Сказание о суворовцах
Шрифт:
— Проще говоря, — прервал офицера генерал, — не сдержит слово — немедленно будет отчислен. Надеюсь, товарищу Зубовой это понятно?
— Да, товарищ генерал. Спасибо вам.
Зубова встала и, закрыв лицо платком, чтобы скрыть слёзы, пошла к двери.
— Проводите её, — сказал генерал и посмотрел на Палова.
Пётр Фёдорович подошёл к окну, закрыл его и, повернувшись, улыбнулся.
— Ну, комиссар, можно и домой.
Победи себя
Весенний воскресный день был солнечным и тёплым.
Телеграф на проспекте Калинина самый удобный для разговора. Не так далеко от Суворовского училища, удобно добираться на метро, быстро принимают заказ, и хорошо слышно. А после разговора есть где посидеть, хорошенько обдумать, что услышал, и успокоиться немного.
В Москве цветёт сирень, суворовцы перешли на летнюю форму одежды, а там, в отдалённом гарнизоне, ещё прохладно. Отец сказал, что идёт дождь со снегом. А мама, как всегда в выходной день, рано уехала на полковом автобусе на рынок и возвратится только к обеду. Сестрёнка и братишка ещё спят. Отец порадовал: дома всё хорошо, все здоровы. Спросил: «Не выбился из отличников?» Похвалил. А ещё сказал, что все скучают по нему и ждут на каникулы.
После разговора с отцом на душе у Юры было спокойно и радостно, и он готов был тоже бегать, прыгать, носиться по парку, как вон те малыши.
Робко подошёл мальчик лет четырёх, в синем комбинезоне, в зелёной будёновке с красной звездой и, разглядывая мундир на Юре, спросил:
— А вы настоящий генерал?
— Я суворовец, — ответил Юра. — Учусь в военном Суворовском училище.
— А почему на брюках красная полоска, как у моего дедушки?
— Так надо. Такая у нас форма одежды, — ответил Юра и, чтобы не последовали другие вопросы, спросил: — Как тебя зовут?
— Митя. Я тоже буду суворовцем, когда вырасту, — сообщил малыш, усаживаясь рядом.
— Но для этого нужно слушаться маму и папу, быть хорошим мальчиком, — сказал Юра.
— Я уже хороший, — похвалил сам себя Митя. — А был такой мальчишка Нехочу…
Митя стал торопливо рассказывать о мальчике, который не слушался маму и, что бы она ни сказала сыну, отвечал: «Не хочу!»
— А что же потом было? Так и остался мальчик плохим? — спросил Юра.
— Потом мальчик пошёл на улицу. Ему хотелось играть с ребятами, а они говорят: «Не хочу!» — «Дедушка, поиграй со мной». А дедушка: «Не хочу!» — «Мама, я хочу есть». А мама ответила: «Не хочу!» Мальчик — к холодильнику. Стал открывать, а дверь как захлопнется… И холодильник загудел: «Не хочу!» Мальчик пошёл спать, а подушка надулась и зашипела: «Не хочу!» Пришлось мальчику быть послушным… — вздохнул Митя. — И теперь никто не называет его мальчиком Нехочу. Я слушаюсь маму.
Юра мог бы ещё поговорить с забавным Митей, но со стороны Арбатской площади появился Илья Зубов. Ещё не дойдя до скамейки, он сказал:
— Вот, купил
— А я разговаривал с Митей. Ты знаешь, он был мальчиком Нехочу, — серьезно сказал Юра. — Но когда все друзья тоже стали отвечать ему: «Не хочу», он изменился и стал опять послушным.
— Ну, Архипов, дипломат ты… Намёк твой понял. Мне нужно поучиться у Мити? — Зубов встал, прищурив глаза, посмотрел по сторонам. — Хороши видики. Прекрасные слайды получились бы! Идём к нам? Возьму фотоаппарат — и опять сюда.
Юра отказался, сославшись на то, что собирается идти в Музей Ленина.
— Так мы же ходили всем взводом, зачем ещё? — пожал плечами Зубов. — Не хочешь ко мне… Как же, на комсомольском собрании ты сказал, что из меня получится плохой товарищ.
— Я сказал: «Может получиться», — ответил Архипов. — И ты, если захочешь, можешь быть другом.
Зубов молчал, разглядывая коробку с фотоплёнками.
— Послушай, Илья, пойдём со мной в музей? С одного раза я ничего не запомнил. Там тридцать четыре зала, больше двенадцати тысяч экспонатов.
— А говоришь, ничего не запомнил. А я и этого не помню, — признался Зубов. — Только и запомнил в четвёртом зале деревянную коробочку, в которой Ленин перевозил свои рукописи при переезде из Финляндии в Петербург.
— Я тоже помню. Ремешок вместо замочка. Это было в 1906 году. — Юра посмотрел на Илью. — И всё? А книги? Сколько книг? А картина Серова «Ходоки у В. И. Ленина»? И всё же я пойду. Словно с живым Лениным встречаешься. — Помолчав, Юра спросил: — Ну, и что же тебя заинтересовало в той деревянной самодельной коробке? Там есть ещё старый кожаный саквояж, удивительно скромная одежда. Не укладывается в голове: великий, гениальный мыслитель был простым и скромным человеком.
Зубов осторожно снял с лавочки Митю и что-то шепнул ему. Тот убежал по укатанной коричневой дорожке к седовласому пожилому человеку.
— Возвратившись из музея, я отдал братишке свой кожаный «дипломат», который купила мне мать в честь поступления в Суворовское. — Илья положил руку на плечо Юры и продолжал: — Уму непостижимо. У Ленина вместо портфеля какая-то коробочка, а в ней научные труды. У Ленина! — Зубов поднял кверху палец. — А тебя это не трогает?
— Что же мы сидим? — сказал Юра. — Идём. Уже время. Посмотрим ещё.
— Идём. А потом к нам зайдём? — спросил Илья. — Слайды покажу. У меня их уйма…
У входа в Центральный музей В. И. Ленина Юра, сняв головной убор, шепнул Илье:
— Я уже третий раз здесь.
— Я тоже не второй, — ответил Зубов. — А вот так, как мы, первый раз.
В музее, как всегда, много посетителей. Люди разных возрастов. Слышатся приглушённые голоса. Группой с экскурсоводом ходят солдаты. Торжественно и тихо. Подолгу стоят школьники и пожилые люди у стенда, где под стеклом Похвальный лист, выданный Володе Ульянову педагогическим советом за отличное окончание классической гимназии. Здесь же книги, которые любил в юности Ленин. Сочинения Толстого, Добролюбова, Гоголя. В овале большой портрет маленького Володи.