Палле. Ему тридцать четыре года, он известный и весьма обеспеченный модельер, холост, у него своя квартира на Фридхемсплан. У него есть ключ от ателье, хотя он пользуется им исключительно редко. И вот они вернулись к началу разговора.
— Почему, черт возьми, двадцать минут назад вы крались по чердаку? — спросил Палле, приглаживая рукой свои рыжие вихры.
— Я не крался, просто у меня ботинки на резиновой подошве. Если это запрещено законом, то я приношу свои извинения. И в моем присутствии на чердаке нет никакой мистики. Я просто прошел через чердак, который соединяет эту часть здания с угловым домом, выходящим на Кунгсхольмсгатан.
— Почему?
— Потому что в том подъезде в отличие от этого есть лифт и потому что у меня временами очень болит колено.
— Лифт? — удивленно переспросил Палле. — Вы хотите сказать, что по чердаку можно пройти из подъезда в подъезд?
— Ну да. Раньше двери на чердак запирали, но теперь, когда дом все равно идет на снос, до таких мелочей никому нет дела.
— Ах вот как!
На несколько секунд у Палле почти испортилось настроение, насколько это вообще могло с ним произойти. Интуиция упорно подсказывала ему, что в появлении Жака явно было нечто мистическое, но в этом дурацком доме с множеством соединенных между собой подъездов, кажется, не имело никакого значения, что приходящий с улицы почему-то спускается с крыши.
Приходящий с улицы? Он вспомнил мокрое пальто Гунборг Юнг и дождевик Би, вспомнил, как Аста Арман поставила в угол мокрый зонтик, хотя и упомянула, что ехала на такси. Он взглянул на струи дождя за окном, потом посмотрел на совершенно сухие вьющиеся каштановые кудри модельера, его маркий бежевый пиджак, коричневые замшевые туфли…
— Когда вы расстались с Вероникой Турен? — спросил он сурово.
— Расстался? — рассмеялся Жак. — Она, к счастью, никогда не была моей.
— Не стройте из себя дурака! Когда и где вы с ней расстались вчера вечером… или ночью?
Борода хорошо защищает лицо, однако и она оставляет некоторые части лица открытыми, так что можно увидеть, когда бородач краснеет или бледнеет. Жак сперва покраснел, потом его лицо стало серовато-бледным.
— С Вероникой мы распрощались здесь, в ателье, в половине шестого. А сегодня договорились поужинать вместе.
— Это будет проблематично.
— Проблематично? — Жак даже подскочил на стуле. — Что вы имеете в виду? Господи, что случилось?
Вместо ответа Палле вдруг поднялся — скорее от изумления, чем из обычной вежливости. В дверях салона появилась женщина его мечты. К сожалению, она выглядела такой недоступной, словно сошла с обложки модного журнала. Даже ее плащ являл собой суперэлегантное сооружение из голубовато-зеленого водонепроницаемого бархата с отворотами и капюшоном зеленого шелка. Этот яркий зеленый цвет выгодно оттенял черные блестящие волосы и огромные синие глаза. Когда она жестом профессиональной манекенщицы сняла плащ и бросила его на табурет у двери, весь ее облик был по-прежнему выдержан в этих двух тонах — синие перчатки, синий костюм и зеленая шелковая блуза до талии с глубоким вырезом. Единственным украшением был широкий зеленый браслет на левой руке.
В тоне Жака смешались восхищение и раздражение из-за неожиданного вмешательства в разговор.
— В жизни не встречал женщины, которая умела бы так разодеться в самый обычный будний день, как ты. Прими мои комплименты! Разрешите представить — Ивонна Карстен, наша ослепительная манекенщица. Инспектор криминальной полиции Дэвидсен.
Однако красавица словно не заметила Палле Дэвидсена. Отработанной скользящей походкой она приблизилась к Жаку, подняла руку и отвесила ему звонкую пощечину.
Жак чуть не упал.
— Ты что? Какая муха тебя укусила? Совсем спятила?
— Ты вполне заслужил еще одну. — Ивонна, похоже, намеревалась повторить. — Одна — за то, что сбежал от меня. А вторая — за то, что не открыл мне.
— Не открыл? Да ты с ума сошла! Что я должен был тебе открыть?
— Ты… ты… твоя…
Ее пальцы с острым маникюром хищно скрючились, словно готовые вцепиться ему в бороду или расцарапать лицо.
— Ты будешь отрицать, что был здесь… в ателье… вчера в девять вечера? И что ты наплевал на меня, когда я звонила и колотила в эту дурацкую дверь и кричала?