Скарабей
Шрифт:
Сетис вскочил, оттолкнув Шакала.
— Удержи их. Удержи как можно дольше. — И бросился бежать вверх по извилистой тропе, поскальзываясь на поворотах.
— Какого черта он затеял? — взревел Лис.
— Некогда выяснять. Человек, которым овладел Бог, все равно что безумец. — Шакал стремительно обернулся к берегу и обратился к своим людям: — Будьте наготове!
Его воины обнажили мечи. Кое у кого были копья. Но если даже встать плечом к плечу и выстроить стену из щитов, долго ли она продержится? Шакал окинул грустным взглядом свое потрепанное
— Лис!
— Что, вожак?
— Выстрой их в шеренгу.
И, как только он произнес эти слова, стрельба прекратилась, наемники вышли из воды. Сверкала бронза; с нагрудников и ножных лат стекало море. Длинные светлые волосы северных воинов были завязаны сзади, лица раскрашены. Наемники отлаженным движением собрались в строй и двинулись вперед, стуча мечами о щиты — ритмично, зловеще. Шум взлетал по склону утеса, отражался эхом от храмового фасада. Девятеро жриц стояли наверху и в ужасе смотрели, как приближается смерть.
— О Ярчайший, — беззвучно взмолился Сетис. — Прими наши кровавые дары.
Потом, обернувшись лицом к надвигающейся бронзовой стене, он услышал кое-что еще. Громкий крик, хриплый рев, исполненный гнева.
— Стоять на местах, — приказал Шакал. Прозвенев в воздухе, зловещий вопль ушел в землю: песчаная почва едва заметно содрогнулась под ногами.
— Это Бог. — Лис облизал пересохшие губы. — Чертов писец вызвал-таки землетрясение.
— Думаю, это вызвал не он, — усмехнулся Шакал. — А кое-кто гораздо могущественнее.
Шакал быстро шагнул вперед.
— Люди льда! — взревел он. — Возвращайтесь! Иначе Бог нашлет на вас страшное возмездие!
Наемники не остановились. Но линия строя заколебалась, как будто сотрясение земли ослабило им руки и ноги, щиты стали слишком тяжелыми, а мечи не повиновались хозяевам. Военный ритм сбился. Шакал вытащил из-за плеч два бронзовых меча и, обернувшись, взмахнул ими.
— Смотрите! — вскричал он. — Вот идут священные создания Божьи!
Северяне остановились как вкопанные. По тропе с топотом спускались слоны. Обезумев от жары, они рвались на свободу. Погонщики, еле заметные между громадных ушей, пытались править, но животные стремились к морю, к его манящим просторам, к запаху прохладных глубин. Их громадные морщинистые тела пересохли и покрылись коркой пыли, шкура в складках чесалась от блох. Яростно трубя, подняв хоботы, растопырив уши, императорские слоны с топотом вломились в строй перепуганных наемников.
Чужеземцы обратились в бегство. Одни из них, побросав щиты и копья, кинулись в море; другие, оцепенев от страха, метнулись в стороны, но были тотчас же разорваны в клочки воровской армией. Чудовища прокатились над линией фронта, будто волна; когда передний из слонов поравнялся с ним, Шакал подумал, что в нем, должно быть, живет Бог — таким умом светился маленький красный глаз животного. Через минуту громадные ноги слонов втоптали в землю последние остатки сверкающей стены бронзовых щитов.
Лис тронул вождя за локоть и спросил, перекрывая шум:
— Сетис?
— Сетис.
Тут они увидели юношу — он мчался вниз по тропе. Когда он, окрыленный, подбежал к Джамилю, принц воскликнул:
— Я думал, ты приедешь на слоне! Какой триумф! Я горд за своих животных! Вот бы посмеялся над этим мой дядя!
Сетис присел на корточки, хватая ртом воздух. Он не чувствовал ни гордости, ни восторга, только унылую злость пополам с отвращением. Наемники, которые не успели спастись вплавь, погибли; воры из ополчения безжалостно перерезали им глотки, отнимали оружие. Сетис отвернулся и, призвав на помощь все свое мужество, прошептал:
— Послушай. Я должен сказать кое-что о Криссе.
Но Шакал не слушал его. Его взгляд, внимательный и напряженный, не отрывался от остатков разбитого моста на другой стороне синего пролива.
Там возвышался Ингельд. Его массивную фигуру венчал сверкающий бронзовый шлем, сквозь прорези смотрели прозрачные голубые глаза. А перед ним стояла женщина в черном плаще, пухлая и седоволосая.
У Сетиса перехватило дыхание.
— Это она! Мантора!
Шакал ничего не ответил, только Лис прорычал:
— Мы ее знаем.
Женщина подошла к самому краю воды и окликнула их.
— Твоя уловка, вождь разбойников, была умна, но она не принесет тебе ничего, кроме боли. Много лет прошло с тех пор, как мои люди спасли тебе жизнь. Ты помнишь ту ночь, князь Осаркон? Помнишь, как я обокрала самого Повелителя Воров?
Она протянула руку. В ней был зажат какой-то предмет, такой крошечный, что Сетис не мог его разглядеть, он блеснул золотом.
— Они у меня здесь. Твои волосы, обрезки ногтей, кусочки кожи. Я верну их, если твоя шайка покинет Остров. А если нет — начну колдовать.
— Они и правда у нее? — Голос Джамиля был мрачен.
Шакал уныло кивнул.
— Тогда угроза серьезная. Ненависть ведьмы — страшное дело.
— Теперь уже ничего не изменишь. — Повелитель воров говорил тихо, но твердо. Он подошел к сваям обрушенного моста и поглядел на колдунью.
— Ты опоздала, чародейка. Раньше я боялся твоей злобы, но те времена миновали. Многое переменилось. Шакал опять стал князем Осарконом, он испил из Колодца Песен. Может быть, Колодец меня защитит.
Ингельд что-то пробормотал, Мантора покачала головой. В ее голосе звенело презрение.
— Не защитит. Твоя смерть будет долгой и мучительной. Ты ничего не вернешь. Мы будем атаковать, пока не победим, а потом уничтожим всех до единого обитателей Острова — и мужчин, и женщин. Восстановим Храм, ублажим Бога медом и золотом. Я стану Гласительницей и установлю новую власть. И не надейся, что Бог меня отвергнет. Боги переменчивы. Ты сам это знаешь.
Шакал долго выдерживал ее взгляд. Потом отвернулся.