Сказания и повести о Куликовской битве
Шрифт:
Князь же Владимер Андреевичь ста на костех под черным знамением. Не обрете брата своего великаго князя Димитриа Ивановича, токмо едины литовския князи. И повеле князь Владимер трубою собирателною трубити. И трубиша два часа и не обретоша великаго князя. И нача князь Владимер 83 плакатися и кричати и по полком ездити сам и не об-рета брата своего великаго князя Димитриа, и нача вопрошати: «Кто, братия, видел или слышал про государя своего великаго князя Димитриа Ивановича, в кий час и в кое время он был? Се бо подобно, якоже писано есть: „Поражен пастырь и разыдутся овцы".* Кому сия честь довлеет и кто победе сей победитель явится?». И рекоша литовския князи: «Мы чаем, яко жив есть и уязвлен велми, егда в трупе мертвом будет». А иныя рекоша
едва от них избых, сорвахся с коня и во трупу87 пребых, дондеже приспел еси ты. Аз чаю, яко жив есть великий князь, но во трупу мертвом». И рече ему князь Владимер: «Истинно есть, брате Стефане, видение твое».
И заповеда князь Владимер Андреевичь искати великаго князя, глаголя: «Да аще кто обрящет ныне великаго князя, поистинне будет честен той человек». Отроцы же рачители, раскинувшеся88 по великому грозному побоищу, искаху победителя. Овии же найдоша Михаила Андреевича Бренка89 и чаяху великий князь, а иныя наехаша князя Федора Семеновича белоезерскаго, чающе быти великому же князю, занеже подобо-личен бе ему.
Два же етера воина, великия витязи, уклонишася на десную страну в дубраву. Единому имя Сабур,* а другому Григорий Холопишев,* родом же оба костромичи. Мало же въехав с побоища, наехаша великаго князя, бита и сечена велми, отдыхающа под посеченым древом под березою. Видевше же его, с коней слезоша и поклонишася ему с радостию. Сабур же возвратися скоро и поведа князю Владимеру Андреевичу, яко великий князь Димитрий Ивановичь здравствует. И вси князи и бояре скоро к нему сунушася, съскочиста с коней и поклонишася великому князю, глаголюще: «Нашь древний Ярославе, новый Александре,* победитель врагов своих явися, сия же победа тебе государю честь поведа-ется». Великий же князь едва с нуждею проглагола и рече: «Поведайте ми победу сию». Рече же брат его князь Владимер Андреевичь: «По милости божии и по пречистей матери молитве, сугубыми молитвами сродников наших святых мученик Бориса и Глеба и молением рускаго святителя Петра митрополита и его способника, нашего вооружителя игумена Сергиа и всех святых молитвами врази наши побеждени суть, мы же спасохомся».
Слышав же то великий князь, став на нозе свои и рече псалом — песнь обновления дому Давидову: «Вечер водворится плачь, заутра же радость»* —и паки рече: «Хвалю тя, господи боже мой, и почитаю имя твое святое, яко не дал еси нас врагом нашим в посмех и не дал еси По хвалы чюжему языку, иже сия на мя умыслиша». И рече псалом седмый: «Суди, господи, по правде моей и по незлобе моей на мя». Во псалме же седмдесятом рече: «Аз же всегда уповаю на тя и приложу на всяку похвалу твою уста моя».
И приведоша великому князю конь кроток. Он же всед на конь той, выехал на побоище, и видев многое множество побито воинства своего, а поганых вчетверо боле того побито, обратися к Волынцу и рече ему: «Брате Дмитрие, воистинну разумлив90 еси и не ложны суть приметы твоя. Подобает ти быти всегда воеводою».
И нача з братом своим и с новонареченною братиею с литовскими князи и со инеми оставшими по побоищу ездити, а сердцем кричати и слезами омываяся. Наехав же на место, на нем
И приеха на ино место, и наиде наперсника своего Бренька Андреевича, и близ его лежаща Семена Мелика, твердаго сторожа, и близ их Тимофей Водуевичь убиен бысть. Над ними же став князь великий пла-чася и рече: «Братия моя возлюбленная, моего ради образа убиени есте. И брате Михаиле, кто бо таков раб тако могл государю служити, яко мене ради сам на смерть поехал еси? Токмо от полку Дариева явися именем того, такоже сотворил». И Мелику паки рече: «Крепкий мой страж, твоею бо мы стражею вси собледени были».
И на ино место приехаша, видев Пересвета чернъца лежаща близ нарочитаго богатыря и рече: «Видите, братие, своего начиналника, той победи подобна себе человека, от него же бы было пити многим горкая чаша». И ту виде нарочита человека Григория Капустина.
Став же великий князь на месте своем и повеле трубити собирателною трубою. Храбрии же друзи, доволнии витязи, испыташа оружия своя о сыны измаилтеския,91 и со всех стран грядущ под трубный глас, и весело ликующе и поюще песнь ово богородичну, и ово мученику и иныя же песни христианския.
Собранным же бывшим людем всем, великий же князь Димитрий Иванович став посреде их и плачася от радости сердца своего и глаголаше: «Братие князи руския и воеводы, и бояре местныя, и сынове Руския земли, вам тако подобает служити, а мне по достоянию хвалити вас всегда. Упасет мене господь и буду на своем столе на великом княжении, тогда начну92 по достоянию даровати вас. Ньине же сие управим: кождо ближняго своего подобает похоронити,93 да не будут в снедь зверем христианская телеса».
Стояв же великий князь за Доном осмь дний, дондеже разобраша христианская телеса с нечестивыми. Христиане же похорониша, колико успеша, нечестивых же телеса повержени быша зверем на снедение и на расхищение.
А поганому царю Мамаю окаянному, побегшу во Орду, и собра вой многи и хоте паки итти на Русь. И прииде на него царь именем Тахта-мыпяь* от Синия Орды, силен, и состави с Мамаем сечь велику и грозно побоище, и одоле Тахтамышь Мамая и победи его и воинъство Мамаево разби. Мамай же побеже и добеже до моря, идеже град Кафа* создан бысть. Имя же свое бяше потаил, и познан бысть некиим купцем фряс-ским и убиен бысть от него. И тако испроверже зле живот свой, а Тах-тамыш седе во Орде на царстве.
Великий же князь Димитрий Ивановичь князем и воеводам рече: «Братия моя милая, князи руския и воеводы местныя, считайтеся, коликих князей и воевод у нас несть и молодых людей». Сказал Михайло Александровичу* московский боярин: «Государь Димитрий Ивановичь, у нас нет четыресяти бояринов болших московских да дванадесять князей бе-лоезерских, да тринадесять бояринов посадников новогородских, да че-тыренадесять бояринов серпоховских, да четыренадесять бояринов переславских, да двадесять пять бояринов костромских, да тридесять пять бояринов володимерских, да четыредесять бояринов муромских, да пятьдесят бояринов суздалских, да тридесять три боярина ростовъских, да двадесять два боярина дмитровских, да пятьдесят бояринов углецких. А изгибло, государь, у нас дружины полътретья ста тысячь. Слава господеви богу, что помиловал бог тебе, государя великаго князя, и всю Руску землю. А осталось, государь, пятдесят тысящь».