Сказания и повести о Куликовской битве
Шрифт:
Рече же князь великий: «Слава тебе, вышний творецъ, царю небесный, милостивый Спасъ, яко помиловал еси нас, грешных, не предалъ еси нас в руцй врагом нашим, поганым сыядцем. А вам, братьа, князи и боареу и въеводы, и молодые люди, русскые сынове, сужено мсто лежати межу Доном и Непром, на пол Куликов, на рчке Непрядве. Положыли есте головы своа за землю Русскую, за веру христианьскую. Простите мя, братие, и благословите в сем веце и в будущем!». И прослезися на длъгъ час и рече князем и въеводам своим: «Поедем, братье, въ свою землю Залесскую,* къ славному граду Москве и сядем на своих вътчинах и дединах: чести есмя себе доступили и славнаго имяни!».
Поганый же Мамай тогда побже с побоища и прибеже къ граду Кафе* и, потаивъ свое имя, прибеже въ свою землю* и не мога тръпти, видя себе побужена и посрамлена, и поругана. И пакы пгвашеся, яряся злог и еще зло мысля на Русскую землю, аки левъ рыкаа и аки неутолимаа ехидна. И събравъ остаточную свою силу, и еще хотяше изгоном итти* на Русскую землю. И сице ему мыслящу, внезапу прииде к нему всть, яко царь имянем Тактамышъ* съ встока, нолны из Синие Орды, идеть на него. Мамай же, яже бе уготовилъ рать ити было ему на Русскую землю, и онъ с тою ратью пошол противу царя Тактамыша. И стртошася на Кал-ках, и бысть им бой великъ. И царь Тактамышь, победивъ царя Мамаа и прогна его, мамаевы же князи и рядци, и ясовулы, и алпауты биша челом царю Тактамышу. И приатъ их и взя Орду, и сде на царстве. Мамай же прибеже пакы в Кафу единъ; потаивъ свое имя, пребываше ту, и познанъ бысть некоим купцем и ту убиенъ бысть фрязы и испровръже зле жывот свой. Сиа же оставим здё.
Слышавъ же Олгордъ Литовскый, яко князь великий Дмитрей Иванович победил Мамаа, възвратися въсвоаси с студом многым. Олегъ же Резанскый, слышав, яко хощет князь великий послати на него рать, убоася и побже из своеа отчины и съ княгинею и з боары; и резанци добипт челом великому князю, и князь великий посади на Резани свои наместники.
СКАЗАНИЕ О МАМАЕВОМ ПОБОИЩЕ
КИПРИАНОВСКАЯ РЕДАКЦИЯ
Повесть полезна бывшаго чюдеси, егда помощию божиею и пречистые его матери богородицы, и угодника их святаго чюдотворца Петра митрополита * всея Руси, и преподобнаго игумена Сергиа * чюдотворца, и всех святых молитвами князь велики Дмитрей Иванович* з братом своим, иже~ из двоюродных, с князем Володимером Андреевичем* и со всеми князи русскими, на Дону посрами и прогна Воложскиа Орды гордаго князя Мамая* и всю Орду* его со всею силою их нечестивою изби.
Воложскиа Орды нечестивый и гордый князь Мамай всею Ордою вла-деаше и многих князей и царей изби и постави себе царя по своей воли. Таже паки во мнозе смущении бе, и не вверяшеся ему никтоже, и паки многих князей и алпаутов* изби во Орде — своей. Таже и самого царя 'своего уби, его же точию именем имеаше во Орде своей царя, сам же вся владеаше и творяше. Уведе же, яко любят татарове его царя его, и убояся, еда како отъиметь от него власть его и волю его, и того ради уби его и всех верных его и любящих его.
Гневаше же ся и на великого князя Дмитрея Ивановича и на брата его, иже из двоюродных, на князя Володимера Андреевичи, и на князя Данила Пронскаго,* что избиша другов его, и любовников его, и князей его, и алпаутов его в Рязанской замле, на реце на Воже.* И о семь скор-бяше зело, и лице свое одирааше, и ризы своя разтерзаше, и глаголаше: «Увы мне, увы мне! Что сътворили русстии князи надо мною! Како мя срамоте и студу предали! Како мя поношение и поругание и смех сътворили всем! Како могу избыти сего поношенна и безчестиа!». Имногоосем сетуяше, и скорбяше, и плакате, и недоумеашеся, что сътворити.
И глаголаше ему, утешающе его, советници его: «Видиши ли, великий княже, паче же великий царю, Орда твоя оскудела и сила твоя изнемогла; но имаши богатства и имениа без числа много, да наимствовав фрязы, черкасы, ясы* и другиа к спм, да воинства собереши много и от-мстиши кровь князей «своих, и алпаутов своих, и другов своих, и любовников своих. Якоже сотворил еси надо князем Олгом Рязанским:* вся грады его и власти пожегл еси и всю землю его пусту сътворил еси, и вся люди его в полон вывел еси, такоже сътвориши и надо князем Дмитриемь Московьским».
Нечестивый же и гордый князь Мамай, егда услыша сиа от советников своих, и возрадовася радостию велиею, непщева, яко корысть многу обрести, и разгорде, и възнесеся в уме своем гордостию велиею, и хо-тяаше вторый царь Батый* быти и всю землю Русскую пленити. И нача испытовати от старых историй, како царь Батый пленил Русскую землю и всеми князи владел, якоже хотел. И извопрашав, и уведевъ от всех своих подлинно, и нача гордети, и вознесеся гордостию своею выше всех в безумии своем. И мняше 1 себя, якоже древле царь Новходоносор Вави-лоньскый и Тит царь Римьский* плениша Иерусалим, и царь Батый пленил всю Русскую землю и всеми странами и всеми ордами владел, такоже и Мамай мысляше во уме своем, паче же в безумии своем. И начя всех своих ласкати и дары многы дааше, да бы с ним подщателни и готови были Русь воевати, паче же великого князя Дмитреа Ивановича Московьскаго. И снидошяся к нему от многих стран татарове на ласкание его и даяние, он же дааше обилно всем. И посла во многиа страны, наимаа фрязы, черкасы, ясы и иныа к сим, и собра воиньства много. И поиде на великого князя Дмитрея Ивановичя, яко лев ревый, и яко медведь, пыхаа, и аки демон, гордяся. И перевезеся реку Волгу со всеми силами. И прииде усть реки Вороножа,* и ту ста с силами своими, ко-чюя. И бе воинства его много зело, и не к тому уже нарицашеся великий князь Мамай, но от всех сущих его нарицашеся великий царь Мамай, и гордость бе велиа и чаяние выше меры.
Тогда же Олег, князь рязаньский, услыша, яко Мамай кочюет на Вороноже, в пределех его Рязаньских, и хощеть ити на великого князя Дмитреа Ивановича Московьского. И посла Олег, князь рязаньский, посла своего ко царю Мамаю нечестивому с великою честию и з дары многыми и ярлыки своя написа к нему сице:
«Восточному волному великому царю царем Мамаю. Твой посаженик я присяженик Олег, князь рязаньский, много тя молит. Слышах убо, господине, что хощеши ити огрозитися на своего служебника, на князя Дмитреа Московскаго. Ныне убо, всесветлый царю, приспело ти есть время: злата и богатства много. А князь Дмитрей человек христиан: егда услышит имя ярости твоея, отбежит в далныа места, или в Великий Новъгород, или на Двину, и тогда богатство московское все во твоей руце будеть. Мене же раба твоего, князя Олга Рязаньского, милости сподоби. Еще же, царю, молю тя: понеже оба есмя твои раби, но аз со смирением и покорением служу ти, он же з гордостию и непокорением к тебе есть, и многи и велики обиды аз, твой улусник, приах от того князя Дмитреа. Но еще, царю, и не то едино, но егда убо о своей обиде твоим именем царьским погрозих ему, он же и о том не радит, еще же и град мой Коломну за себя заграбил.* И о том о всем тебе, царю, молюся и челом бью, да накажеши его чюжих не восхищати».
Таже по сем посла той же Олег, князь рязаньский, к великому князю Ягайлу Олгердовичю Литовьскому,* глаголя сице: «Радостнаа пишу тебе, великий княже Ягайле Литовьский! Вем, яко издавна еси мыслил Московьскаго князя Дмитрея изгнати, а Москвою владети. Ныне же приспе время нам, яко великий царь Мамай грядет на него со многими силами. Приложимся убо к нему. Но аз убо послах своего посла к нему с великою честию и з дары многими. Еще же и ты поели своего посла такоже с честию и з дары, и пиши к нему книги своя, елико сам веси паче мене».