Сказание о Старом Урале
Шрифт:
Застегивая серебряные крючки голубого сарафана, услышала в сенях чью-то легкую незнакомую поступь.
– Кто там?
Обернулась к двери, увидела Катерину Строганову. В руках кнут. Должно быть, сама лошадью правила. Гостья пробормотала недобро и негромко:
– Ишь вырядилась!
– Хозяина ожидаю трапезничать. С утра с Иванком в Заречье подался.
– Семену Строганову кошкой об ноги трешься?
Анюта прямо глянула в глаза Катерине, и не стало в ее взгляде обычного ласкового тепла.
– Всякому свое. Ты, как погляжу, не в пастухи ли
– Говори, да не заговаривайся! Аль не соображаешь, кто перед тобой?
– Пужать пришла?
– Ну ты, девка! – выкрикнула Катерина, сжала губы и до щелок сощурила глаза.
– Голосок здесь у меня шибко не поднимай, – раздельно сказала Анюта. – Как бы визгом не обернулся от злобы.
– Молчи!
– Неужто и говорить не велишь? Может, зависть душит?
– Как посмела такую речь вести?
– Посмела. Аль не приметила, что в проходе в хозяйскую избу нет моей лежанки? В его постели мое место теперь. Что? Никак, побелела с лица? Сам меня позвал. Не глянется тебе, кем в этой избе Анютка обернулась? Ты и лицом куда меня басче. Да и умом не оскудела. Но понять должна, что хозяину молодость моя приглянулась.
– Полюбовницей стала?
– Молодость меня до него подняла. Может, завтра другая его от меня отнимет, но сейчас его жизнью, его силой живу и оттого впервые в жизни счастье познала. Не обессудь, сделай милость. Недосуг мне сейчас. На стол собирать пора. Хозяина жду. Он порядок любит.
Анюта принесла из кухни поднос с караваем хлеба, посудой и столовым ножом. Нарезала хлеба. Катерина пристально следила за каждым ее движением. Прошептала тихо, но явственно:
– Ну вот что: не бывать тебе Строгановой. Уразумела сие?
Анюта засмеялась.
– Нет, покамест не уразумела.
– Значит, пора тебя уму-разуму поучить!
– Неужели кнутом учить пришла? Упреждаю: не вздумай руку на меня поднять! – Анюта положила каравай на стол, а нож держала в руке. – Как хлестнешь, так и жить перестанешь.
– До тех пор хлестать буду, пока из строгановской избы не сгоню!
– Тогда повидаешь, как за себя стоять умею. Обучилась, слава те, господи, в строгановских вотчинах.
За окошком кто-то громко позвал Анюту. Она подошла к окну, и в эту минуту Катерина с размаху ударила ее кнутом. Молодая женщина чуть дрогнула, но не вскрикнула, не выдала резкой боли. Только спросила удивленно и спокойно:
– Хлестнула? Помолись теперь!
Катерина попятилась, размахивая кнутом.
– Кинь нож!
Анюта неотвратимо наступала на противницу.
– Нож кинь, говорю!
Обе оцепенели от голоса Семена Строганова:
– Опомнись, Анюта!
Нож выпал из женской руки. Задыхаясь от волнения, она еле смогла выговорить:
– Хлестнула! За то, что меня себе взял... – Анюта внезапно метнулась, выхватила у Катерины кнут, швырнула в окно. – Не вольна меня в твоем доме хлестать.
– Не плачь, Анюта. Утри слезы да накинь опашень. Пимена-старосту позови: пусть тотчас в монастырь сходит и скажет Трифону Вятскому, мол, боярин Макарий Голованов преставился.
Анюта испуганно смотрела на хозяина.
– Поторопись, родная... Говорили с ним о Сибири. Вдруг замолчал... Гляжу, уже не дышит!
Анюта выбежала из избы. Семен грузно опустился на скамью.
Катерина положила ему руку на плечо.
– Кому же теперь у нас воеводой быть?
Семен поднял на Катерину глаза и резко сказал:
– Уйди из избы. Кнут под окном подбери. И боле порога сего не переступай.
Когда Катерина ушла, Семен послал за Иванком Строевым. Потолковали с ним обо всем за полночь. Утром Нижний чусовской городок узнал, что хозяйской волей стал на воеводское место строгановский корабельный мастер, костромич родом, Иван Федорович Строев.
ГЛАВА ПЯТАЯ
1
На реке Чусовой, версты три выше строгановского Нижнего городка, в душистой сосновой роще стали рядками приземистые избы нового ратного поселка. Вокруг него – частокол с двумя воротами, а над ними – доглядные башенки. Приплывшая с Камы вольница Ермака наполнила избы шумом жизни.
Семен Строганов принял пришельцев радушно. Кормил и поил наславу. Трое суток Ермаковы люди пьяным-пьяно гуляли в Нижнем городке, а опохмеляться отправились в новый поселок. Развеяв хмельной угар, начали привыкать к наемной ратной доле.
Строганов и Ермак ожидали, что царские воеводы пустятся разыскивать вольницу на Каме. Могут по пути наведаться и в чусовские городки! Сотникам было приказано поначалу держать людей за частоколом, а струги, знакомые царским дружинникам, от греха угнать в Верхний городок.
Строганов с оглядкой доверялся пришельцам и перво-наперво завел себе «свой глаз» в новом поселке: назначил Спирю Сорокина приказчиком над харчами для Ермаковой дружины.
Спиря понимал, что глядеть надо в оба, водить дружбу со всеми и доподлинно вызнавать, что держат на уме и на языке Ермаковы люди. Свое тонкое поручение Спиря выполнял спокойно, ибо знал, что на том берегу в вогульском поселении хоронится небольшое войско из вогулов лучников. Хозяин держал этих лучников на тот маловероятный случай, если бы вольнице прискучил мирный быт и она вздумала бы и здесь, в строгановской вотчине, позабавиться прежним ремеслом...
2
Светало. Начиналось погожее июльское утро. Леса еще не стряхнули с себя ночную дрему. На травах серебрились бусинки росы. Река – в сизом тумане, а где прояснело, там расходятся на воде круги: рыба «плавится»!
Спиря Сорокин давно привык у реки встречать солнечный восход игрой на свирели. Нынче он еще затемно спустился крутою тропою к реке, умостился на валуне и заиграл пастушью песенку. На Чусовой люди любили Спирину свирель, хотя и посмеивались, будто высвистывает он не людские напевы, а лешачьи, переняв их от лесной нечистой силы. А на самом деле Спиря играл на свой собственный лад, перенимая мотивы разве что у ветра да у певучей воды.