Скандинавский детектив. Сборник
Шрифт:
Он съел два ломтика сладковатого черного хлеба, позволил себе потратить немного времени еще на одну чашку кофе, но отрицательно покачал головой, когда жена попыталась узнать чуть больше о происшествии в захудалой гостинице.
В сферу полномочий прокурора Эка кроме города Аброка входили и его ближайшие окрестности. Город тем не менее добился права на создание самостоятельного полицейского участка с собственной полицейской командой в составе сержанта и пяти полицейских. Сержант, которого звали Стромберг, имел квалификацию эксперта. Понятно, что он первым занялся расследованием самоубийства. Менее понятно было то, что на место преступления прибыл и районный прокурор, но Эк полагал, что того требует обстановка.
Сержант ждал его в гостинице и немедленно отвел в номер самоубийцы. Шторы были опущены, и, хотя совсем рассвело, горела лампа на потолке.
— Мертв, — констатировал Стромберг и показал на труп. — И уже окоченел.
Оба повидали всякого, так что вид обычного самоубийцы их не взволновал. Тем более что вид такого трупа вряд ли кого-то мог вывести из равновесия. Можно было бы сказать, что он наконец-то обрел вечный покой. Смерть разгладила на его лице все морщины: и воинственные, и боязливые, и агрессивные, и уступчивые. И мертвое лицо казалось воплощением умиротворенности.
Смерть через повешение не всегда так ужасна, как полагают. Она может произойти вполне тихо и милосердно. Ведь петля прежде всего нарушает поступление крови к мозгу. К этому не может привести только резкий рывок, но если случится и так, потом уже ничего не последует: человек почти мгновенно теряет сознание, и после нескольких минут тихо и незаметно приходит смерть.
Районный прокурор Эк сразу узнал покойного. Когда Боттмер еще был здешним адвокатом, он выступал защитником на многих процессах, где Эк был обвинителем. Они не раз встречались на поле боя, но за пределами суда отношений не поддерживали.
Прокурор молча смотрел на покойного. Он поймал себя на мысли, что Боттмер организовал свое самоубийство вполне разумно: деликатно, бескровно и, похоже, безболезненно. Никого не напугал. Неприятности доставил лишь владелице гостиницы, но к ней прокурор особых симпатий не питал.
В номере стояла так называемая английская железная кровать. К изголовью был прикреплен прочный металлический крюк, на который можно было повесить настольную лампу. Именно к этому металлическому крюку была привязана петля самоубийцы.
Мертвец полулежал в постели. Чтобы затянуть петлю, хватило даже части его веса. Ничего не говорило о том, что в этом участвовал кто-то еще. Не было никаких следов борьбы.
— До того он наглотался снотворного, чтобы успокоиться, — сообщил Стромберг. — Кстати, таблетки ему выписал доктор Скродерстрем.
Открытая коробочка с таблетками лежала на столе. У прокурора дома на ночном столике была такая же. И их тоже выписал доктор Скродерстрем, ведь он был единственным врачом на весь город. Казалось, коробочку никто посторонний не трогал.
— А тут, — показал Стромберг, — прощальное письмо. Такое же аккуратное и правильное, как и все остальное.
Письмо лежало на круглом столе посреди комнаты, рядом с коробочкой снотворного, чтобы сразу оказаться на виду у тех, кто войдет. Написано оно было разборчивым почерком Боттмера, который прокурор, как ему показалось, сразу узнал: «Никто не хочет меня слушать. Все двери передо мной закрыты. Это последняя возможность. Простите! Стуре Боттмер».
Прокурор был совершенно уверен, что узнал собственноручную подпись Боттмера. Он повернулся к сержанту.
— Вы знали, что Боттмер вернулся в наш город?
— Нет, — ответил Стромберг, — и не могу понять, что его сюда привело. Я думал, он уже никогда здесь не покажется.
— Видимо, решил тут кое-что еще уладить. Возможно, надеялся, что ему помогут начать новую жизнь.
— Но ему не помогли, — заметил Стромберг, не сводя глаз с прощального письма. — Ладно, за работу. Давай, Джо!
Подошедший к ним Джо был самым младшим полицейским в аброкском полицейском участке. Ему только что исполнилось двадцать, но парень был энергичный и ловкий. Все его звали только Джо, и все его любили, особенно девушки. Прокурор ему дружески и покровительственно кивнул.
— Принимайтесь за дело. Я разбужу доктора, уже пора.
Щелкал фотоаппарат, делая снимки номера в целом и разных деталей, которые могли пригодиться для расследования. Все, что нужно, измерили и сделали эскизы. Составляли подробные описания и заметки, чтобы потом по ним оформить протокол. Все шло по порядку и инструкциям. Тут существовали определенные правила, и прокурор следил, чтобы их придерживались.
Когда пришел доктор, полиция со своей работой уже почти управилась.
При его появлении мало что было сказано, а при врачебном осмотре никто вообще не проронил ни слова. Стромберг закончил план комнаты и снял отпечатки пальцев с прощального письма, которое посыпал порошком и сделал снимки. Это было даже больше, чем требовала обычная практика в случае очевидного самоубийства, но Стромберг знал толк в технических деталях. Следовало исключить какие бы то ни было сомнения, что Боттмер сам написал прощальное письмо. Поскольку покойный побывал в заключении, отпечатки его пальцев имелись в полицейской картотеке.
Прокурор между тем просмотрел содержимое бумажника самоубийцы. Там были четыреста крон, марки, водительские права, оплаченный счет из магазина мужской одежды, несколько личных писем. Одно из них было от сестры Боттмера, еще два — от дамы, чьи чувства нельзя было назвать вполне сестринскими. Прокурор забрал письма, чтобы отослать их адресатам, и отметил в памяти, что о смерти нужно известить сестру Боттмера.
Доктор вскоре разогнулся и повернулся к нему.
— Полагаю, можно только констатировать смерть через повешение. Случилось это вчера вечером, вероятно, около полуночи.
Прокурор кивнул. Уже при предварительном осмотре он пришел к такому же выводу. Мертвое тело остыло и полностью окоченело, что означало: с момента смерти прошло как минимум шесть часов и даже больше. Он показал на коробочку со снотворным, валявшуюся на столе.
— А это?
— Это, — ответил доктор, мельком взглянувший на коробочку, — ему выписал я. Вчера он приходил ко мне и жаловался на бессонницу. Сколько он принял?
— Пересчитайте.
— По крайней мере, умер он не от них.