Сказания и повести о Куликовской битве
Шрифт:
головы свои сложить за тебя, государя, великого князя. А тебе, государь, следует увековечить тех, кто за тебя, государя, головы свои сложит, и в книги соборные записать их для памяти, для сынов русских, которые после нас будут, как царь Олентий* увековечил память Феодора Тирона.* Если тебя одного убьют, то можем ли мы рассчитывать, что нас не забудут? Если мы все живы будем, а ты один погибнешь, — что за успех нам будет? Мы будем как стадо овец без пастыря, побредем мы, ничего не видя, и пришедшие волки разгонят нас, и кто сможет собрать нас? Государь, тебе надлежит спасти себя и нас». Великий князь прослезился и сказал им: «Братья мои милые, хороши ваши речи, я не могу возразить, правильно вы говорите, и ваши речи делают вам честь. Но знаете и понимаете, братья мои, мучение страстотерпца Христова Арефы,* который был замучен Иустинианом, царем омиритским.* Через много дней царь велел вывести его на площадь и отсечь ему голову. Доблестные воины
А передовой полк ведет Дмитрий Всеволож, а справа от него идет Микула Васильевич с коломёнцами и со многими другими. А у татар оба полка бредут вместе, им негде разойтись, мало места. А безбожный царь Мамай выехал на высокое место с своими князьями-темниками, глядя на кровопролитие человеческое.
Уже полки близко сошлись. И выехал из полка татарского один печенег, похваляясь своим мужеством и храбростью, подобный древнему Голиафу. Увидел его чернец Пересвет, который был в полку Дмитрия Всеволожа, выехал из полка и сказал: «Этот человек ищет подобного себе. Я хочу с ним встретиться!». Был на нем шелом архангельского образа* — он был схимой вооружен по повелению игумена Сергия, и сказал он: «Отцы и братья, простите меня, грешного! Брат Ослябя, моли бога за меня, поддержи меня против этого печенега! Преподобный отче Сергий, помоги мне молитвой твоею!». И устремился он на врага своего. Христиане все воскликнули: «Боже, помоги рабу своему!». И они крепко ударились копьями, и земля едва-едва не проломилась под ними, а кони их окарачились. Они же оба упали на землю и тут же скончались.
И вот настал второй час дня. Увидел это великий князь и сказал своим полководцам: «Видите, братья, гости наши приближаются к нам, будет тут нам наша круговая чаша, из которой мы все выпили и веселы. Уже время надлежащее настало, час пришел». И ударил каждый по коню своему, и крикнули все единогласно: «С нами бог!». И опять сказали: «Боже христианский, помоги нам!». А татары на своем языке восклицали.
И сошлись жестоко, треснули копья харалужные, звенят доспехи золоченые, стучат щиты червленые, гремят мечи булатные, блещут и сабли булатные. А многие не только оружием побиты, но друг друга давят, и под конскими ногами умирают, и от великой тесноты задыхаются, потому что невозможно им было вместиться на поле Куликовом между Доном и Мечей, тесно им было на том поле, ибо сильные полки соступились, а из них вытекают кровавые реки. И трепетали молнии от блистания мечей и сабель булатных, и был будто гром от ломания копий. Ужасно и страшно было видеть этот грозный час смертный — в один этот час в мгновение ока столько тысяч человек погибает, созданий божиих! Ибо воля господня совершается. В то время реки в тех местах помутнели, затряслись болота и луга, и озера из берегов вышли, затоптались холмы высокие, а траву подмыло потоками крови, льющейся как потоки речные во все стороны. И до пятого часа бились, не ослабевая, христиане с татарами.
Когда настал шестой час, по божьему попущению за наши грехи стали одолевать татары. Многие из русских вельмож уже погибли. Удальцы русские, как сильные деревья, сломились. То не туры ревут — то русские удальцы врыты в землю конскими копытами, многие сыновья русские погибли. И самого великого князя ранили. И он склонился с коня и выехал с побоища еле-еле, он не мог уже биться. А татары многие знамена великие подсекли, но божьей помощью не до конца были истреблены русские, но более укрепились.
Слышали мы свидетельство верного очевидца, который был в полку князя Владимира Андреевича: он поведал великому князю видение такое: «В шестой час этого дня видел я, что небо над вами разверзлось и вышла багряная заря и низко держалась над вами. И это облако было наполнено рук человеческих, а каждая рука держала или венцы, или потиры,* или свитки пророческих изречений и иные дары неведомые. Когда настал шестой час, многие венцы от этого облака опустились на полки русские».
Когда шестой час прошел, татары обступили христиан со всех сторон. И уже мало полков христианских, но все полки татарские. Увидел
беду. Потерпим еще, помучаемся до времени подходящего, до того часа, когда воздадим воздарение нашим противникам. А сейчас только бога призывайте и ждите восьмого часа, ибо тогда будет с нами благодать божья и помощь христианам». Князь Владимир Андреевич, воздев руки к небесам, сказал: «Боже отцов наших, сотворивший небо и землю, перед нами враги наши, они причиняют нам вред. Не дай, господи, врагу нашему злорадствовать над нами. Мало накажи, много помилуй, господи, ибо ты милостив!». Сыны русские в полку его плакали, видя, как погибают их друзья, непрестанно рвались они, как приглашенные на свадьбу сладкого вина пить. И один видел, как убивают отца, а другой — брата, а третий видит детей своих погибающих. Хорошо бы теперь старому помолодеть, а молодому храбрость свою испытать. И не перестают воины русские плакать и рваться в бой. А Волынец не разрешает им, говоря: «Подождите, буйные сыны русские. Будет вам с кем утешиться, есть еще с кем пить и веселиться!». Когда настал восьмой час, внезапно потянул южный ветер сзади. И воскликнул Волынец громким голосом: «Князь Владимир, час настал и время пришло!». И еще сказал он: «Смелее, братья и друзья, сила святого духа помогает нам!». И выехали, из дубравы единомысленные друзья, как соколы обученные ударили на стаю журавлей. А стяги их направлены крепким воеводой. Были они как отроки Давидовы, и сердца у них будто львиные, и были они подобны волкам, нападающим на стадо овец. И ударили они внезапно.
Поганые, увидев это, закричали: «Увы нам, русские нас перехитрили: худшие с нами бились, а лучшие сохранены». И обратились в бегство поганые, и показали спины. Сыны русские силою святого духа и помощью святых мучеников Бориса и Глеба как лес валили поганых, и те, как трава под косой, ложились. Русскими мечами иссечены татарские полки. Бегут татары, говоря своим языком: «Увы тебе, прославленный Мамай! Высоко ты вознесся, до ада сошел». Многие наши раненые помогали, и секли их без милости, и ни один из них не мог убежать, потому что кони их во время побоища истомились. '
Царь Мамай, увидев новых людей, выехавших из дубравы, и своих, так неожиданно побиваемых, стал призывать богов своих: Перуна, Салмана, Раклия, Руса* и великого своего помощника Магомета.* И не было ему никакой помощи от них, потому что сила святого духа как огнем пожигает. Татарские полки русскими мечами изрублены. И сказал царь Мамай алпаутам своим: «Бежим, братья, ничего хорошего я не жду, хоть головы свои унесем». И побежал он с четырьмя мужами.
Многие из христиан гнались за ними далеко, но кони их не выдержали, потому что под теми были кони свежие, не бывшие в бою. Гнались русские удальцы, пока всех татар не настигли, и вернулись. И нашли трупы татар на той стороне реки Непрядвы, где русские полки не были. Они были убиты святыми мучениками Борисом и Глебом, о которых рассказал Фома Берцыев, когда стоял в сторожевом отряде. Возвращаясь с побоища, собирались сыны русские каждый под свое знамя.
Князь Владимир Андреевич стал на поле битвы под черным знаменем. Не нашел он брата своего, великого князя Дмитрия Ивановича, только нашел одних литовских князей. И велел князь Владимир трубить в сборную трубу. И трубили два часа, но великий князь не нашелся. И стал князь Владимир плакать и кричать, и по полкам ездил сам, и не нашел брата своего, великого князя Дмитрия, и стал спрашивать: «Кто, братья, видел или слышал про государя нашего великого князя Дмитрия Ивановича, когда и где он был? Сейчас мы в таком положении,
о котором сказано: „Поражу пастыря и разбредутся овцы".* Кому принадлежит честь, кто в победе этой победителем явится?». И сказали литовские князья: «Мы думаем, что он жив, только сильно ранен и может быть среди трупов». А другие сказали: «Видели его в пятый час, и он крепко бился». А другой сказал: «А я видел его еще позднее того в битве, четыре татарина наседали на него». А один юрьевский юноша, князь Стефан Новосильский,* тут стоял и сказал: «Я видел его незадолго до твоего приезда, пешком шел он по побоищу и был сильно ранен, и преследовали его четыре татарина. И я бился с татарином, и с божьей помощью побил его скоро, и погнался за теми, которые так досаждали великому князю, но не мог догнать их, конь мой не мог быстро идти по трупам человеческим. Едва я догнал татарина и убил, вслед за ним напали на меня еще трое и здорово мне досаждали. По милости божьей, я от них отбился, третий побежал. Я гнался и за тем. Увидев это, иные татары напали на меня, и мне от них порядком досталось, много ран они мне нанесли, плохо мне пришлось, я едва спасся, упал с коня и был среди мертвых, пока ты не появился. Я думаю, что жив великий князь, но среди мертвых». И сказал князь Владимир: «Ты прав, Стефан».