Сказание о наших готских предках

Акунов Вольфганг Викторович

Но удалось ли это всем готам? Или только части готов? Археологические находки, сделанные, вдоль трассы готского «трека», позволяют сделать следующий вывод. Германские мигранты продолжали свое продвижение на юг по обоим берегам Данапра. Находки соответствующих артефактов подтверждают разрушение или «поломку» готского моста. Но полагать, что только Филимер со своей «половиной» готского племени прибыл на желанный юг и овладел плодородным «ауйомом», очевидно, было бы неверно. Да и предположение, что готы уже в ходе этого первого прорыва на юг (или даже до него), в лице своих разведчиков, «передовых землепроходцев», достигли полноводной реки Ра, а то и двинулись дальше на юг вдоль по течению Ра, не находит достаточно веского подтверждения. При всем уважении к столь авторитетному историку, как Г.В. Вернадский, придерживавшийся этого мнения. Не полноводная река Ра (нынешняя Волга), впадающая, как известно, в Каспийское море, а полноводный Данапр-Борисфен, текущий в направлении Тавриды-Крыма и впадающий в Евксинский понт, указывал путь на желанный юг готам и их союзникам.

«Тотчас же без замедления подступают они к племени спалов и, завязав сражение, добиваются победы. Отсюда уже, как победители, движутся они в крайнюю часть

Скифии, соседствующую с Понтийским морем, как это и вспоминается в древних их песнях как бы наподобие истории и для всеобщего сведения; о том же свидетельствует и Аблавий, выдающийся описатель готского народа, в своей достовернейшей истории» («Гетика»).

В этом фрагменте как будто слышится победное звучание фанфар (или, точнее – германских рогов-луров). Разумеется, очень хотелось бы узнать, хотя бы в нескольких строфах или словах, в каких выражениях готские певцы-сказители (именовавшиеся у кельтов «бардами», у западных германцев – например, у англосаксов – «скопами», и неизвестно как именовавшиеся у гутонов-готов) славили в своих боевых песнях подвиги героя Филимера. Драматическую, едва не обернувшуюся всеобщей трагедией, переправу через Борисфен. Победу над спалами. Завоевание Тавриды-Крыма. Увы! Готские героические песни (наверняка не только сложенные, но и неоднократно исполнявшиеся по самым разным поводам) давно отзвучали, забывшись с течением времени. Почти всем, что нам сегодня известно о готском языке, мы обязаны переводу Библии с греческого основателем не только готской, но и всей германской письменности (не считая рун), да и литературы – готским епископом Вульфилой (о нем еще будет подробно рассказано далее). Ибо, кроме него, до нас дошло лишь несколько готских надписей (вроде той, что украшает ковельское, дамсдорфское, розвадовское и моосское копья), грамот, имен, фрагментов. А как насчет готских следов в германском языческом стихотворчестве? Их отдаленное звучание можно, хотя и с трудом, расслышать в норманнских сагах и висах, в сохранившихся нордических редакциях раннесредневековой германской поэзии времен Великого переселения народов. Считается, к примеру, что в некоторых, старейших, нордических сказаниях и песнях (например, «Песни о битве готов с гуннами» или песни о кузнеце-кудеснике Вёлунде-Воланде-Виланде – своеобразном «северном Икаре» и прообразе булгаковского Воланда) еще сохранились далекие отзвуки словарного запаса языков древних южных германцев. «Великая сумятица», или, говоря по-русски – «Великая смута» (а то и «Великая замятня»), которой, своим переселением на юг, в немалой степени способствовали и готские мигранты, поглотила без следа свидетельства существования поэтических произведений, сочиненных готами в честь своего великого похода, ознаменовавшего собой наступление новой эпохи.

Спалы, скифы и другие

Широкая и полноводная река, форсировать которую готские «вооруженные мигранты» после обрушения моста больше не могли, превратила их поход на юг в странствие на юго-восток. Эта смена направления движения не могла остаться незамеченной готским «народом-войском», хорошо знакомым с морем и мореплаванием. Но что готским мигрантам было делать? Река становилась все шире, неся свои бурные воды через безграничную степь. О переправе через своенравный Борисфен нечего было и думать.

Речные берега, как и морские побережья, были в древней Европе заселены гуще, чем места, более отдаленные от водоемов. Люди издавна селились по морям и рекам. С тех пор в этом отношении мало что изменилось. Возможность водного транспорта по рекам – единственный способ перевозки тяжелых грузов из одного населенного пункта в другой – была столь же важной, как рыбная ловля и возможность иметь в достатке питьевой воды для людей и домашних животных. А воду Данапра в то время, несомненно, можно было пить без лишних опасений. «Испить шеломом Борисфена», выражаясь языком автора «Слова о полку Игореве».

Вероятно, Филимеру и шедшим на юго-восток, параллельно со своими собратьями, по западному берегу Данапра, готам приходилось постоянно вести бои с туземцами. Хотя эти бои были, скорее всего, неравными. Вряд ли земли, через которые проходили готы, были особо густо заселены. Несмотря на сказанное нами выше о большей заселенности речных берегов. Но вот в большой излучине Данапра-Борисфена, в районе нынешнего Киева, люди селились постоянно, начиная с Каменного века, и притом в немалом количестве. На современной территории «матери городов русских» было найдено тому множество свидетельств. Археологические раскопки показывают, что поселения на территории Киева и Киевщины существовали уже не менее пятнадцати, если не двадцати пяти тысяч лет назад (Кирилловская стоянка). Период неолита и энеолита представлен трипольской культурой, памятники и периоды которой исследователи разделяют на три этапа: ранний (4500—3500 до Р. Х.), средний (3500—2750 до Р. Х.) и поздний (2750—2000 до Р. Х.). Бронзовый век представлен на территориях юго-западной Киевщины белогрудовской культурой. Зарубинецкая культура (второй половины I тысячелетия до Р. Х.– первой половины I тысячелетия п. Р.Х.) характерна для северо-запада Киевщины Короче, люди жили там как в более ранние, так и в более поздние времена. Когда Креститель Руси, Великий князь Владимир Святослав(ов)ич Стольно-Киевский (как его именуют наши древние былины), считающийся отпрыском норманна Рюрика (в действительности же, вероятнее всего – потомок готских Амалов, причем не только по матери, но и по отцу, о чем еще будет сказано далее), строил в Киеве в Х в. церкви, то возводил их на месте древних сел и захоронений. Само возникновение, основание города Киева было ни чем иным как слиянием в единое поселение городского типа существовавших уже на протяжении многих столетий поселений рыбаков, перевозчиков, сплавщиков, плотогонов, паромщиков (не зря именно перевозчиком считали в народе – к возмущению автора древнерусской «Повести временных лет» ! – первого, легендарного, киевского князя-эпонима Кия; «Кий» – вероятно, искаженное иранское «Кей», от авестийского «Кави», т.е. «князь» или «царь» – первая иранская династия, считающаяся легендарной, вошла в фольклор, например, в «Шахнаме» Фирдоуси, и в историю Ирана под именем Кейанидов-Кеянидов). Но также и ремесленников – кузнецов, золотых дел мастеров, гребенщиков и гончаров-горшечников. Не менее прославленных своим

мастерством и имевших не меньше покупателей своих изделий, чем резчики по янтарю из устья Вистулы. Ибо по великой реке покупатели сами плыли к ним в руки. В буквальном смысле слова.

Не позднее, чем добравшись до излучины Данапра, готы уяснили себе следующее. После долгих странствий по обширным, малозаселенным областям, они опять приблизились к зоне, густо заселенной носителями высокой культуры. Наверно, жители берегов Данапра напомнили им жителей дельты Вистулы. Покинувшему Янтарный берег народу готов по пути из «Готискандзы» к Евксинскому понту впервые за все время своего долгого странствия предоствилась возможность начать новую, более богатую и привольную жизнь. Жизнь, в условиях которой можно было бы, однако, сохранить те или иные старые привычки. Здесь готские странники могли бы начать жить подругому. Лучше, чем прежде. Как в свое время – на Вистуле. Если бы только вышли победителями из схватки с туземцами. С народами, на протяжении столетий наслаждавшимися близостью к теплому морю, не требующим особого труда изобилием и древней культурой. И потому, возможно, менее воинственными, менее стойкими в бою, чем готы, подступающие к их старинным поселениям.

Первым племенем, способным оказать и оказавшим готам Филимера достаточно упорное сопротивление, были упомянутые Иорданом спалы. О народе с таким названием известно крайне мало. Ибо до упоминания спалов в сказании о великом странствовании готов, донесенном до нас «Гетикой», этот (или схожий) этноним (в варианте «спалеи», лат. Spalaei) упоминался тольк римским энциклопедистомполигистором Плинием Секундом. По мнению известного отечественного ученого-лингвиста Олега Николаевича Трубачева (разделяемому, в частности, Максимом Жихом): «Плиниевская форма Spalaei уводит в индо-арийский Крым и относится к сатархам – Satarcheos Spalaeos, букв. «сатархи – жители пещер» («пещерники» – В.А.). Как бы то ни было, спалы, очевидно, относились к кочевым народам азиатского происхождения (возможно, сарматского или, точнее, роксоланского, т.е. иранского, корня – отсюда и упоминание Трубачевым «индо-арийского Крыма»), хотя вряд ли возможно представить себе кочевников обитающими в пещерах (со своими стадами и табунами – иначе какие же это кочевники). Поэтому многие авторы, как, например, Иван Анатольевич Анфертьев, говорят в данном случае о случайном совпадении слов (омонимии). Темна вода во облацех, как говорили в таких случаях у нас в былые времена… Некоторые историки и филологи связывают со спалами русское слово «исполин» («спалин», «палин»). Предполагая, что спалы, некогда державшие в подчинении праславян (и потому воспринимаемые последними как непобедимые силачи), вошли под названием «исполинов» в славянский фольклор и язык. Эти (вероятнее всего – ираноязычные) номады (возможно, связанные с «царскими скифами» или «царскими сарматами» античных авторов) могли свободно кочевать по бескрайним степям к востоку от Данапра. И потому были вполне способны сконцентрировать боевую мощь своей конницы против готов. Что же касается бесчисленных, но мелких вооруженных стычек готов с прибрежными жителями (праславянами или уже славянами – «антами» и «склавенами», упоминаемыми Иорданом), то они не носили характера решающих битв. И потому не были упомянуты в сказании о готском странствовании, сохраненном для потомков в «Гетике» готоаланского историка на службе у Второго Рима.

Совершенная иная ситуация возникла, когда готские мигранты достигли, наконец, Черноморского побережья. Ибо оно на протяжении вот уже целого тысячелетия было зоной древней культуры. Областью, находившейся под сильным влиянием греческой цивилизации. По крайней мере, с гомеровских времен. Если не раньше. Черноморское побережье с прилегающими к нему «ауйомами» – плодородными земледельческими зонами, изобильными зерном – относилось к числу первых земель, открытых древнегреческими мореплавателями и ставших объектом эллинской миграции с последующей колонизацией. Ибо на гористом греческом полуострове (и тем более – на многочисленных греческих островах, островках и островочках) никогда не произрастало достаточно хлеба, чтобы накормить неуклонно растущее население греческих городов, часть которого регулярно отправлялась в далекие, незнаемые земли в поисках новой родины и лучшей доли.

Потому-то первое плавание греческого корабля через Геллеспонт, а затем – через Понт Евксинский – в Колхиду было воспето в одном из самых поэтичных мифов классической древности и на все времена сохранилось в памяти культурного человечества. В упомянутом нами выше мифе о плавании направляемого волей богов и богинь корабля «Арго» под начальством Ясона. Героя, сломившего сопротивление угрожавших ему злых сил. Одолевшего их с помощью чародейки Медеи, И все же не Колхида была, на деле, главной целью греческих флотилий в последующие столетия. Нет, их целью был тот самый «ауйом», золотая житница-«ауэ» готов, Северное Причерноморье с его щедрыми урожаями зерновых.

Выходцами из Милета – процветающей эллинской метрополии, общепризнанного центра изящных искусств и ремесел, литературного творчества и торговли малоазийских греков, были основаны многочисленные колонии на берегах Евксинского понта – Синоп, Трапезунд, Ольвия, Томы, Гермонасса, Кепы. Выходцами из другого эллинсого полиса, Мегары – колонии Гераклея Понтийская и Халкидон (Халкедон) Таврический. Города, большинство которых, хотя и не всегда располагались на одном и том же месте, оставались важными торговыми пунктами на протяжении долгого времени. Города, каждый из которых имел долгую и великую историю и свою собственную судьбу. Города, служившие мостом между Западом, Европой, и Востоком, Азией. Между средиземноморским культурным кругом (выражаясь языком диффузионистов) и дикими, необузданными силами чудовищных в своей необозримости степей. В античные времена политическое устройство греческих колоний на берегах «Гостеприимного моря» с золотыми нивами описанных впервые Геродотом скифов-пахарей и скифов-земледельцев, было близко к устройству метрополий, выходцами из которых они были основаны. Впоследствии колонии причерноморских греков попали под власть эллинистического Боспорского царства. Затем – царства Понтийского. И, наконец, Римской империи. Местные греческие колонисты занимались сельским хозяйством, рыболовством, ремеслами и торговлей. Через причерноморские колонии осуществлялся вывоз в материковую и островную Грецию, в первую очередь, хлеба, шкур из Скифии, а также рыбы и рабов. Взамен из Греции завозились в основном керамика, вино, елей (оливковое масло).