Сказ о Владе-Вороне
Шрифт:
С Кощеем они все же примирились. Влад уж и забыл, как оно вышло. Не мог он долго без него обходиться: душа болела, тоска заедала, а краски пред глазами выцветали. Кощей был тем, кто яйцо охранял, что Род в образе утицы снес и из которого все сущее вылупилось. Знал он много, никогда с ним рядом Влад не скучал. Да и просто молча сидеть, думать о своем в его присутствии хорошо было: очень спокойно, счастливо. Он искренне наслаждался тишиной и тем, как течет время. Мимо течет: ни гоняться за ним, ни хватать, ни просто плыть по течению не надобно.
— О
Влад вздохнул, улыбнулся, поднял взгляд. Хоть и говорил Кощей мягко, а в глазах стыли синие острые искры и злость ледяная. И дураку ясно, почему и на кого. Нужно быть совсем уж невеждой, чтобы не знать, к чему роняет береза лист в саду, никогда не увядающем. А уж кто и в который час слышит колокольчики — тем паче.
— О делах невеселых птицы злокозненной, — пошутил Влад, впрочем, неудачно.
— Снова с Финистом сцепились?
— Он налетел, я лишь ответил, — уточнил Влад.
— Ну да, как и всегда, — вздохнул Кощей. — Еще и все это, — добавил он, махнув рукой. — Сидишь, как Аленушка у омута.
Влад фыркнул.
— Моревне ты не достанешься, — сказал Кощей. — Живая вода сильнее смерти.
— Знаю, — ответил Влад, но подумал о том, что вот сам Кощей смерти не ведает, а в плен к Моревне угодил, и неизвестно, сколько бы там просидел без помощи. Впрочем, не все так плохо. Таким, как они, в руки к Моревне угодить возможно, лишь смертельную рану получив, а этого Влад допускать не собирался.
Когда носился по Яви птицей черной, ни один стрелок не смог бы его поразить, а звери и птицы хищные чувствовали, с кем дело имеют. Во всей Нави не нашлось бы никого, желающего ему зла и тем паче гибели. Нечисть любая прекрасно знала, кто он есть, и уж точно не захотела бы вызывать гнев самого Кощея. Тот и на Седьмых небесах не последним ходил. Финист, хоть и на язык остер, и к царствию темному не имел касательства, а в настоящую драку не лез ни в облике человеческом, ни в птичьем: лишь потешки себе позволял, но от них разве урон быть способен? Кощей и словом про то не обмолвился, однако же Влад не сомневался, кто на самом деле приструнил всех этих алконостов, жар-птиц, сладкоголосых птичек вирийских и прочую ватагу крылатую.
— А тем временем совет уж начался. Правяне по местам расселись, один я хожу здесь: ищу своего вестника, — заметил Кощей.
— Извини, — потупился Влад. Он как-то действительно не уследил: привык уже не смотреть за временем. — Тебе следовало лишь позвать.
— И беседовать с бездельниками, полагающими себя шибко мудрыми? Мудерыми даже, я бы сказал, — Кощей скривился.
— Но…
Кощей положил ему руку на плечо, внимательно в лицо вглядевшись.
— Хотел бы подобной компании — жил бы на Седьмом небе. Только мне ни к чему.
— Согласен, — проронил Влад, вставая и уже направляясь мимо Кощея по тропинке к светлому терему.
— Постой, — тот сильнее стиснул пальцы: не больно, но показывая силу и раздражение. — Моревна сюда дотягивается лишь чтобы о себе напомнить да меня позлить. Но тебя не она тревожит.
— Не она.
— О чем я знать должен, Влад?
Но тот лишь махнул головой, процедив сквозь зубы:
— Я справлюсь сам.
Не впервые заводил Кощей этот разговор. Порой Влад искренне себя ненавидел и считал трусом, от него уходя. А порой, наоборот, думал, себя перестанет уважать, ежели все расскажет и помощи попросит. В конце концов, не птенец он глупый — наворотив дел, под чужое крыло прятаться и ждать, пока за него все решат и исправят. За ошибки собственные самому и расплачиваться нужно.
— Я дважды помощь предлагал, — напомнил Кощей. — Больше не заикнусь, пока сам не попросишь.
Влад кивнул, на миг глаза устало прикрыв. Черные волосы, упав ему на лоб, лицо занавесили. Слов таковых хоть и следовало ожидать, однако же все равно от них больно.
— Быть по сему, — глухо обронил он.
— Дурак, — припечатал Кощей.
На том и отправились на совет. А там все было привычно и даже скучно. Отворачивалась Русь от веры предков, жаждали люди пустых обещаний да ритуалов, не желали по сердцу жить собственным умом-разумом, предпочитая чужестранцев слушать, чужой книгой и словами лживыми вдохновляться. Ну да, по указке всегда проще. За себя и близких ответственность нести не всякому под силу, много проще обвинять кого-нибудь злокозненного в собственных нечистых помыслах и поступках, нежели принять, что это ты сам по злобе своей неправильной несправедливости учиняешь. И прощения просить у кого-то невидимого, но, якобы, всемогущего всяко проще, нежели у того, кого обидел.
Существуй восточный бог на самом деле, многие из правян на поединок его вызвали бы. Не по нраву им то, что с Русью творится. Вот только не было его, обитал лишь в головах людских, никак не в реальности. Не бог, а сплошное суеверие. А с суеверием как бороться, если не знанием? Однако знания люди и не хотели.
«Жители восточные образами мыслят, — объяснял Кощей однажды. — Оттого столь много среди них люда ученого, всяческими чудесами умудренного».
«А мы как же?» — удивился тогда Влад.
«В общем-то все фантазируют, но эти — в особенности, — отвечал Кощей. — Представят небылицу — и сами же искренне уверуют в нее. Их побратимы с запада ничем не лучше. Даже похуже будут, поскольку выдумку в гранит словесный облекают, зовут аксиомами и догмами, а тех, кто против них скажет, дураками или врагами объявят — это уж насколько опасными покажутся».
«Это ж любой злыдень навыдумывает, заявит: «Истина сие». А другие воспримут как должное? Без доказательств?» — вскинулся Влад.