Сказания Меекханского пограничья. Память всех слов
Шрифт:
– Кровь разбудила в тебе новую женщину, – сказала ей несколько дней назад одна из кузин. – Танец тальхеров перестал быть только развлечением, тренировкой – ты отослала чью-то душу к душе племени, и тебя это не сломило. Вчера матрона Ганера н’Веерхис спрашивала, не проведаешь ли ты их после суда. Девушка, убившая змею в поединке, станет украшением любого дома.
Да. Первая кровь. Деана кивнула. Их племя вот уже много лет не принимало участия в настоящей войне, афраагре очень давно не приходилось отражать нападений, меекханская атака была направлена
Она прикрыла глаза. Такие мысли о ком-то, кто разделяет с тобою тень одних скал и черпает воду из одних источников, – грех.
Кендет’х. Овейреф – тринадцатая молитва о понимании.
Владычица на Небе. Я, Деана д’Кллеан, лишь месяц назад впервые пролила настоящую кровь.
Настоящую кровь не в тренировочном поединке, но в схватке на жизнь и смерть.
На жизнь и смерть, потому что я видела безумие и голод в глазах моей противницы.
Противницы, которая пришла в афраагру по просьбе ошалевшей от боли и ненависти женщины.
Женщины, которая ненавистью уничтожает собственный род, пусть и не замечает этого.
Не замечает этого, а значит, она слепа, а слепцам должно сочувствовать и протягивать руку.
Руку приязни, руку, дающую хлеб и вино, освобождение от боли.
Боли, которой она заражает прочих.
Владычица на Небе.
Если я вызову Ленгану х’Леннс на поединок – освобожу ли ее от боли?
Кендет’х не всегда несет ответы. Порой это лишь путь, ведущий к вопросам.
Сейчас вопрос звучал так: «Действительно ли я этого хочу?» «Желание ли это моей души, – думала она, – или лишь жажда мести?» Ленгана х’Леннс привела свою кузину в афраагру, не открывая настоящей цели ее визита. Пригласила змею меж не ведающих о том людей лишь затем, чтобы убить ее, Деану д’Кллеан. Конечно, никто в поселении не ставил под сомнение право матроны на месть – кем были бы иссарам, если бы не признавали таких вещей частью своего наследия. Даже способ, который выбрала Ленгана, пусть многим он мог не нравиться – ведь впустить в афраагру безумную убийцу подвергало опасности всех, – как-то соотносился с Законом Харуды. Омалана, как кузина Ленганы, тоже могла хотеть отомстить за пролитую кровь, но ситуация была необычной. Первая женщина в роду х’Леннс мстила за смерть двух сыновей, которые погибли от руки… кого?
Деана уже много месяцев не думала о брате, Йатех исчез, совершенно улетучился из жизни племени, словно бы никогда и не рождался. Она оплакивала его три дня, пока кровь на тренировочной площадке ржавела, а из дома рода х’Леннс доносился траурный вой. После того, что сделал ее младший брат, она не имела права на публичный траур, не могла переживать потерю, посыпая голову пеплом и разрывая одежды. Три дня и три ночи она не выходила из спальни, не ела и не пила, плакала в подушку, после чего омыла лицо, оделась и пошла помогать по кухне.
Из тех дней она помнила лишь боль и ярость. Йатех избрал свою дорогу, вступил на нее, и время сомкнулось вокруг него в петле, убирая все его дни из истории народа иссарам. Ей следовало бы переносить это легче, ведь он несколько лет перед тем пребывал вне афраагры и вернулся лишь на короткое время. Но легче не стало. Если бы она не тосковала так, если бы не радовалась столь сильно его возвращению. А он оставил ее одну, словно травинку на пустынном ветру. Три дня слез – и без того слишком много.
Все в роду вели себя так, словно ничего не случилось, за что она была им благодарна, поскольку не вынесла бы сочувствующих жестов, понимающих взглядов, всего того, что сопровождает ненужное сочувствие. Она бы искалечила всякого, кто осмелился бы ее утешать. Даже визит, который нанес им через три месяца тот меекханец, раздавленный, изборожденный морщинами мужчина с душой, словно кусок обугленного дерева, ведомый лишь жаждой расплаты, не слишком ее потряс. Они проговорили тогда несколько часов, она даже показала купцу вырезанную в камне историю племени, чтобы он понял, кто они такие.
Он был не первым, пытавшимся их понять. В афраагре появлялось вдоволь таких: купцов, торговцев, миссионеров, воспевающих силу того или иного божества – да даже жрецов и монахов самой Великой Матери, которые – вот же ирония – приходили обращать ее народ. Словно малый ребенок пытается научить отца владеть мечом. Мало кто из них это понимал. Уходили на север, за горы, или на юг, за пустыню, погруженные в кокон собственных предрассудков, представлений и ощущения превосходства столь же сильно, как и в тот момент, когда они встретили иссарам. Но он, Аэрин-кер-Ноэль, пожалуй, понял, как сильно они разнятся, похоже, раскрыл глаза и взглянул на них не из-за меекханской имперской вуали, которую с детства носил на лице. В любом случае он не вернулся в арфаагру во главе банды наемников, которых купил.
Порой она об этом жалела.
Больше она о нем не слышала, но не слишком-то и прислушивалась. Отчего бы ей интересоваться судьбою какого-то купца?
Она стряхнула те воспоминания. Сегодня – это сегодня, а ее ждет другое сражение.
Закончила одеваться и вышла наружу.
Перед родовым домом она встретила тетку Вегрелу. Старшая женщина смерила ее взглядом с ног до головы, улыбнулась с пониманием и указала на группку молодых мужчин, занятых демонстративным несмотрением в их сторону.
– Из таких взглядов плетутся свадебные пояса, – пробормотала она. – Вскоре будешь их перебирать.
Деана ответила улыбкой, но пожала плечами:
– Сперва суд.
– Верно.
Миновал месяц, печати с обоих домов сняли, а их представителей призвали пред лицо старейшин поселения.
Деана чувствовала себя уверенно, поскольку дело было простым. Она, Деана д’Кллеан, имела лишь одного брата, Вернеана, который погиб в схватке с кочевниками, а сыновья Ленганы х’Леннс поубивали друг друга во время тренировочного поединка. Такое случается – редко, но случается. Все сочувствуют роду х’Леннс в этой ужасной потере, но жизнь не заканчивается, а племя должно продолжать существование.