Сказания и повести о Куликовской битве
Шрифт:
И поиде князь великий с Коломны с многими силами, и, пришед, ста у Оки на усть Лопасны рекы. И ту прииде к нему великий его воевода Тимофей Васильевич,* тысяцкаго, внук Васильев, правнук Веньяминовг со многыми воиньствы, и что были осталися на Москве. И ту о вестех розслушав, и повеле им Оку реку возитися, и заповеда коемуждо полку, глаголя сице: «Аще кто идеть по Рязанской земле, да никтоже ничемуже коснется, и ничтоже возмет у кого, и ни единому власу коснется». А на Москве воеводу своего остави у отца своего Киприана, митрополита всея Русии, и у жены своей, у великиа княгини Евдокеи,* и у сынов своих, у Васильа и у Юрьа,* Феодора Андреевича.*
И прешедшу всему воиньству его чрез Оку реку в день неделный, и на заутрее в понеделник сам перевезеси. И бе ему печаль, яко мало пешиа рати. И остави у Лопасны великого воеводу своего Тимофея Васильевичи, тысяцкаго, да егда пешиа рати или конныа пойдет за ним* и проводит их безблазно, и никтоже от тех ратных, идя по Ризаньской земле, да не коснетси ничему и ничтоже
Слышано же бысть на Москве, у митрополита и у великиа книгини Евдокеи, и во всех градех и народех, ико книзь великий со всеми книзи и со всеми силами перевезеси Оку реку в Ризаньскую землю и поиде на бой. И начаша скорбети и сетовати вси, глаголюще со слезами: «Почта поиде за Оку? Аще и самь божиею благодатию сохранен будет, но всико от воиньства его мнози падением падут бедным». Но о сем вси, скорбище* слезиху неутешно.
Слышев же книзь Олег Ризанский, ико книзь великий Дмитрей Иванович Московьский превезеси Оку реку и идет со многими силами противу Мамаа, и смутиси о сем, глаголи: «Что сей творит и откуду сему таковыа силы собрашиси? Мы чаиху ему бежати в далнаа места.,
или в Великий Новъгород, или на Двину. Сей же ныне грядет противу таковаго силнаго царя. Но како о сем дам весть другу моему великому князю Ягайлу Олгердовичу Литовскому: не дадят бо нам съсылатися, занята пути все». И глаголаша ему бояре его и велможи его: «Мы убо, господине, слышахом о сем за 15 дней п устыдехомся тебе поведати. Гла-голють убо в вотчине его мниха некоего, именем Сергиа, иже пророчество от бога имея, и той мних вооружи его и повеле ему поити противу Мамаа». Олег же, князь рязаньский, услышав сиа, устрашися и возтре-лета зело, глаголя: «Почто ми преже сего не поведаете о сем? И аз бы, шед, умоли нечестиваго царя Мамаа, да ничтоже бы зла сотворилося никомуже. Мне бо своеа земли тем не наплънити, ни убьеных воскре-сити, ни полоненых возвратити. Вся бо сиа божиим судом бысть. Якоже богови годе бысть, тако и бысть. Ныне погубих си душу. К кому убо свойственое покажу? Аще к Мамаю, всяко погибнутиимам, безаконен бо есть и неверен. Аще к Ягайлу Олгердовичю, такоже есть. Но убо воля господня да будет: кому господь бог поможет, и пречистая богородица, >и все святии, к тому и аз свойственаа показати имам».
Князь велики же Ягайло Литовский по прежереченным уроком своим совокупил Литвы много, и варяг, и жемоти,* и прочаа, и поиде на помощь к Мамаю царю; и, пришед ко Одоеву,* ста и нача испытовати вестей. И услыша, яко Олег, князь рязаньский, устрашися и возтрепета зело, и нача и той скорбети и тужити, глаголя: «Векую прелстихся от друга своего Олга Рязанскаго? Почто вверихся ему? Никогда же убо бываше Литва от Рязани учима. Ныне же почто аз в безумие впадох?». И тако начя ожидати, что сътворится Мамаю с Московским.
И в лето 6889, месяца сентября, пришедшу великому князю Дмитрею Ивановичу на место, нарицаемое Березуй,* за двадесять и три поприща до Дону. И ту приидоша к нему литовьстии князи поклониться и послужити: князь Андрей Олгердович Полотский со псковичи, да брат его князь Дмитрей Олгердович* Брянский с воинствы своими; сии же князи помощи о бозе сътвориша много великому князю Дмитрею Ивановичу.
Тогда же князь велики отпусти в поле под Орду Мамаеву избраннаго своего боярина и крепкаго воеводу Семена Мелика* и с ним избранных своих, Игнатиа Креня, Фому Тынину, Петра Горскаго, Карпа Александрова, Петра Чирикова* и иных многих нарочитых и мужественых п на то устроеных тамо ведомцев, да видятся стражи татарьскими и подадят скоро весть. И подвигшуся с того места великому князю к Дону, тихо идущу, вестей переимаа. И се внезаапу приидоша к нему два от стражей его, Петр Горский и Карп Александровичь, и приведоша язык нарочит от двора царева, от сановитых царевых. Той убо язык поведа, глаголя: «Ныне убо царь есть на Кузмине гати,* не спешить же убо, но ожидает Олга, князя рязаньскаго, п Ягайла, князя Олгердовича Литовь-скаго. А московьскаго князя Дмитреа собранна не весть, ни сретениа его яе чает, по преди написанным к нему Олговым книгам Рязаньскаго. По триех же днех имать быти на Дону». И вопросиша его о силе Мамаеве, колика есть. Он же рече: «Многое множество есть безчислено»,
Тогда князь великы Дмитрей Иванович призва к себе брата своего кйязя Володимера Андреевичи, и вся князи, и воеводы, и велможи, и нача со-ветовати с ними: «Что сътворим? Како битву устроим противу безбожных сих татар, на сей ли стороне Дона, или на ону страну Дона переве-земся? Сей убо день и час комуждо приходит». И начата мнози сице ж сице глаголати, и о сем много время бысть, и скорбь велиа всем. И ту приидоша много пешаго воиньства, и житейстии мнози людие и купци со всех земель и градов. И бе видети зело страшно многое множество людей събрашяся, грядуще в поле противу татар. И начата считати, колико их всех есть, и изочтоша вящше четырех сот тысящъ воиньства коннаго ж пешего.
И, възставше, начата глаголати литовьстии князи Олгердовичи, князь Андрей и князь Дмитрей, братиа Ягайла Олгердовича Литовьскаго, гла~ голюще сице: «Аще пребудем зде, слабо будет воиньство сие русское; аще ли на ону страну Дона перевеземся, крепко и мужествено будет. Вси бо живота отчаются, с часу на чяс смерти ожидающе. Да аще одолеем татаром, да будет слава тебе и всем. Аще ли избьени будем от них* то общею смертию вси купно умрем. А противу велицей силе их никтоже да не устрашайся: не в силе бо бог, но в правде, и егоже хощет милует* тому и помощь даеть».
И абие приидоша вестници мнози, поведающе татарьское нашествие. Тогда князь великий Дмитрей Иванович укрепився о Христе, помоляся господу богу, и пречистей богородице, и великому чюдотворцу Петру, и всем святым и мужествено рече ко всем: «Братиа, лучши есть честна смерть злаго живота: лутчи было не ити противу безбожных сих, неже, пришед и ничтоже сотворив, возвратитися вспять. Прейдем убо ныне в сий день за Дон вси и тамо положим главы своя вси за святыа церкви и за православную веру, и за братию нашу, за христианство!». И тако повеле коемуждо полку чрез Дон мосты устраати, а самем в доспехи на-ряжатися притча ради всякиа. И поидоша чрез Дон, прешедшим же всем и мосты за собою разрушыним.
Тогда же по вся нощи волцы выюще страшно, и воронп и орли по вся нощи и дни грающе и клегчюще, ждуще грознаго и богом изволенаго дни кровопролитнаго, по реченному: «Где будет труп, тамо съберутся орли».*" И тогда убо от таковаго страха богатырьскаа сердца и удалых человек начата окреплятися и мужествовати, слабых же и худых страшитися и унывати, видяще пред очима смерть.
И приспе нощь праздничнаа Рожества пречистыа богородицы. Осен же бе тогда долга, и дни солнечнии светли сиающи, и теплота велиа. Бысть же в ту нощь теплота и тихость велиа. Бысть же со князи ли-товьскими воевода нарочит и полководець изящен и удал зело, именем Дмитрей Боброков,* родом земли Волыньскиа, его же знааху вси и бо-ахуся мужества его ради. Сей прииде к великому князю, глаголя сице: «Егда глубоце нощи, аще хощеши, покажу ти приметы: аще что случится напоследок, преже увеси». Князь велики же не повеле ему нико-муже сего поведати. И егда заря угасе, и глубоце нощи сущи, и Дмит-рей Боброков Волынець всед на конь, и поим с собою великого князя, и выехаша на поле Куликово, и сташа среди обоих полков. И обрати-шася на полк татарский и слышавше кличь и стук велий, аки торжища снимаются, и аки грады зиждуще, и яко трубы гласят. И ззади их волцы, выюще страшно велми, по десней же стране бысть во птицах трепет велий, кричаще и крылами биюще, и враны грающе, и орлы клег-чюще по реце Непрядве.* И бысть страх велий, яко и птицам бысть битва и драние велие, проявляюще кровопролитие и смерть многим. И глагола* Волынець великому князю: «Что слышел еси?». Он же рече: «Страх и грозу велию слышах». Глагола ему Дмитрей Боброков Волынець: «06-ратися, княже, на полк русский». Он же обратися, и бысть тихость ве-лиа. Глагола ему Дмитрей Волынець: «Что, господине княже, слышали есте?». Глагола князь великий: «Ничтоже, точию видехом от множества огнев снимахуся зари». Глагола Дмитрей Боброк Волынец: «Господине княже, благодари бога, и пречистую богородицю, и великого чюдо-творца Петра, и вся святыа: добро убо знамение суть огни. Призывай убо господа бога и молися ему часто, и не оскудевай к нему верою, и пречистей богородици, и к пастырю вашему и молебнику великому чю-дотворцу Петру: добры убо сиа приметы. И еще убо ми есть примета инаа». И сниде с коня и паде на десное ухо, приниче к земли и лежаше на долг час, и вста, и абие пониче. Глагола ему князь великий: «Что есть, брате Дмитрие, повеждь ми». Дмитрий же не хотяше сказати ему и крепляшеся на много. Князь великий же паче приступи к нему, моля его, да бы сказал ему. Он же прослезися. Князь же великий, видев слезы его, начя боятися, и глагола к нему: «Брате Дмитрие, повеждь МИ; Понеже болезнуеть ми сердце зело». Дмитрий же начят утешати его и рече ему: «Господине княже. повем ти единому. Но ты не повеждь никомуже. Есть бо две повести. Едина тебе на велию радость, а другаа на велию скорбь. Припадах убо ухом на землю и слышах землю плачющу надвое, горко зело и страшно. Едина убо страна, аки некаа жена, напрасно плачющи, дерзающи и кричящи татарским гласом о чадех своих, бьющися и слезы изливающи, аки реки. А другаа страна земли, аки некаа девица, плачющи и воплющи, аки свирелным плачевным гласом, в скорби, в печали велице. Аз убо множество тех боев и примет испытах на многих битвах, и знаеми мне суть и явни; и уповай на милость божию, яко одолети имаши над татары. А воиньства твоего христианьскаго падет острием меча многое множество». Тогда бо князь великый Дмитрей Иванович, сицевую повесть слышев, проплака зело и прослезися на мног час, и глаголя: «Воля господня да будеть. Якоже годе бысть господеви, тако и будет. Воли бо его кто противиться?». Глагола ему Дмитрей Боброков Волынець: «Господине княже, не подобает тебе сего в полцех поведати никомуже, да не оскорбятся и уныют сердца многых. Но с верою и с милостынею призывай господа бога на помощь, и пречистую богородицу, и великого чюдотворца Петра, и вся святыа, и вооружайся животворящим крестом Христовым, то бо его велие оружие-непобедимое на враги видимыа и невидимыа».
Волком же, страшно всю нощь выющим, и толико их бе множество, яко со всеа вселенныа снидошася, и враны, грающе и кричяще, и орлы, клегщуще страшно зело всю нощь.
Тогда же убо той нощи муж некий, именем Фома Кацыбей,* иже бысть некогда разбойник и в покаание приде, бысть же крепок и мужествен зело, и того ради поставлен бысть стражем от великого князя на реце на Чюре Михайлове* на крепкой стороже от татар. Сего убо уверяа, бог откры ему видение в нощи сей: виде на воздусе от востока полк ве-лий зело, и се внезаапу на той полк от полуденьныа страны приидоша два юноши светлы* зело со оружии и начаша полк сещи, глаголющи: «Кто вам повеле погубляти отчество наше?». И овех избиша, овех же отгнаша.