Скарабей
Шрифт:
— Пора идти, принц.
Джамиль с достоинством запахнул халат и обернулся к Сетису.
— Я подумаю над вашими словами. Поговорим в другой раз.
Солдаты вывели его из комнаты. Принц не оглянулся, зато оглянулся Ингельд. Он метнул в Сетиса стремительный, суровый взгляд.
Оставшись один, Сетис сел на скамью и перевел дыхание. Не слышал ли его северянин? Дрожащей рукой он взял бокал и допил остатки сладкого сока. Наливая еще, он вдруг заметил записку.
Она, вероятно, предназначалась Джамилю. Потрепанный клочок пергамента был наспех прилеплен
«Опасайся писца. Он нас предал. Ничего не говори ему».
И подпись: «Ретия».
Ему закрывают рот
Да какое мне дело, опасно это или нет! — бушевал Орфет. — Пусть за дверями стоят хоть десять тысяч наемников с топорами и ятаганами! Я в этой чертовой дыре и на день больше не останусь!
Креон сурово глядел на него, скрестив руки на груди.
— Когда-то, толстяк, ты был благодарен за это убежище.
— Я и сейчас благодарен. Но мне надо что-нибудь делать! Что угодно!
Мирани видела, как это началось. Орфет неделями расхаживал по тоннелям, становился все раздражительнее и беспокойнее, все чаще выбирался в Город. А записка от Сетиса довершила дело.
Она уселась, скрестив ноги, на груду причудливых деревянных фигурок и прочитала письмо еще раз.
«Завтра он разрушит статую. Здесь шесть из Девятерых. Ретия в сговоре с Джамилем. Отец и Телия должны прийти. Он их зовет».
Записка совсем коротенькая. Что он хотел сказать о Ретии? Видел ли он ее? Мирани хотела знать больше, хотела услышать хоть слово о том, каково ему, но это было глупо. Внизу Шакал приписал:
«Мы не готовы действовать. Боюсь, придется пожертвовать статуей. Отошли его отца и оставайся внизу».
— Где ты это взял? — тихо спросила она.
— Кто-то сунул ее мне в руку. — Креон пожал плечами. — Я подметал под сводами, где трудятся рисовальщики шабти, а мимо шла толпа рабов. Ее мог передать кто угодно из них. — Он, как всегда, криво улыбнулся. — Грабитель могил — воистину повелитель Иного Царства. Ты уверена, что это почерк Сетиса?
— Конечно. — Мирани рассеянно свернула листок. Ее огорчила весть о том, что Персида, Тетия и остальные томятся в плену, но еще хуже было то, что Аргелин вознамерился осквернить Храм.
— Похоже, мы ничего не можем сделать.
— Чушь.
— Он говорит…
— Мало ли что он говорит! — Орфет смахнул со стола игрушки Телии и уселся. Стол протестующе скрипнул, и он проворно вскочил. — Завтра пойдем. Я и ты, человек теней, и ты, Мирани. Выйдем через потайную дверь, прокрадемся через Мост…
— Мост охраняется, — напомнил Креон.
— Тогда доберемся вплавь. До Острова. Заберем статую и спрячем ее в надежном месте.
Креон вяло расхаживал по комнате. Наконец он сказал:
— Шакал прав. И все-таки я согласен — рискнуть надо. Идите вы, вдвоем. Я не покину гробниц. Это мое царство, и я должен его стеречь. И еще я должен думать о брате.
— Нет, не должен.
Из-за расписной ширмы, украшенной водяными лилиями, донесся приглушенный голос Алексоса.
Орфет выругался.
— Да, Орфет, я здесь. И был здесь с самого начала. Не понимаю, как ты рассчитываешь проделать это без меня, сын мой.
Он выбрался из-под ширмы и уселся на стол, болтая ногами и печально глядя на толстяка.
— Я тоже пойду.
— Нет! Ни за что! Ни в коем случае! — взревел Орфет.
Алексос вздохнул и обратил красивое лицо к Мирани.
— Люди ни о чем не думают, верно? Не думают, и всё. Ты Гласительница, Мирани. Объясни ему.
Гласительница.
Ей вспомнились холодные пальцы Гермии, надевающей маску ей на лицо, суровый, мстительный взгляд. Гермия ненавидела ее. А теперь Гермия ушла в царство мертвых и стала могущественной. У Мирани по спине пробежал холодок. Она села возле Алексоса.
— Сядь, Орфет.
Он не послушался. Только метнул на нее взгляд. И она заговорила:
— Архон прав. Он должен идти. Сначала ты сказал — переправим статую в безопасное место. Но ты, один из немногих, видел ее и должен понимать, как нелегко это будет. Статуя мраморная, в человеческий рост. Как мы ее сдвинем?
С Орфета спала спесь. Он что-то пробормотал, и Креон улыбнулся. Альбинос ногой придвинул кресло ближе, Орфет тяжело рухнул в него.
— Продолжай.
— Ты сказал — в безопасное место. Вдумайся — безопасных мест нет. Мы не сможем унести статую с Острова, к тому же я не знаю, как там обстоят дела. Подходящие места есть в Верхнем Доме или на обрыве, но чтобы донести ее туда — для этого нужна сила Бога.
— Они считают, что Алексос мертв, — упрямо возразил Орфет. — Если его увидят и доложат Аргелину, генерал поймет, что Сетис солгал. Сетиса бросят в тюрьму, под пытками выведают всё, что он знает, и потом убьют. Ты должна это понимать, Мирани.
Она понимала. Эта мысль давно жгла ее, как огонь, если прикоснуться — больно.
— Но меня не увидят! — нетерпеливо воскликнул Алексос и подтянул колени к груди. — Орфет, я должен пойти. Обязательно. Бог не должен прятаться под землей. Это неправильно. Мое место — на воздухе, под голубым небом, там, где солнце. В мире уже многое пошло не так. В пустыне собираются насекомые. Великие Звери встревожены, птицы кружатся в небе и кричат. Глубоко в океане рыбы, киты и русалки чувствуют тревожный ход течений. Нельзя прятать солнце под землей, Орфет. Оно должно взойти, вырваться из темноты.
Откуда-то пробился лучик света.
Слабое золотистое сияние. Оно наполнило темноту вокруг них.
Мирани вспомнила громадный солнечный диск в глубокой гробнице, подумала — как ярко, должно быть, он сейчас сияет, даже в темноте. Орфет почесался и проворчал:
— Ладно, ладно. Ты, дружище, Бог, тебе виднее. Когда пойдем?
— Сегодня вечером. — Мирани встала, деревянные фигурки под ней зашатались и рассыпались. Она крепко сжимала записку. — Сначала скажу отцу Сетиса, — подавленно произнесла она.