Сказание о суворовцах
Шрифт:
В один из мартовских дней о Суворове должен был рассказывать Саша. Он вышел к учительскому столу, остановился, положил руку на спинку стула.
— О победах или интригах? У Суворова было много врагов — не только чужеземцев, но и среди царских вельмож и военных чинов.
— А вы сами решайте, как и что, — посоветовал прапорщик. — Можно и о личных делах, если извлекается из этого польза.
Саша достал из кармана блокнот, отыскал нужную страничку.
— 23 марта двести два года тому назад Суворов был назначен командующим Крымским корпусом. Самолюбивый и не прощавший причинённого
Прозоровский послал в Бахчисарай дежурного генерала, чтобы тот узнал, когда соизволит Суворов явиться к нему?
Адъютант Суворова ответил, что его начальник очень болен и никого принять не может. Генерал так и доложил Прозоровскому.
А тем временем Суворов ужинал у русского резидента, фактического правителя при Бахчисарайском дворе, и весело рассказывал о каком-то походе.
Прозоровский понял, что Суворов не хочет его видеть и, оскорблённый этим, отослал с нарочным необходимые для передачи корпуса документы, а сам укатил в Москву.
Через день-два Суворов, осмотрев позиции, приказал укрепить их посильнее, а солдат велел кормить получше, больных лечить. Он отдал приказ, — Саша зачитал запись в своём блокноте, — «иметь ежевремянное попечение о соблюдении паче здоровья здоровых… Пить воду отварную и отстоянную, а слабым — сухарную или уксусную… Застоялую олуделую пищу отнюдь не употреблять, но надлежаще варить, а по употреблении вымывать и вытирать котлы сухо. Обуви и мундирам быть не весьма тесным, дабы и в обуви постилка употреблятца могла… Наблюдать весьма чистоту в белье неленостным вымыванием оного. Строго остерегатца вредного изнурения, но тем паче к трудолюбию приучать, избегая крайне праздностей…»
— Интересно, очень интересно, — сказал прапорщик Котов, — а что потом было, когда Суворов принял корпус в Крыму?
— В тот же год Турция начала стягивать к Южному Бугу войска. Однажды Суворов осмотрел береговую оборону и приказал за ночь оборудовать артиллерийские позиции, сделать насыпь и вырыть ходы сообщения, окопы для пушек. С рассветом работа была прекращена.
Утром турецкий командующий Гаджи Мегмет увидал позади флотилии, у входа в море, солидные земляные насыпи, позиции артиллерии и — ни живой души. Тут же он запросил у Суворова: зачем возводятся укрепления?
Суворов ответил: «Дружески получа ваше письмо, удивляюсь нечаянному вопросу, не разрушили ли мы обострений дружбы… К нарушению взаимного мира никаких намерений у нас нет, а, напротив, всё наше старание к тому одному устремлению, чтобы отвратить всякие на то неприязненные поползновения и чтоб запечатлённое торжественными великих в свете государей обещаниями содружество сохранить свято. Итак, мой приятель, из сего ясно можете видеть мою искреннюю откровенность и что сумнение ваше выходит из действий вашей внутренности…»
Гаджи Мегмет понял, что Суворов готов отразить нападение. Он порвал ответ и приказал немедленно покинуть бухту. Высадка турецких войск в Крым была сорвана.
За умение вытеснить турок из Ахтираской бухты царица Екатерина пожаловала Суворову золотую табакерку, украшенную бриллиантами (Суворов не курил, а нюхал табак). А придворные генералы начали интриги против Суворова.
В классе стояла тишина. Котов прошёлся взад-вперёд.
— Достаточно, молодец! — Прапорщик посмотрел на часы. — У нас уже нет времени. Объявляю, на очередном уроке тема: «Каким был в юности Володя Ульянов?»
Перед отбоем, когда суворовцы имеют время для подготовки ко сну, Илья Зубов хлопнул Александра по плечу:
— Откуда ты всё знаешь о Суворове? А я вот где-то читал, что ему не повезло в семейной жизни…
— Ты прав, семейного счастья ему не хватало, но он испытал счастье победы над врагом.
— А знаешь, — шепнул Илья, потеребив Сашу за плечо, — я так люблю читать про интриги…
— Вот это-то в жизни и не важно.
— Ну, ты даёшь… — И, словно что-то вспомнив, Илья достал из кармана Сашин значок и бросил на подушку. — Забирай, кандидат в мастера. Пошутил я, хотел проверить тебя: кого заподозришь, а ты даже никому не сказал о пропаже.
— Не доложил командиру только потому, что никого не хотел обвинять. Но если бы меня спросили: «Кого подозреваешь», я ответил бы: «Зубова Илью».
— Фи! Я хотя и не Суворов, но манёвр тоже разработал. Я полез бы под твою кровать и сказал бы: «Вот он, значок-то!»
Саша в упор посмотрел на него:
— Значок ты можешь носить. Но кто тебе одолжит совесть?
Прекрасная идея
На утреннем осмотре Саша не имел замечаний. С любовью относился он к своему мундиру. Куртка и брюки хорошо вычищены, аккуратно выглажены, свежий подворотничок, ботинки словно лаковые. Идеально заправлена койка. В тумбочке тоже всегда порядок. Ничего лишнего, всё убрано. Но в тот солнечный весенний день прапорщик сделал Саше замечание:
— Почему у вас под матрацем тетрадь?
— Извините, товарищ прапорщик. Помните, я докладывал вам о разговоре с полковником Садковым?
— Допустим. Ну и что?
— Так вот, полковник тогда сказал, что нужно найти пионерское знамя, с которым мой отец ходил в атаку. Я пишу письма в разные города, музеи и спрашиваю: не сдавал ли кто после войны боевое пионерское знамя?
Прапорщик Котов имел одну особенность — любил возвращаться к начатому разговору позже, через несколько дней. Однажды, когда суворовцы занимались в спортивном зале гимнастикой и Саша после выполнения упражнения на брусьях отдыхал, прапорщик присел рядом.
— Думал я насчёт знамени. Вот что: попроси-ка своего тренера заняться этим делом. Ты говорил, что она корреспондент радио. Пусть о пионерском знамени передадут по радио. Может быть, отзовётся кто-нибудь.
— Прекрасная мысль! Спасибо, — воскликнул Саша. — Как же я не догадался раньше?
В тот же день Саша позвонил Алле Антоновне и сказал ей, что прапорщик Котов подал интересную идею — попросить рассказать о знамени по радио.
Алла Антоновна одобрила предложение, но обещала поговорить сначала с отцом Саши. Нужно взять интервью, и тогда уж написать рассказ для радио.