Сказания и повести о Куликовской битве

Лихачев Дмитрий Сергеевич

Все ¹⁸ же сие глаголаху лестию на великого князя, а ркуще себе оба смеющеся: «Егда слышит Дмитрей имея нашу присягу к нему, то отбежит в Новгород Великий или на Двину, а мы сядем на Москве й на Коломне. Да егда же царь приидет, и мы ему все злато и сребро и все узорочие Московской земли царю изнесем и срящим его яко дары пред ним предложим. Се же взем царь, возвратитися, а мы княжние Московское разделим — ово к Литве,* ово к Резани,* а царь нам ярлыки* подает, нам и родом нашим по нас». Не ведяху бо, что глаголаху, яко не-смысленнии младии дети, аки не ведуще божия силы и владычня смотрения. Поистинне бо рече: «Аще бо кто держится добродетели — не может быти безо многих враг».

Князь же великий Дмитрей Иванович образ смиренномудрия нося, и смирен в высоких ища, а не чюя бывших сих ни единого совета, еже совещаша ближнии его о нем. О таковых бо пророк рече: «Да не помысли суседу своему зла, да не постигнет тебе кончина».* Давид же ясно глаголет в книзе псаломстей: «Изры, ископа яму, впадется сам в ню».*

По словесех сих приидоша книги от Ольгерда Литовского и от Ольга Резанского к безбожному царю Мамаю и дары ему вдаша от них и писание от треклятых царю поднесоша. И возрев царь в писание. И чая¹⁹ в себе обольсти пишут к нему в писании сем, и сице нача глаголати с- темными своими. И рече царь: «Разумею, яко сии писания облесть есть. Слышите, яко оставшим Дмитрея и обратися противу своея веры?». Они же разумеша, яко истинна, рекоша ко царю: «Ты, царю, во веки царствуй, мы разумеем, яко несть льсти от них. Но и боятся имени твоего грозного, а сий Дмитрей Московский и пред ними предступи и обиду им сотвори». Царь же к ним рече: «Аз мнех, яко во едином совокуплении будут на мя, ныне же разнество межу има. Имам бо присно на Русь быти». И писа²⁰ писание им²¹ сицево: «Ольгерду Литовскому и Ольгу Резанскому! Елико писасте ко мне, на дарех ваших хвалю вам. Елико хощете²² отчины руские — тем дарю вас, но токмо присягу имейте ко мне. И ныне срящите мя со своими силами елико где успеете, да одолеете ^22а своему недругу. А мне ваша пособь не удобна. Аще бы хотел своею силою, то бы древний Иерусалим пленил, якоже халдейский царь,* и на отчине вашей и вас рядих. Но моим именем,²³ а вашею рукою разспу-жен будет Дмитрей, князь московской, да огрозится имя ваша в странах ваших. Мне бо, царю, достоит победити подобна себе и довлети ми царские почести. Сице тако ко князем своим рцете».

Послы же их возвратишася к нему и сказаша, яко: «Царь здравит вельми вам и захвали по велику». Они же скуднии умом возрадавашася о суетном совете, аки не ведый бога: кому же хощет, дает власть.

Не вем, что нареку. Аще быша были врази себе, то бы особь брань себе сотворили. Ныне же едина вера и едино крещение, а ко²⁴ безбожному приложились, въкупе гонити хотят православную веру.

По сем же Ольгерд Литовский нача вопрошати посла своего Бартяша. И рече Ольгерд послу своему: «Вем тя, яко муж еси тверд разумом, воинская же приправления вся знаеши и много царства обычна ти есть. Каков есть великий царь Мамай? Мню, яко страшен есть вельми видети и воинство его крепко и много зело?».

Бартяш же к нему рече: «Милостивый государь мой! Аще ми пове-лиши, вся о нем истинне повем. Царь Мамай, господин, человек серед-ней возростом, разумом же не вельми тверд, в речи не памятлив, но горд вельми, воинство его бес числа много множество, но вси яко овцы бес пастыря, гордостию превознесени. Аще ли, господине, устремится противу их Дмитрей, князь московский, мню, господине, яко распудит их». Ольгерд же, слышав то слово, напрасно вскочи от места своего и приим в руце, сердитуя, меч свой, хотя убити Бартяша, посла своего, глаголюще: «Како смееши такие словеса глаголати про такого великого царя? Сему весь свет не может стояти противу».

Пановя же ею скоро сунувшеся ²⁵и удръжаша²⁶ Ольгерда, рекущи: «Престани, господине!». Бартяша отхватиша от него. И рече: «Что серди-туеши, господине, яко вопрошал еси сам об нем, и аз ти всю истинну изрекох про него!». Мнози же пановя ужасошася сердцем, слышавше о царе Мамае, яже сказаша им Бартяж всю истинну, «по видя и что слыша. Ольгерд же князь сердцем желая к Мамаю. И Олег тако же внимая. О таковых убо написа блаженный Лука евангелист во апостольских беседах и рече: «Жестоковыии, необрезанныи сердцем и ушесы, вы убо противистеся духу святому, каменносердечнии и коснии умом».* О сих же есть писано в книзе пророчестей, яко «отсекошеся от своея масличны и присадишися к пустынной лозе горцей и неплодной».*

Олех же нача поспешевати и посылати послы к Мамаю царю, яко да подвизается вскоре к Русской земли. О таковых пророк рече: «О неразсу-ждение! Пути злых и не поспеются и собирает себе дасаждение и понос.

Правых же пути общуются».* И ныне же сего Ольга, князя резанского, втораго Святополка* нареку. Братаубийца, оставя породу свою и единоверных братий своих, и приложися к безбожному царю губити православный люди.

Слышав же то князь великий Дмитрей Иванович, яко идет на него безбожный царь Мамай со многими силами, неуклонно яряся на хри-стиянскую веру, ревнуя безбожному Батыю царю. Князь же великий Дмитрей Иванович опечалися вельми о безбожном царе нахождении, во-став, иде пред икону владйчню и нача молитися: «Аще, господи, смею молитися, смиренный раб твой, простры уныние мое. На тя, господи, воз-верзу печаль мою, ты бо свидетель, владыко, всему созданию своему. Не сотвори нам, господи, якоже отцем нашим: попустил еси, грех ради наших, на род наш християнский и на град злаго отступника Батыя. И еще убо тому страху и трепету в нас и до сего времени. Ныне, господи великий, не до конца прогневайся на нас! Бем, господи, яко мене ради хощеши истребети землю сию, аз бо пред тобою согреших паче всех человек, и сотвори ми, господи, яко Иезекию,* укроти, господи, сердце свирепому сему!». И рече: «На господа уповах и не изнемогу!».* Сшед из ложницы своея, скоро посла по брата своего, князя Володимера Анд-. реевича, он же бысть во облости своей в Боровске,* и по вся воеводы своя местныя.

Князь же Воладимер Андреевич прииде на Москву вскоре. Князь же великий, виде брата своего, князя Владемера Андреевича, прослезися и взем его за руку, и веде его в комноту, наедине рече ему: «Слышал еси, брате, приходящую на нас скорбь — нахождении паганых?». Отвещав же князь Владимер Андреевич великому князю Дмитрею Ивановичю: «Глава еси всем главам и государь всеа земли Русския. Како еси обдержал великую печаль, о сем? Якоже господеви воля есть, тако и будет! Подобна есть, государь, главам нашим²⁷ любезно под меча умрети за веру Христову и за святыя церкви, за тебя, ласкаваго государя, нежели нам рабо-тати под рукою злочестиваго сего Мамая. Лутчи, государь, нам почестна смерть, нежели срамотен живот видети!».

Князь великий Дмитрей Иванович востав, руце воздев, рече: «Хвалю тя, владыко, господи Исусе Христе, яко брату моему в сердцы вложил умрети имени твоего ради!». И объем за выю брата своего князя Владимера Андреевича, любезно облабыза: «Златопамазанная главо, рекох ти, брате, искушая сердце твое!». И паки: «Глаголи тако же в людех, да утвердится и у них сердце на подвиг спасения». Востав князь великий Дмитрей Иванович, поим брата своего, князя Владимера Андреевича, и поиде к преосвященному митропалиту Киприяну.*

И, пришед, рече: «Веси ли, отче наш, настоящую беду сию, яко безбожный царь Мамай идет на ны неукротимым оброзом от ярости?». Преосвященный же митропалит рече великому князю Дмитрею Ивановичю: «Повеждь, господине, не исправшпи ли ся к нему?». Рече великий князь Дмитрей Иванович: «Испытахом, отче, до велика²⁸ все по отец наших преданию, но еще же паче воздахом к нему». И преосвященный же мит-ропалит рече великому князю Дмитрею Ивановичю:: «Видиши ли, господине, попущением божиим, грех ради наших, идет пленити землю нашу, но вам подобает, князем православным, тех нечестивых²⁹ дарми утолити четверицею. Аще того ради не смирится, то господь смирит его того ради: господь гордым противится, а смиренным же дает благодать.* Тако же случися Великому Василию в Кесарии: и злый преступник Ульян, идый на персы,* хотя розорити град его, он же помолися к богу со всеми християны и собраша злато много, дабы отступника утолити. Он же паки: возъярився. И господь посла воина своего Меркурия,* он же уби гонй-теля невидимо. Ныне же возми ³⁰злата, еже имаши,³¹ пошли противу ему, и паче исправися к нему». Князь же великий з братом своим отииде от архиепископа в горницу свою.

Потом князь великий нача избирати от двора своего от юных етеров. Избра юношу довольна сущу уму именем Захария Тютчева.* И дав ему два толмача, умеюща языку еллинску, и злата много посла с ним ко царю. Захария же доиде земли Резанские, и слышав, яко Олег Рязанский и Ольгерд Литовский приложися к Мамаю. Захария же тайно пасла к великому князю, ркущи, яко: «Ольгерд Литовский и Олег Рязанский приложилися³² к Мамаю».

Князь же великий слышав то, нача сердцем двизатися, и абие от ярости и горести наполнився, и став нача молитися: «Господи боже наш_г на тя уповах, надеюся правду любящего. Аще бы ми³³ враг пакости деял, то подобает противу его терпети, якоже искони враг^33а есть роду християнскому, сии же друзи мои искреннии тако на мя умыслиша! Суди, господи, межу има и мною. Аз же ни единому ничто же сотворих има, развие чести, и дарове от них приях,³⁴ а им тако же даровах. Но суди, господи, по правде моей, да сканчается злоба грешных!».*