Сказание о демоне
Шрифт:
— Касуми, помни, что лучше не сопротивляться, тогда будет не так больно! — неловко сказала Мигуми. Это были последние слова, которые я услышала перед тем, как меня завели в комнату и оставили одну.
Я старалась не двигаться, иначе вся конструкция из шелковых частей кимоно грозила рухнуть как лепестки увядающего цветка.
Хлоп… Хлоп… Хлоп…
Ладоши… Этот старый мерзавец, развалившись на кресле, хлопал и улыбался. Глаза безумца хаотично бегали, рассматривая жертву. Он обошел меня сзади, схватил за плечи и повел к окну.
— Ты почему такая послушная? Тебе не сказали, что
Схватившись за затылок, Ён Гвон ударил меня лицом об ставни, которые с грохотом распахнулись. Мои руки запутались в рукавах и не могли выбраться, пока старик сам не вытащил их. Сняв с меня верхние одежды и положив ладони на подоконник, он ударил меня по пальцам розгой. А потом еще и еще…
Капли дождя разбивались о кожу, горящую от боли, смывали с моего лица белую маску с черно-алыми полосами, стекающими грязными, кровавыми слезами. Господин Ён бил меня розгой по спине, ногам и ягодицам. От сильных ударов белая ткань окропилась кровью.
— Интересно… Очень интересно! — после этих слов он менял одну розгу на другую, сгибая их перед ударом, чтобы проверить на гибкость.
Я упрямо молчала. От того что я не издаю стонов, не кричу и не молю его остановиться, Ён Гвон пришел в ярость. Взбешенный равнодушием жертвы, мерзавец схватил меня за шею и развернул к себе. В этот момент я почувствовала ужасный запах спиртного и смрад сгнивших зубов. Возможно, эта вонь привела меня в чувство. Я попыталась разжать его пальцы, но этого он и ждал. Забавляясь моими попытками высвободиться, Ён Гвон рассмеялся так сильно, что из гортани вырвался кашель. Я никогда не забуду этот смех!
— Да! Правильно! Вырывайся, борись со мной! — Он продолжал потешаться над тем, как я билась за жизнь. Из последних сил. Начав задыхаться.
Я сильно оцарапала его руку и почувствовала, как под ногти вошла его мерзкая, дряблая кожа. Он бросил меня на кровать и посмотрел на свою конечность. На коже проступали капли крови, испачкав дорогие шелка. Когда этот безумный взгляд опять направился на меня, Ён Гвон медленно слизал кровь с руки. Посмеиваясь, он взобрался на застеленное алой простыней ложе. Ползком, рыча и лая как пес, стал приближаться ко мне, пока не прижал к стене.
«Кандзаси!» — промелькнула в голове мысль. Шпилька, которую я так ненавидела, опять вонзилась мне в кожу, напоминая о себе, но в этот раз чтобы помочь, а не свести с ума.
Одной рукой я схватилась за его седые, сальные волосы, а другой, вынув шпильку, вонзила в глаз. В тот самый, которым он разглядывал меня в главном зале. Гадкий смех сменился криком.
Сейчас сбегутся его прислужники. В этом доме кричат только женщины.
Я вылезла в распахнутое окно и спустилась вниз, скользя по мокрой, покрытой мхом черепице. Хорошо, что мне знакомы все пути, по которым можно убежать от розог госпожи Амайя.
Дождь стих и сменился сильным, холодным ветром. В одном рваном дзюбане, босиком я наконец добежала до повозки Тору, и встала перед ней как вкопанная, не решаясь войти. Молча смотрела, как внутри горит огонь и чувствовала запах заваренных трав. Я боялась, что человек, который стал мне родным, прогонит меня и откажется помочь.
Но Тору
— Твоя?
— Нет… Ну то есть да. Но чужой больше. — Опустив глаза, пробубнила я, пытаясь оттереть пятна, которые только глубже проникали в ткань.
Больше Тору не сказал ни слова, а я всхлипывала и не могла говорить. Он вскочил, отодвинул шкурки животных на полу и приподнял ковер.
— Быстрей, помогай! — приказал он и принялся одну за другой убирать половицы.
Я уместилась в образовавшейся дыре. Сверху Тору уложил доски и накинул ковер. Пока частички пыли не осели, мне совсем нечем было дышать. Я наконец смогла вздохнуть, свернувшись в клубок под половицами, но Тору передвинул тяжеленный сундук на то место, где я пряталась. Меня опять окружило облако пыли. Наверно именно в этот момент я заработала боязнь темных, маленьких помещений на всю оставшуюся жизнь.
Вскоре раздался громкий стук и мужские голоса: «Открывай! Мы ищем девчонку, которая пыталась убить почтенного господина!»
— Девчонку? — ответил Тору, открывая дверцу. Тут нет девчонок. Увы, но я слишком стар для гостей из борделя.
Я замерла, задержав дыхание. За мной пришли. И именно сюда, а значит, кто-то меня сдал. Я была уверена, что это не Юри, а кто-то из девочек, которым я доверяла.
Двое мужчин влезли в повозку и начали расспрашивать Тору, а старик умело отшучивался. Спустя какое-то время появилась Мамочка, пожелавшая обыскать повозку. Хорошо, что Тору накинул себе возраста лет так на двадцать точно, и вскоре старца, мирно попивающего чай в позе лотоса, оставили в покое.
Еще три дня повозка Тору стояла на том же месте. Три дня я вздрагивала от малейшего звука. Все это для того, чтобы отогнать подозрения и избежать преследования мстительных купцов Восточной провинции. Меня искали везде, но так и не нашли.
С тех пор мы с Тору никогда не возвращались в Кайюки. Мы колесили по городам и побывали во всех провинциях. Он учил меня искусству травницы, и оно помогло мне отточить навыки изготовления косметики и даже усовершенствовать их. Вскоре я наконец повстречала демонов, но они оказались не столь могущественными, как описывали девочки. Тору знал травы и заговоры, чтобы без труда отпугнуть нечистых. Иногда перед сном он очерчивал телегу замысловатыми узорами и письменами, бормоча себе что-то под нос.
К моему восемнадцатилетию Тору стал сильно болеть и заставил меня дать ему слово, что я перестану кочевать и останусь жить в Камикабе, столице четырех провинций. Все ради того, чтобы я была в безопасности. Там нет демонов, и не потому, что в городе не воняло тухлой рыбой. Именно там стоит Императорский дворец. Во всех провинциях нет ничего подобного. Он окружен высокими стенами, исписанными древними иероглифами, которые защищают его от нечисти. А жителей охраняет войско истребителей демонов. Поэтому самым безопасным для меня местом оставалась столица Камикабе.