Сказания и повести о Куликовской битве
Шрифт:
Ягайло же, слышав сиа, рад бысть и зело похвали и благодари друга своего Олга, князя рязаньскаго, и посла своего посла ко царю Мамаю с великими дары и молением и челобитьем, и написа к нему сице: «Восточному волному великому царю Мамаю князь Ягайло Литовьский про твою милость присяженик ти, много тя молит и челом бьет. Слышах, господине, яко хощенги страшити свой улус,* своего служебника мо-сковьскаго князя Дмитреа. Того ради молю тя, царю; вем бо, яко велику обиду творит князь Дмитрей Московьской твоему улуснику Олгу, князю рязанскому, да и мне пакости тако же деет многи. Тем же оба молим тя, всесветлый волный царю, да накажеши его не творити сице неправды, да подвигнишися сам, царю, и, пришед, видиши наше смирение, а его гордость, и тогда уразумевши смирение нашеа грубости от московскаго князя Дмитреа».
Сицеваа убо помыслиша в себе Олег Рязаньский и Ягайло Литовский: «Егда услышит князь Дмитрей царево имя и нашу присягу к нему, от-бежить с Москвы в далныа места, или в Великий Новъгород, или на Двину, а мы сядем на Москве, и на Володимери, и егда царь приидет, и мы его з болшими
Сице помыслиша в безумии своем, не помянуша реченнаго: «Аще со-твориши зло искреннему своему, тая же сам возприимеши», и паки глаголеть: «Не сотвори соседу своему зла и не копай под ним ямы, да и тебя бог в горшее не ввержет».*
Приидоша же послы ко царю Мамаю ото Олга, князя рязаньскаго, и от Ягайла, князя литовьскаго, с дары и з грамотами, и царь Мамай въеприа дары с любовию, и грамоты розелушав, и послы чествовав отпусти, и написа к Ягайлу, князю литовьскому, и к Олгу Рязанскому сице: «Елико хощете улуса моего, земли Русскиа, тем всем жалую вас, моих присяжников и улусников. Но тъчию присягу имеите к мне не-лестну и сретите мя с своими силами, где успеете, чести ради величества моего; мне убо ваше пособие не нужно, но аще бы аз хотел своею силою древний Иерусалим пленити, якоже Новходоносор, царь вавилоньский, и Антиох, царь антиохийский,* и Тит, царь римский. Но обиды ради вашеа и честь вам въздаваю моим величеством, жалуа вас, моих улусников, и от насильства и от обиды избавлю и скорбь вашу утолю, аще нелицемерно присягу и присвоение имате ко мне. И тогда точию имени моего величества устрашится улусник мой московьскый князь Дмитрей и отбежит в далныа и непроходимыа места, да и ваше имя, моих улусников, в тех странах прославится, и моего имени достойнаа честь вели-чится, и страх величества моего огражаеть и управляет улусы моя и не оставляет никого обидети без моего царьскаго велениа. А еже пленити и победити мне самому, великому царю, не пристоит: мне бо достоит своим царскым величеством и толикыми неизчетными силами и крепкими и удалыми богатыри не сего победити, той бо есть мой улусник и служебник и довлеет тому точию страх мой. Но подобает мне победити подобна себе некоего великаго и силнаго и славнаго царя, якоже царь Александрь Македоньскый победи Дариа, царя перскаго, и Пора, царя индейскаго,* таковаа победа моему царскому имени достоит, и величество мое славится по всем землям. Сице князем своим, моим улусником и присяже-ником нелицемерным рцыте».
Послы же их, возвратившеся и сказаше им вся сущаа от Мамаа. Они же, безумии суще, возрадовашеся о суетнем сем привете Мамаеве, не ведяще, яко бог даеть власть ему же хощет. Ни помянуша реченнаго господем: «Каа полза человеку, аще весь мир приобрящет, а душу свою отщетит, сииречь погубит».* Преходит бо житие сие и царство от рода в род и от языка в язык, а человек, сътворивый злаа, мучится во веки, не имея помощи от приобретениа всего мира. Они же безумием своим зинушася, ищуще земнаго и тленнаго приобретениа, яко скот.
Тогда прииде весть на Москву к великому князю Дмитрею Ивановичу, яко князь Мамай Воложьскыа Орды не у к тому князь зовется, но великий силный царь, и стоит на Вороноже, кочюя во мнозе силе, и хощет на тебе ити ратью. Слышав же сиа, князь великий Дмитрей Иванович оскорбися и опечалися зело, и иде в соборную церковь, и припаде со слезами ко образу пречистыа богородици Луки еуангелиста писма,* и ко гробу великого чюдотворца Петра, митрополита всея Русии, и благословися у отца своего Киприана,* митрополита всея Русии, и сказа ему Мамаево нахожение.
Тогда бо, того лета, Киприану митрополиту внове пришедшу из Киева на Москву, иже пришедшу преже в Киев; за много лет поставлен бысть в Цареграде на Русь в митрополиты, еще при животе Алексееве.* И приела к великому князю Дмитрею Ивановичю на Москву глаголя: «Патриарх мя постави митрополита на Русь». Князь велики же отрече ему, глаголя: «Есть у нас митрополит Алексей, и мы разве сего инаго не приемлем». Киприан же в Новъгород и во Псков посла, и отвеща ему и тии такоже. Он же живяше в Киеве даже и до преставлениа блажен-наго Алексея митрополита. По преставлении же Алексееве хотяше князь великий Дмитрей Митяа,* архимандрита Спаскаго, видети на митропо-лстем столе на Москве, и возведен бысть Митяй во двор митрополич. Таже поиде с Москвы к патриарху в Царьград ставитися в митрополиты, его же честно сам князь велики проводи со всеми бояры своими. Он же, в мале недошед Царяграда, преставися. Пимин же, архимандрит Пере-славьский, з Гориць,* тогда послан бе в служащих Митяю, и виде пре-ставлыпася Митяа, и нача мыслити на митрополию Русскую, готово вся имея посланнаа с Митяем; и тако поставися во Цареграде от патриарха в митрополиты на Русь. И о семь скоро приде весть к великому князю на Москву, и не возехоте его князь велики, глаголя: «Аз послах Пимина в служащих Митяю, а не в митрополиты». И тако посла в Киев отца своего духовнаго Феодора, игумена Симановьскаго,* месяца марта, по Киприана митрополита, зовя его с великою честью на Москву. И прииде Киприан из Киева на Москву в четверток 6-а недели по Пасце, в праз-ник Вознесениа Христова, и срете его князь великий з детми своими и з боары п со всем народом со многою честию. И се по мале прииде весть о нашествии окаяннаго Мамаа.*
И глагола митрополит к сыну своему: «Испытай известно, аще тако есть, и собирай воинства, да не безвестно тя изыщут». Он же начя собирати воинства много и силу велию, соединяася с великою любовью и со многим смирениемь со князи русскими и яже под ним беху князи местныя. Посла же и к брату своему к великому князю Михаилу Александровичи) Тферскому,* прося помощи. Он же вскоре посла силу и отпусти к нему в помощь братаничя своего князя Ивана Всеволодича Холмскаго,* внука Александрова, правнука Михайлова, праправнука Ярослава Ярославича. Таже посла по брата своего, иже из двоюродных, по князя Володимера Андреевича; тогда бо он во своей бяше отчине в Боровъсце,* иже и вьскоре прииде на Москву к великому князю.
И се пакы приидоша иныа вести, глаголюще, яко Мамай неложно грядет с великою яростию во мнозе силе. Князь великы же оскорбися и опечалися зело и ста в ложнице своей пред иконою господня образа, иже возглавии его стояше, и моляшеся, сице глаголя: «Владыко господи Исусе Христе, милостивый и человеколюбивый! Аще аз, многогрешный раб твой, смею молитися тебе в печали моей! На тебе убо возвергох печаль мою,* владыко милостивый господи! Не сотвори нам, якоже на прадеды наши навел еси злаго Батыа: еще бо, господи, тому страху и трепету в нас велику сушу, и ныне, господи, не до конца прогневайся на нас. Вем бо, господи, яко мене ради хощеши всю землю погубити: аз бо съгреших пред тобою паче всех человек, но сътвори ми, господи, слез моих ради милость!». И по молитве изыде из ложницы своей, и поим брата своего князя Володимера Андреевичя, и иде ко отцу своему Кип-риану митрополиту всея Руси, и рече ему: «Не ложно, отче, грядет на нас нечестивый Мамай с яростию во мнозе силе». Митрополит же начя утешати его и укрепляти, глаголя сице: «Не смущайся убо о сем, господине и сыне мой возлюбленный! Многи убо скорби праведным, и от всех их избавить я господь, и показуя наказа мя господь, смерти же не пре-дасть мя. Бог нам прибежище п сила, помощник в скорбех, обретших ны зело.* Повежь ми, сыне, истпнну: чим еси к нему не изправился?». Князь же велики же рече: «Испытахся, отче, до велика, и неповинен есмь пред ним ни в чем; якоже убо ряд мой есть с ним, и по тому уря-жению даю ему, и се не повинен есмь к нему ни в чем».
И се им глаголющим, и абпе внезаапу приидоша татарове, послы от Мамаа, к великому князю Дмитрею Ивановичу на Москву, просяще выхода, как было при царе Азбяке и при сыне Азбякове Чянибеке,* а не по своему докончанию, как ряд был с ним. Князь велики же дааше ему по своему докончанию, как с ним ряд был; он же просяше, как было при древних царех, князь великы же так не дааше. Послы же Мамаевы гордо глаголаху и Мамаа поведающа близ стояща в поле за Доном со многою* силою.
Князь велики же вся сиа поведа отцу своему Киприану, митрополиту всея Русии. Он же рече: «Видиши ли, господине сыну мой възлюблен-ный о господе, божиим попущением за наша согрешениа идет пленити землю нашу. Но вам подобает, православным князем, тех нечестивых дарми утоляти четверицею сугубо, да в тихость, и в кротость, и в смирение приидеть. Аще ли и тако не укротится и не смирится, ино господь бог его смирит. Писано бо есть: „Господь гордым противится, смиренным же даеть благодать44.* Тако же случися Великому Василию в Кесарии,* егда злый отступник Ульян царь, идый на Персы и хоте разорити град, его Кесарию, и вся люди его мечю предати. Великий же Василей помо-лися господу богу со всеми сущими его христианы и собра много злата, хоте дати царю Улиану, еже бы утолити и утишити ярость его. Виде же господь несмирителное сердце Улианово и посла на него воина своего святаго Меркуриа,* повеле его зле смерти предати. И тако убиен бысть окаанный Улиан царь божиею силою. Тако бо господь повеле христианом творити со смиреною мудростию, якоже глаголеть в Еуангелии: „Будите мудри, яко змиа, и цели, яко голубие“.* Змиева убо мудрость сицева ' есть: егда некое ей бедное прилучится, егда будет от некоего бьема ш уязвляема, тогда все тело свое дает на язвы и биение, главу же свок> всею силою соблюдает. Такоже и всяк христианин о Христе — егда тесно и нужно время прилучится ему, гоним, уязвляем, бьем, мучим, вся своя предает, злато, и сребро, и стяжание, честь, славу, в велицей же нуже и тело свое попущает ранимо быти, главу же свою, еже есть Христос ж яже в него вера христианьскаа, еоблюдаеть всяким опасением, любве его ради и веры. Тако убо повеле господь мудре устрояти и исправляти; аще бо стяжаниа ж имениа, ж злата, и сребра ищут гонящей, дадите имг елико имате; аще ли чести и славы хотят, дадите им; аще ли веру вашу отъяти хотят, стойте крепко за сие и сохраняйте всяким опасением. И ты убо, господине, елико можеши собрати злата и сребра, поели к нему и исправися к нему; и укроти ярость его».
Князь великий же Дмитрей Иванович, послушав отца своего Киприана, митрополита всея Русии, и по совету его посла избраннаго на сицеваа дела, именем Захарию Тутчева,* дав ему два толмачя, умеющих татарский язык, ж злата и сребра много отпусти с ним ко царю Мамаю. Доиде же посол до земли Рязаньскиа и слышев, яко Олег, князь рязань-ский, и Ягайло, князь литовьский, приложишася ко царю Мамаю, ж посла тайно скоровестника к великому князю на Москву. Слышев же тог князь великий и оскорбися и опечалися зело, и поем брата своего, иже-из двоюродных, князя Володимера Андреевича, и поиде ко отцу своему Киприану, митрополиту всеа Русии, и поведа ему, как Ягайло, князь литовский, и Олег, князь рязаньский, совокупишася с Мамаем на нас. Киприан же митрополит рече: «Ты убо, господине, сыне мой возлюбленный о Христе, каковы обиды сотворил еси им?». Князь великий же*