Сказание о граде Ново-Китеже(изд.1970)
Шрифт:
– Отслуга за мной, – тихо сказала она, потом быстро выдернула из косы ленту и протянула Виктору. – А ленту в задаток возьми.
Она отошла, смешалась с толпой девушек, а он все еще искал ее глазами.
– Страшновато было? – спросил серьезно подошедший капитан.
– Страшновато, – просто ответил летчик. – Будто подо мной в полете сиденье провалилось.
Они хотели идти, но дорогу им кто-то заступил. Виктор поднял глаза. Перед ним стоял стрелецкий голова Остафий Сабур.
– Лих ясный сокол, враз
Невыносимая, давящая злоба стиснула дыхание Виктора. «Ударю! Сейчас ударю эту гадину!..»Он шагнул к Остафию, но крепкая рука – остерегающе легла на его плечо. Он знал, чья это рука.
Они пошли, даже не оглянувшись, смотрит ли им вслед Сабур. Капитан сказал:
– Зарубил бы нас Остафий, да держит его за руки кто-то.
– Ждут они кого-то, – помолчав, ответил Косаговский. – Тогда и расправятся с нами.
– Ждут! И нам ждать приходится.
4
Виктор долго сидел в одиночестве на камне у поповских ворот. Капитан и Сережа уже спали. Истома притих в своей боковуше.
Ночь шла по земле, а со Светлояра все еще доносились песни. Далекие голоса звучали задумчиво и нежно. Ярилина ночь томила, все кругом изнывало от избытка жизни, все пело и любило. И в душу Виктора хлынула ликующая радость, ощущение приблизившегося огромного счастья.
Он ушел в избу, когда смолкли песни Ярилиного поля. Лег на лавку, но заснуть не мог. Улыбался чему-то в темноте.
На дворе залаял вдруг злобно Женька. Кто-то осторожно ощупывал дверь.
Летчик приподнял голову, прислушиваясь. Дверь медленно открылась. В избу вошел человек, неся перед собой фонарь с толстой яркой свечой. Виктор закрыл глаза, притворившись спящим. Ночной гость на цыпочках, крадучись, подошел к лавкам. Виктор не двинулся, следя приоткрытыми глазами. Он чувствовал, что человек с фонарем вошел не один, что в темноте прячется еще кто-то.
Летчик рывком сел:
– Кто там прячется? Покажись. Ну?!
– Замолчь! – прошипел державший фонарь. – Ложись! Зарублю!
На полатях ворохнулся и стих поп Савва. Капитан и Сережа спали, слышалось их ровное, глубокое дыхание.
Виктор не лег, остался сидеть… Фонарь поднесли к его лицу. Он отшатнулся. А фонарь покачивался перед его глазами. Кто-то, таящийся в темноте, внимательно разглядывал лицо Виктора.
Фонарь дрогнул и опустился. Ночные гости отошли к двери, остановились там, перешептываясь. Вдруг стало темно. На свечу в фонаре дунули. Скрипнула дверь, а на дворе снова зарычал, заметался Женька. Но вскоре и он стих. Только тараканы шелестели в темноте.
А затем послышалось движение на лавке, где спал Ратных. Виктор понял, что капитана тоже разбудили ночные гости, но он
– Пришел тот, кого ждали в Детинце.
Капитан молчал.
Глава 12
ЧУЖ-ЧУЖЕНИН
1
После яркого солнечного дня пришла тихая прохладная ночь. Из глубины рощи тянуло росистой лесной, свежествю. На темном ночном озере плавали огни. Там рыбаки лучили рыбу. Сладко и томно стонали лягушки в озерных заводях, утомленно и печально вскрикивал дергач на полях, хрипло лаял горный волк, подобравшийся к городским заставам.
Из-за сопок выглянула луна. Все было торжественно и спокойно под высоким небесным куполом. В городе закричал петух, ему ответил другой, и пошла перекличка из посада в посад.
– Вторые кочета пропели. Пора мне.
– Погоди хоть полчаса.
– Погожу. Сил нет уйти от тебя. – Анфиса подняла глаза на небо, прижимаясь щекой к плечу Виктора. – Месяц-батюшка куда взобрался, на какую высь! Поди, и Москву видит.
– А ты хочешь Москву видеть?
Анфиса помолчала, кутаясь в шушун.
– Как не хотеть? Москва всем русским людям в сердце вросла.
– Уйдешь со мной на Русь, Анфиса? Девушка потерлась щекой о его плечо и промолчала. Не дождавшись ответа, Виктор сказал горько;
– Не отвечаешь. Не любишь ты меня!
– Не люблю? – строго посмотрела на него девушка и заговорила сильно и страстно: – Ты свет мой, ты радость моя! В ковшике воды выпила бы тебя, вот как люблю! Чуж-чуженин ты, а вошел мне в душу. Слушай, маловерок! Дала я тебе ленту из косы, а это все едино как обрученье. А теперь дай руку.
– Какую? Вот обе, выбирай.
– Знамо, правую… Гляди, сама надеваю тебе напалок мой. Теперь обручены мы. Веришь теперь? Глянь, как играет камешек, пылает он, как любовь моя к тебе!
Анфиса подняла руку летчика и подставила ее под лунный свет. На перстне горел большой гранат, темный, как сгусток крови. Поймав лунный луч, он выбросил его обратно пучком густого, темно-красного огня.
– Перстень этот прадеды мои из мира принесли. Княжеский или боярский, поди, перстень. А тебе пусть он будет вечной памятью обо мне. Вечной…
– Ты словно прощаешься со мной! – тревожно сказал Виктор.
Она долго молчала, запрокинув под луной побледневшее лицо. В глазах ее, ставших черными, были нежность и тоска, по щекам катились слезы.