Сказания и повести о Куликовской битве
Шрифт:
Но се оставим, не о сем бо предлежит слово.
Великий же князь быв на месте реченном Березе,45 приспе же день четверток, сентября в 5 день, на память святаго пророка Захариа и на память убиения князя Бориса Владимировича,* сродника, иже приехаша два от сторожей Петр Горский да Карп Олексин, и приведоша язык нарочит, яко от велмож тех царевых. Язык же той поведа великому князю яко: «Уже царь на Козмине гати,* неспешно бо идет, ожидает Олгорда Литовскаго и Олга Рязанскаго. Твоего же собрания царь не ведает, и стретения твоего не знает и не чает, по предиписанным книгам Волгордовым, ждет его, а в три дни имать быти на Дону». Великий же князь вопроси о силе, он же рече, яко не мощно изчести силы его. Великий же князь Димитрий Ивановичь45а нача думати з братом своим и с новонареченною братиею с литовскими князи и рече: «Зде ли нам пребыти, или Дон перевеземся?». И рекоша ему46 Волгордовичи: «Аще хощеши крепкаго бою, то вели сего дни реку возитися — да не будет ни единаго мыслящаго назадь.
Великий же князь повеле воем своим реку возитися. Сторожи же мнози ускоряют и глаголют, ибо ближут татарове. Мнози же сынове рус-кия возрадовашася, зряще своего желаннаго подвига, его же на Руси возжелеша.
И за мнози же дни приидоша на место мнози волцы, по вся нощи выюще непрестанно. Гроза же велика слышати, храбрым же полком сердца утверждают. Мнози же собрашася необычно врани, неумолкающе кра-кают,49 галицы же своею речию говорят, и многи орли от усть Дону приспеша50 и грозно крикъчют, лисицы на кости брешут, ждучи дне грознаго и богом изволеннаго, в онь же день имать пастися множество трупа чело-веческаго и крови пролитися, аки морским водам. От таковаго страха и от великия грозы древа прекланяются, и трава постилается.
И мнози от обоих стран унывают, видяще пред очима смерть. Погании же начаша студом омрачатися о погибели живота своего, уже бо нечестивых погибе51 память их с шумом.* Правовернии же человецы паче процветоша, чающе себе совершеннаго онаго обетования, прекрасный венец от Христа вседержителя, о них же проповедаше преподобный старец.
Вестницы же ускоряют и глаголют, яко ближут погании. Уже напрасно прибегоша седмь сторожей. В шестый час дни в субботу прибеже Семен Мелик з дружиною своею, и за ним гнашася мнози от татар. И толь напрасно и безстудно гнашася даже до полков великаго князя. Ви-девше же полки руския и возвратишася ко царю, скоро поведающе ему: князи руския ополчишася при Дону, множество много людей, сколкоже видеша, но царю в четверо боле того поведаша. Он же нечестивый разумев и разжен бысть диаволом, крикнув напрасно на свою погибель, испусти глас свой окаянный и рече: «Коль велика сила моя, аще сего не одолею,52 то како могу возвратитися во своя си?». И повеле напрасно во. оружатися.
Семен же Мелик поведа великому князю яко: «Уже царь бредет на Гусине броду,* уже одна нощь между их полки и нашими, утре бо царь рано будет на Нерпядву реку.* Тебе же великому князю подобает сего дни вооружатися, да утре рано ускоряют на нас татарове». Великий же князь Димитрий Ивановичь з братом своим со князем Владимером Андреевичем и с новонареченною братиею с литовскими князи Волгордовичи от шестаго часа нача полцы уряживати. Есть же воевода некто, прииде с литовскими людми и князьми именем Димитрей Боброков,* родом Волынския земли. И той бе нарочит воевода полководец, и велми по достоянию, и урядив полки, елико где кому достоит по достоянию стояти.
Великий же князь поим брата своего князя Владимера и литовския князи и воеводы и вся местныя князи и выеха на высоко место, и зряше на полки своя, и видев образ Спасов, иже бе воображен в христианских знамениих, аки некия светилницы солнечныя светящеся, и стязи ревут наволочены, простирающеся аки облацы, тихо трепещуще, хотят промол-вити. У руских богатырей хоругови, аки живы пашутся, а доспехи руския, аки воды во вся ветры, воеводы колыблются, и шеломы на главах их златом украшены, аки утренняя заря во время ведрено солнцу светящуся. Еловцы* шеломов их, аки пламень огненный пашется.
Мысленно бо бе видети и ужасно зрети таковых руских князей и их удалых детей боярских и собрания их и учреждения их. Таоко бо вси равно и единодушно друг за друга хощет умрети, н вси единогласно глаголаху: «Всесвятый господи, призри на ны и даруй православному нашему великому князю победу на поганых, якоже Константину* покори Максентиа врага и якоже Давиду покорил Голиада».* Се же удивишася литовския князи и глаголюще себе: «Несть бо достойну при нас, ни прежде нас, ни по нас таковому воинству не быти. Много бо воинства есть, якоже Гедеоновых соузниц,* но и боле того господь бо силою своею вооружи их».
Великий же князь Димитрий Ивановичь видев полки своя достойно вооружены, обвеселися сердцем, и сшед с коня, паде на колену прямо великому полку и черному знамению,* на нем же бе воображен образ владыки нашего Исуса Христа, нача из глубины сердца звати: «О владыко вседержителю, виждь смотреливным оком на люди твоя, иже твоею рукою сотворени суть и твоею кровию искроплени, иже алистора из работы извед.* Внуши, господи, глас молитвы моея и обрати лице свое с яростию на нечестивых, иже творят рабом твоим злая. Молюся образу твоему святому и пречистой твоей матери и твердому и необоримому молитвеннику о нас к тебе рускому святителю Петру митрополиту. На его молитву наделся, молю и призываю имя твое святое». Скончав же молитву, паки сяде на конь
Брата же своего князя Владимера великий князь отпусти въверх по Дону в дубраву, яко удалитися полку, и даде витязи достойны двора своего. И еще отпусти ему известнаго того воеводу Дмитрея Боброкова Волынскаго.
Уже бо нощь приспе противу светоноснаго дни Рождества пресвятыя богородицы. Осени же53 всегда одождевающейся, бысть же тишина и теплота в нощи той, яко в летния дни, и мрацы роении явишася. Поистинне бо рече: «Нощь не светла неверным, а верным же просвещение».* Рече же Дмитрей Волынец великому князю 54примету воинскую.55 Уже бо заря вечерняя потухла. Дмитрей же сяде на конь свой и поим с собою единаго велйкаго князя, выеха на поле Куликово и, став посреди обоих полков, обратися на полк татарский. Слышав же стук велик и клик, аки торзи снимаются и аки городы ставят, и аки трубы гласяще. Назади же полков татарских бысть волцы воют велми грозно. По правой же стороне вороны и галицы безпрестани кричаще, и бысть трепет велик птицам, прелетаю-щим с места на место, аки горам играющим. Противу же им на реце Непрядве гуси и лебеди и утицы крилами плещуще необычно, велику грозу подают. Рече же Волынец великому князю: «Что слышал еси, господине?». И рече великий князь: «56Слышах, брате,57 гроза велика есть». И рече Волынец: «Обратися же, княже, на полки руския». Яко обратися, и бысть тишина велика. И рече Волынец великому князю: «Что ты, господине, слышал?». Он‘же рече: «Ничто же, брате, слыщати, токмо видех от множества 58огней яко заря восходяще».59 И рече Волынец: «Господине княже, добры суть приметы и знамения. Призывай бога небеснага и не оскудевай верою». И паки рече: «Еще ми есть примета». И сшед. с коня, паде на землю, на правое ухо, прилежа на мног час. И востав, абие пониче. И рече великий князь: «Что твоя есть, брате, примета?». Он же не хоте сказати ему. Великий же князь нуди его добре. Он же рече ему: «Едина ти есть на ползу, а другая скорбна есть. Слышах землю плачущую надвое: едина страна, аки некая жена плачющи чад своих татарским гласом, другая же страна, аки некая девица просопе, яко свирель единоплачевным гласом. Уже множество тех примет я испытал, сего ради надеюся на бога вседержителя и на святых мученик Бориса и Глеба. Аз чаю победы на поганых, но христиан много же падет». Слышав же то, великий князь прослезися и рече: «Да будет воля господня». И рече Волынец великому князю: «Не подобает ти, государю, того никому в полцех поведати, но повели бога молити и святых его на помощь призывати. Вседая же на конь свой, всякому вели крестом вооружатися: то бо есть оружие на противныя».
В ту же нощь некто муж етер, разбойник именем Фома Хаберцыев* поставлен бысть сторожем от великаго князя на реце, муж роден, а поставлен был на крепкую сторожу от поганых. Сего человека, уверяя бог на чюдо архистратига Михаила,* откры ему видение в нощи. Той видев на высоте облак60 изрядно идяше от востока. Из него же изыдоша два юношы* светлы зело, имуще во обоих руках мечи остры, и рекоша полковником поганым: «Кто вам повеле требити отечество наше, нам бо господь дарова?». И начаша их сещи, и ни един от них не избысть. И оттоле бысть уверен человек той и нача быти целомудр и христолюбив. На утрие же поведа единому великому князю. Он же рече ему: «Никому же сего поведай». Сам же воздев руце на небо, нача плакатися и глаголати: «Господи владыко человеколюбче, молитвами святых мученик Бориса и Глеба помози ми, якоже Моисею на Аммалика* и яко Давиду на Голиада, и прадеду моему князю Александру на хвалящагося короля Свейскаго* разорити отечество его. Ныне же воздаждь ми, господи, не по грехом моим, но излей на ны милость свою и просвети нас благоутробием твоим. Не даждь же нас в посмех врагом нашим, да не порадуются врази наши о нас, да не реокут во странах иноверных: „Где есть бог их, на него же уповаша“.* Но помози, господи, христаном, призывающым имя твое святое!».
Приспевшу же великому празднику, началному дни спасения рода христианскаго, Рождеству пресвятыя богородицы, то есть сентября 8 дня, светающу дню 61Христову воскресению62 и восходящу солнцу, бысть же того утра мгла. Начаша стези христианския простиратися, и трубы многи гласят. Уже бо руских князей и воевод и у всех удалых людей окротиша кони от глас трубных, койждо под своим знамением идяше. Полцы же, которому как повелено поучением Дмитрея Волынца уставливахуся. Часу же первому дни наставшу и начаша гласи трубныя от обоих стран сниматися. Татарския трубы аки онемеша, руския же паки утвердишася. Полцы же еще не видятся, занеже мгляно бысть. 63Но всюду земля гремит,64 а ту грозу подает на восток до моря, на запад же паки до Дуная. Поле же то Куликово пригибающися,65 вострепета лузи и болота, реки и езера из мест своих выступиша, яко николи же убо толиким полком быти на месте том.