Сказания Меекханского пограничья. Память всех слов
Шрифт:
Она плеснула в ладони – и стаканчик исчез.
За вуалью грязных волос глаза старухи превратились в ледяные шарики.
– Фокусы, – фыркнула она презрительно. – Моя госпожа за тобой не гонится, нежеланное дитя, но если ты захочешь, чтобы она начала, – то заберет тебя с собой.
– Ох. За мной гонится уже столько всяких, что если однажды догонят, то будет их изрядное число.
Канайонесс вздохнула, потянулась за спину и достала стаканчик.
– Я думала, что у меня выйдет лучше, но, видно, руки начали забывать
Она поставила емкость на донце ведра и подняла рассыпавшиеся кости.
– Всякий судьбу вызывает. Всякий выигрывает, – пробормотала она. – И что? Сыграем?
Йатех почувствовал, как женщина каменеет. Открыла и закрыла рот, словно лишившись речи.
– Один бросок. Одной костью. Меньшее значение – выигрывает. – Малышка Канна, казалось, не заметила выражения лица старухи.
– Что… что поставишь?
– Не спрашиваешь, на что сыграю я? Тот, – она махнула рукою к выходу из переулка, – играл на смерть жены и на наследство, которое мог бы с этого получить, верно? А я? Как полагаешь? На что сыграю?
Йатех увидел, как лоб Лабайи покрывают капельки пота.
– А на что хочешь?
– На встречу со знакомой персоной.
Воин уголком глаза отметил усмешку черноволосой девушки и был лишь благодарен, что не видит ее лица. Старуха побледнела.
– Я ищу ее вот уже много лет, но персона эта прекрасно прячется. Раз, несколько месяцев назад, нам почти удалось, но у меня отобрали возможность… разговора, а потом нас разделили. Теперь я хочу быть уверена, что найду ее и что она от меня не сбежит.
– И Судьба должна дать тебе такой шанс?
– Как видишь, я в отчаянии.
Лабайя прикрыла глаза и замерла на миг.
– Что поставишь? – Голос старухи нисколько не изменился, но в нем появилось… нечто мрачное.
– Ох, ты пришла, Эйфра. Я не думала, что ты появишься лично. – Девушка чуть наклонила голову набок, словно птица, что пытается лучше присмотреться к интересной блестяшке. – Керу’вельн, можешь ее отпустить.
Йатех выпустил худые запястья и невольно вытер руки о штаны. Кожа женщины миг назад сделалась ледяной и мокрой. Да старуха наверняка давным-давно не мылась. Он почувствовал прикосновение к плечу.
– Вынь меч.
Ифир скрежетнул об оковку ножен.
– Если я сниму руку с твоего плеча – убей ее. – Малышка Канна указала на Лабайю. – Целься в лицо.
Он упер клинок в ведро, направив рукоять в сторону сморщенного лица.
Ответила ему улыбка. Холодная и ироничная.
– Хочешь разозлить меня, Канайонесс? С той поры, как ты убегаешь, многие приносят жертвы в моих храмах с мольбами о твоей поимке. Безрезультатно. Пока что.
– Может, оттого, что я вне твоей власти, Эйфра. Хотя, если кому и удастся до меня добраться, ты ведь наверняка объявишь, что это результат твоей милости. Как обычно. А он не сумеет тебя ранить.
– Но вот мою служанку – сможет. А я плачу верностью за верность.
– Ну, если ты так говоришь…
Переулок наполняла тишина, даже отголоски с главной улицы исчезли.
– Пытаешься меня оскорбить? Чего ты хочешь?
– Я уже сказала.
– Я не вмешиваюсь в вашу войнушку. Соблюдаю нейтралитет.
Малышка Канна причмокнула, развеселившись.
– Нейтралитет… Напомни-ка мне, это что, такое мягкое определение трусости – или глупости? Никогда я не могла этого запомнить.
– Не провоцируй меня.
– А не то? Я вижу пот, что бороздит новые русла на лице твоей служанки, и все раздумываю: это ее страх или твой? Страх – хорошее чувство. Я не боюсь, ты помнишь? Вы забрали мой страх, убили его, а после позволили мне жить. Это очень глупо – позволять жить тому, чей страх убит вашими руками. Один бросок одной кости, честный, без твоих обычных фокусов. Низшая ставка выигрывает.
– Что ты поставишь?
– Все.
Он во второй раз увидел, что старухе не хватает слов.
– Один бросок одной кости, – повторила Малышка Канна. – Выигрывает меньшая. Бросаем одну и ту же кость, не используем Сил, не разрешены крики и толчки столика. И пение. Пение – тоже запрещено. Решительно. Тот, кто так сделает, – проиграет. Это будет такое… – в словах ее таилась усмешка, – возвращение к корням. Что скажешь? Не хочешь вновь ощутить ту дрожь, когда все зависит от этой крохотной, перекатывающейся безделушки? Пережить момент, когда – прежде чем кость остановится – может произойти что угодно? Легко выигрывать у смертных, но разве тебе это не наскучило? Я – готова рискнуть. Ставлю все, а ты – встречу с персоной, которую я разыскиваю. Решайся, поскольку, если я выйду из этого закоулка, следующего шанса у тебя не будет.
Богиня, скрытая в теле жрицы, кивнула.
– Ты многого требуешь… Игра может оказаться не стоящей ставки. Даже для меня.
– Тогда – я увеличу твои шансы, Эйфра. Время до рождения и безумия. Ничья тоже отдаст победу тебе.
Установилась тишина. И когда уже казалось, что ничего из спора не выйдет, они дождались медленного кивка и хриплого шепота:
– Я согласна.
Канайонесс, не отпуская плечо Йатеха, свободной рукою вбросила одну кость в стаканчик.
– Я первая.
Она крутанула посудиной.
Кость затанцевала на донце ведра, и шесть точек на красном поле издевательски им ухмыльнулись.
Хихиканье старухи звучало так, словно ремнем терли кусок стекла.
– Ты проиграла… проиграла… я еще не бросала, а ты уже проиграла. Судьба немилостива к тебе.
Малышка Канна даже не дрогнула.
– Твой бросок.
– Зачем, детка? Зачем? Я не могу выбросить семерку, а ничья приносит победу мне. Ты проиграла.
– Всякая игра должна иметь начало и конец. Эта не закончится, пока ты не бросишь.