Скай О`Малли

Смолл Бертрис

В своей крошечной каюте Мари с двумя своими попутчицами была едва ли в лучшем положении. Днем каюта накалялась, ночью холод пробирал до костей. Вонь из бадьи доводила почти до обморока. Бадью опорожняли через день, еду швыряли сквозь решетку в двери два раза в сутки. Чаще всего давали на удивление вкусное дымящееся варево из перечного зерна с соусом из помидоров, лука и баклажанов и жесткое жилистое мясо — Мари подозревала — козлятину. Приборов не было, ели пальцами, помогая себе маленьким кусочком хлеба, который давали каждой девушке. Воду приносили в кувшине, и они быстро научились ее беречь.

Когда корабль

пришел в Алжир, девушки сгрудились у иллюминатора и следили, как женщин из их деревни сгоняли с палубы. Потом из трюма вывели мужчин, заросших, исхудавших. Их тоже быстро прогнали с палубы. Девушки стали гадать, что случится с ними, когда отворилась дверь и на пороге появился капитан. У него что-то было в руке.

— Ну-ка, надеть вот это! — приказал он на ужасном французском и швырнул им платья. Когда они повиновались, капитан подал им плотную вуаль. — Накиньте и идите за мной. Только приоткройте на секунду, и я отдам вас команде. Матросы любят таких.

Испуганные, они поспешили за ним на палубу и по трапу на причал с корабля. Там стоял огромный закрытый паланкин.

— Заходите! — проревел капитан, и они тут же послушались. — Вас помоют и приведут в порядок, — объяснил он. — Делайте все, что вам прикажут. Сегодня вечером вас продадут на аукционе. Будьте благодарны Аллаху, что он наделил вас красотой и не отнял девственность, а то бы вы кончили, как другие женщины из вашей деревни. — Он задернул занавески, и паланкин пришел в движение.

— Может быть, нам убить себя? — посмотрела на Мари Селестина.

— Нет-нет, дорогая, — упрекнула ее двоюродная сестра. — Безропотно примем судьбу, а потом будем искать способ убежать.

— Но если нас продадут, мы будем разлучены, — заплакала Ране. Она была единственной дочерью хозяина трактира, и мысль, что на пятьдесят миль вокруг у нее самое большое приданое, избаловала девушку. — Как же ты, монахиня, предлагаешь, чтобы мы отдались неверным?

— Я не монахиня, Ране. Я всего лишь месяц была послушницей. Но я знаю, что Господь запретил самоубийство. Что бы мне ни пришлось претерпеть, я вынесу все во славу Его имени. Мы не в своей деревне и вряд ли когда-нибудь увидим ее снова.

Девушек оттерли, сделали им массаж, сбрили волосы на теле, натерли благовониями. Длинные красивые волосы вымыли, насухо протерли и расчесали до блеска. Каштановые кудри Мари понравились всем, но светлые волосы Ране и Селестины делали их куда более ценными. Девушек нарядили в прозрачные шелка и слегка покормили куриной грудкой и шербетом.

С восходом луны аукцион начался. Оглядываясь вокруг, Мари видела все как в тумане и поняла, что их опоили каким-то зельем, чтобы их было легче продавать. Беспомощно она наблюдала, как Ране продали толстому черному купцу из Судана, который восхитился девушкой, как только ее вывели. Ране попыталась закричать, но изо рта не вылетело ни звука. Только ужас в глазах говорил, как она напугана.

Девушек продавали одну за другой. Подошла очередь Мари. Бей быстро приобрел ее. Он показался ей добрым, и она попросила его купить и Селестину. Он уже было согласился, но двоюродную сестру выбрал евнух, управлявший гаремом капитана-губернатора. Этикет требовал, чтобы Халид эль Бей отступил.

Мари поместили в «Дом счастья»и обучали искусству куртизанки. Но когда наступило время приступить к работе, Халид эль Бей предпочел подарить ее

Жану.

Селестине не так повезло. Поначалу она оказала бурное сопротивление и поэтому понравилась капитану-губернатору. Но наивная юная девушка влюбилась в жестокого турка, и его интерес угас. Когда Джамил поручил евнуху продать француженку, Селестина покончила с собой, прыгнув с одной из башен Касбаха.

Мари была в отчаянии от смерти двоюродной сестры. Особенно трагичной она казалась на фоне собственного счастья Мари. Но любовь Жана поддерживала ее в худшие минуты. Капитан-губернатор стал для девушки злейшим врагом, и она, сама не зная как, мечтала ему отомстить.

Но в этот день мысли о мести не приходили в голову Мари. Она была в восторге, узнав, что госпожа беременна.

— Я смогу прокормить обоих, — гордо заявила она. — Моя мать была лучшей кормилицей на три деревни, и я часто ей помогала.

— Доктор сказал, — заметила Скай, — что я родила больше одного ребенка, но я этого не помню, — она вздохнула. — Я беспокоюсь об этих детях. Живы ли они? Сколько им лет?

— Мадам нельзя волноваться, — предупредила ее Мари. Скай улыбнулась девушке, которая, хоть и была на несколько лет моложе ее, по-матерински относилась к госпоже.

— Я не могу не беспокоиться. Ведь мои дети остались без матери. — Слезы наполнили карие глаза Мари, Скай, почувствовав себя виноватой, обняла служанку. — Ну вот, я тебя расстроила, а ведь не хотела. Я слышала, что у беременных женщин часто меняется настроение. Это правда? Я расстроилась, и ты расплакалась. — Скай состроила гримасу, и Мари рассмеялась сквозь слезы. Скай улыбнулась ей в ответ.

— Мастер Жан, — спросила она, — мы закончили на сегодня? Если да, то остаток дня мы с Мари проведем, нежась в ванне.

Секретарь эль Бея кивнул. Жан был благодарен Скай, такой же великодушной, как и хозяин, за то, что она дружила с его женой:

— Идите, госпожа. Вы так обогнали меня со счетами, что мне потребуется не менее двух дней, чтобы вас догнать. — Секретарь расплылся в улыбке, когда женщины вышли из комнаты, жизнь в доме Бея была хорошей.

Вечер только начинался, и ужин еще не подали, когда в дом ворвался капитан Смолл. Он привез Скай подарки и уже с порога завопил приветствия. Халида восхитила предусмотрительность моряка, а Скай искренне тронула заботливость, которая была заметна в выборе подарков: несколько рулонов китайского шелка, редкие приправы и длинное жемчужное ожерелье из Индии. Из Нового Света капитан привез искусно сделанную шкатулку из чистого золота. В ней на белой бархатной подкладке покоились изумительные бусы, браслет и серьги с колумбийскими изумрудами. Таких Халиду эль Бею еще не приходилось видеть. Они были оправлены в золото, и в них мерцал синеватый огонь, встречающийся только в самых благородных камнях.

— Они напомнили мне о твоих глазах, — сказал капитан и вспыхнул от собственных слов.

— Какой ты наблюдательный, Робби, — воскликнула Скай, — и какой великодушный! — Она наклонилась и поцеловала огрубевшую щеку моряка. — Спасибо тебе!

— Ты поужинаешь с нами, — Халид эль Бей не спрашивал, а утверждал, и Скай отправилась предупредить повара. Робби расположился на удобном диване:

— Не спрашиваю, Халид, сам вижу — семейная жизнь тебя устраивает.

— Даже очень, Робби. И еще больше устроит, когда я стану отцом.