Сказание о Старом Урале
Шрифт:
– Боярину Захару Михайловичу, воеводе царскому, поклон от грешного раба божия.
– Будь здрав, Досифеюшко. Рад на тебя поглядеть.
Пришелец кивнул и Жуку:
– Здорово, Жуче навозный.
– Здорово, здорово, монаше без обители!
О рождении щенят Досифей слышал уже по дороге сюда. Зная, что они – слабость воеводы, гость присел на корточки, успокоил Ласку и даже подержал одного щенка на ладони.
– Хороши! Хитер же у тебя псарь, боярин, коли сумел волчью породу с собачьей увязать.
–
– Во здравие таких новорожденных не грешно бы пенного меду хлебнуть.
– Что ж, велю тебя добрым медком угостить... Жук! Чару из костромской кадушки! Да поживее!
Жук не торопясь пошел, словно в раздумье. На полпути остановился.
– Боярыне чего сказать, ежели спросит, кто пожаловал?
– Ступай, ступай! Скажешь: Досифею чарка.
Слуга, исполненный сомнений, побрел на поиски ключницы. Воевода указал на пленников, привязанных у палисада:
– Чего стоишь, Досифей? Садись, не чинясь, и сказывай, что за нехристи с тобой.
Подручный Строгановых только собрался было излагать свое дело к воеводе, как на крыльце с целым жбаном пенистого меда появился Жук. Досифей громко захохотал.
– Глянь-ко, боярин Захар! Слуга наказ твой перепутал! Ты велел чарку вынести, а он... весь жбан притащил!
– То, монаше, сама боярыня велела тебя жбаном приветить.
– Добро, коли так. Что ж, подноси, по обычаю.
Приняв обеими руками серебряный жбан, Досифей приник к нему и жадно, не переводя духа, осушил хмельное питье наполовину.
– Вот так-то! Честь хозяину с хозяйкой отдана, можно и присесть.
Он опустился на травку возле боярского кресла, поджал по-восточному ноги в ичигах, положил щенка-волчонка себе на колени.
– Дозволь, боярин, ответить теперь насчет нехристей этих. Поверишь ли, чьи они?
– Татары, никак?
– Тобольские. Мурзы Ахмета люди.
– Чего мелешь? Где изловил? Постой... Слугу отошлю.
– Дозволь, боярин, Жуку послушать. Человек он ратный... Да и новости мои скоро громкими станут... Нынче на зорьке мне язычников этих притащили наши люди с Вишеры. Неужто не видать было тредневось зарево в стороне Вишеры? Неужли дозорные с вышек не приметили?
– Зарево приметили. Да только далеконько, не ближе Белого Камня. Думали, пожар лесной.
– Пожар и был, да кабы лесной. Татары острог наш спалили.
– Сгорел? – удивился воевода.
– Дочиста. Там этих гололобых и пымали. Спрашивал их седни утром о злом умысле. Сперва молчали... Потом выпытал, что они люди хана Ахмета, коего мы зимусь с Семеном Аникьичем порешили возле Сосьвы. Дале дознался: вокруг твоей Чердыни их семь станов. Верховодит ими старшая дочь хана Игва. И собиралась она по осени Чердынь попалить да пограбить.
Воевода поднял брови, усмехнулся недоверчиво.
– Раненько посмеиваешься, боярин. Думаешь, если баба войском правит, можно за крепость не тревожиться? Как бы не так... Хозяевам моим помощь твоя сей раз нужна, а они в долгу не останутся.
– Что задумано ими?
– О сем позволь покамест умолчать.
– Где же Игва стан учинила?
– Близехонько, окаянная, к твоей крепости подобралась.
– И про это небось умолчишь? Что ж, дружинников своих по округе разошлю, разведаю сам, правду ли говоришь.
– Как же не правду? Томить не стану, скажу: на Глухарином уступе Полюдова Камня ее стан.
– Быть не может!
– Поверишь, коли проверишь. И потому так близко она подошла, что ты, воевода, беспечен стал. Дружинники твои так разленились, что, не обессудь за правдивое слово, ведь лет семь небось за стены крепости в леса не хаживали и не смотрели, как в них мураши кучи складывают.
– Правду говоришь, Досифей. Беспечно в крепости живем. Да и не мудрено – сколько лет здесь покоя никто набегами не нарушал. Забыли и думать о такой беде.
– Вот то-то! Хорошо, что я поблизости случился, а то по осени погулял бы красный петух в твоих владениях, и сам с боярыней своей, может, в татарский полон угодил бы.
– Да будет тебе страсти плести! Небось видел под Казанью не мурзу тобольского! Даст бог и здесь выстоим, как должно русским людям стоять... Сказывай, какая помощь от меня Строгановым потребна?
– Перво-наперво хочу у тебя охранителя твоего Григория Жука на недельку в помощь мне выпросить. Наслышан, что он к Полюдову Камню короткие тайные тропки знает. А может, хвастает?
– Жук, тропы тайные к Полюду знаешь? – сурово спросил воевода.
– Вестимо.
– Пойдешь с Досифеем?
– Пойду, ежели велишь.
– Неужли, Досифеюшко, вдвоем на татар идти хочешь?
– Зачем же вдвоем, боярин? Возьмем мужиков с плотов.
– Да ведь у тебя люди-то все больше вогуличи?
– Зато верные, раз строгановские.
– Дай-то бог!
– Еще просьбишку имею к тебе, боярин: скажи боярыне Анне, чтобы она, когда мы выступим татар воевать, в соборе своей рукой свечку за нас Николаю-угоднику затеплила.
– Обязательно затеплит. На том тебе поруку даю.
– Татар этих, пока на Полюд отлучусь, подержи на царских хлебах, сделай милость!
– Подержу. Будут в крепости площадь мостить.
– Добро! Надобно бы мне, боярин, еще бочоночек пороху: у меня в разуме для Игвы новая выдумка припасена.
– И как пороху не дать, коли Чердыни напасть уготована, а ты в защиту идешь! Будет тебе бочонок, а надо – так и два.
– Вот и спасибо. Допью хозяйкин медок, поклонюсь тебе в ноги да пойду исподволь к походу готовиться. Ты, Жуче, посади татар в яму да с дозволения боярского бочонок пороху на Пьяный двор заблаговременно доставь.