Скарамуш
Шрифт:
— Моё признание — приношение на алтарь вашего тщеславия.
— В жизни бы не подумала, что вы страдаете.
— Разумеется — ведь я прирождённый актёр, как говорит ваш отец. Я был актёром задолго до того, как стал Скарамушем. Поэтому я и смеялся — я часто смеюсь, когда мне больно. Вам нравилось быть надменной — и я в свою очередь играл надменность.
— Очень хорошо играли, — сказала она не задумываясь.
— Конечно, ведь я — превосходный актёр.
— А отчего же вы так внезапно изменились?
— В ответ на перемену в вас. Вы устали
— Красота и грация! — повторила она, притворяясь удивлённой. Однако тщеславная девчонка смягчилась. — Когда же вы их заметили, господин Скарамуш?
Он взглянул на неё, восхищаясь живой красотой и женственностью, которые с самого начала неудержимо влекли его.
— Однажды утром, когда вы с Леандром репетировали любовную сцену.
Климена опустила веки под пристальным взглядом Скарамуша, но от него не укрылось удивление, промелькнувшее в её глазах.
— Ведь вы видели меня тогда в первый раз!
— До этого мне не представилась возможность заметить, как вы прелестны.
— И вы думаете, что я вам поверю? — спросила она, но так мягко, как никогда ещё с ним не говорила.
— Значит, вы не поверите, если я признаюсь, что в тот день именно ваша красота решила мою судьбу? Ведь это из-за неё я вступил в труппу вашего отца.
Климена задохнулась. Куда девалась её неприязнь к Андре-Луи?
— А зачем вы это сделали?
— Чтобы когда-нибудь предложить вам стать моей женой.
От изумления Климена остановилась, чтобы взглянуть Андре-Луи в лицо. Теперь в её взгляде не было и тени застенчивости, глаза холодно сверкали, на щеках появился лёгкий румянец. Она заподозрила в его словах непростительную насмешку.
— А вы не теряете времени даром, не так ли?
— Да. Разве вы ещё не заметили? Я поддаюсь внезапным порывам. Вы же видели, что я сделал из труппы Бине за каких-нибудь пару месяцев — другой не добился бы и половины за целый год. Так почему же я должен быть медлительней в любви, чем в работе? Я сдерживался, вопреки своим чувствам, чтобы не напугать вас стремительностью. Видя ваше холодное безразличие, я вынужден был платить той же монетой, и это было тяжелее всего. Я ждал — о, как терпеливо! — когда вам надоест быть жестокой.
— Вы удивительный человек, — произнесла она без всякого выражения.
— Да, — согласился он. — Не будь у меня уверенности, что я не совсем обычен, я бы не смел ни на что надеяться.
Они машинально продолжили свой путь.
— Вы жалуетесь на мою стремительность, — сказал он, — однако заметьте, пока что я ничего вам не предложил.
— Как? — промолвила она, нахмурившись.
— Я просто поведал вам о своих надеждах. Я не так безрассуден, чтобы сразу же спрашивать, суждено ли им сбыться.
— Клянусь честью, вы поступили благоразумно, — резко ответила она.
— Не сомневаюсь в этом.
Климену так раздражало его самообладание, что остаток пути она проделала в молчании.
Случилось так, что, когда в тот вечер Климена собиралась уйти к себе после ужина, они с Андре-Луи оказались одни в комнате, которую господин Бине снял для своей труппы (как видите, дела труппы Бине шли в гору).
Климена встала, и Скарамуш тоже поднялся, чтобы зажечь ей свечу. Держа свечу в левой руке, правую она протянула ему. Белая округлая рука была обнажена до локтя.
— Спокойной ночи, Скарамуш, — сказала она так мягко и нежно, что он затаил дыхание и стоял, не сводя с неё сверкающих чёрных глаз, затем схватил кончики длинных тонких пальцев и, склонившись, прижался губами. Снова взглянул на Климену, женственность которой притягивала и манила. Её лицо побледнело, на приоткрытых губах бродила странная улыбка, грудь под кружевной косынкой вздымалась.
Не выпуская руки Климены, Андре-Луи притянул её к себе. Она не сопротивлялась. Он взял у неё из рук свечу и поставил на буфет, и в следующую секунду её гибкое тело оказалось у него в объятиях. Он целовал Климену, шепча её имя, как молитву.
— А сейчас я жестока? — спросила она, тяжело дыша. Он ответил поцелуем. — Я была жестокой, потому что вы ничего не хотели замечать, — прошептала она.
И тут отворилась дверь, и вошёл господин Бине, отцовский взор которого оскорбило неблагопристойное поведение родной дочери.
Он стоял разинув рот, а Климена и Андре-Луи оторвались друг от друга нарочито неспешно и с притворным спокойствием.
— Что это значит? — возмутился сбитый с толку господин Бине.
— А разве тут нужны объяснения? Разве они будут красноречивее того, что вы видели? Просто нам с Клименой пришло в голову пожениться.
— А разве не важно, что придёт в голову мне?
— Конечно, важно, но у вас слишком хороший вкус и доброе сердце, чтобы чинить нам препятствия.
— Вы считаете, что это само собой разумеется. Ну конечно, ведь у вас всё само собой разумеется, это ваша манера. Так вот моя дочь — это не само собой разумеется! У меня насчёт неё вполне определённые планы. Вы вели себя недостойно, Скарамуш, вы обманули моё доверие. Я очень сердит на вас.
Он выступил вперёд враскачку своей тяжёлой, но удивительно бесшумной походкой. Скарамуш повернулся к Климене и с улыбкой подал ей свечу.
— Если вы оставите нас вдвоём, Климена, я по всей форме попрошу вашей руки у вашего отца.
Она удалилась, слегка взволнованная и ещё более похорошевшая от смущения. Скарамуш закрыл за ней дверь и, повернувшись к разгневанному господину Бине, который бросился в кресло во главе короткого стола, попросил руки Климены по всей форме, как он выразился. Вот как он это сделал:
— Милый тесть, я вас поздравляю. Наш брак означает Комеди Франсез для Климены, и очень скоро. Вы же будете купаться в лучах её славы. Да, вы ещё сможете прославиться как отец госпожи Скарамуш.