Сказания о Христе
Шрифт:
Когда совершилось это чудо, император с гордой радостью поднялся с колен, а все спутники бросились к его ногам с криками восторга:
– Да здравствует император! Боги ответили тебе, Август, ты тот бог, которому должно поклоняться на вершине Капитолия!
Радостные возгласы друзей императора долетели до слуха старой сивиллы. Она наконец-то обернулась, поднялась со своего места и стала приближаться к людям. Словно темное облако поднялось из недр земли и покрыло вершину холма. Сивилла была величественна и ужасна: спутанные космы седых волос обрамляли темное морщинистое лицо, но по-прежнему тверда была ее походка, глаза горели, как уголья, презрительная усмешка кривила обветренные губы.
– Смотри! –
Сквозь бесконечные пространства проник взор императора, и он увидел бедный хлев у подножия горы. Через раскрытые двери разглядел он коленопреклоненных пастухов. Узрел в пещере молодую Мать на коленях перед новорожденным Младенцем, положенным на сноп соломы, и колосья, как лучи сияния, окружали Его.
– Вот тот Бог, которому будут поклоняться на вершине Капитолия! – указала сивилла на Младенца.
Дух прорицания овладел ею. Глаза ее метали молнии, руки возделись к небесам, голос звучал мощно и властно; казалось, что слова ее будут слышны по всей земле:
– Нынче явился на свет великий Бог, Христос, Обновитель Мира, Спаситель людей! Ему будут поклоняться на вершине священного Капитолия, а не тленному человеку!
Медленно прошла старая сивилла мимо пораженных ее словами людей, даже не взглянув на них, спустилась с вершины холма и исчезла в ущелье.
Август на другой день отдал строгое запрещение воздвигать в честь него храм на Капитолийском холме. На месте, предназначенном для этого храма, император вскоре сам построил алтарь в честь новорожденного Божественного Младенца и назвал его Небесным жертвенником.
Колодец Мудрецов
По Иудее бродила Засуха, с ввалившимися глазами, жестокая и беспощадная. Там, где она проходила, после нее оставался печальный след: трава желтела, источники иссякали, ручьи пересыхали до дна.
Было лето. Солнце выжигало растительность по склонам обнаженных гор, ветер гонял тучи серой известковой пыли, стада толпились у иссохших ключей, напрасно ища хоть каплю влаги.
Засуха бродила по всей стране; она заглядывала в колодцы и смотрела, велики ли еще запасы воды. Со вздохом увидела она, что еще не иссякли пруды Соломона, хорошо защищенные от зноя скалистыми высокими берегами. Не иссякла еще вода и в знаменитом колодце царя Давида недалеко от Вифлеема. Злая Засуха плелась по большой дороге, ведущей из Вифлеема в Иерусалим, и осматривалась кругом, что бы ей погубить. На полпути между городами заметила она Колодец Мудрецов. Он был на самом краю дороги. Опыт Засухи тотчас подсказал ей, что этот колодец скоро иссякнет. Засуха присела на его край – он был выдолблен из одного огромного камня – и заглянула вглубь. Ровное блестящее зеркало воды, которое обычно доходило почти до самого верха, теперь глубоко опустилось, тина и ил со дна замутили раньше всегда кристально чистую воду.
Когда колодец увидел на своей зеркальной поверхности отражение желтого, иссушенного лица Засухи, он застонал и взволновался.
– Хотела бы я знать, скоро ли ты умрешь? – злобно прошептала Засуха. – Ты, конечно, уже не найдешь больше воды под землей, скоро тебе нечем будет питаться. О дожде не может быть и речи, по крайней мере месяца два-три.
– Ты можешь быть спокойна, – вздохнул колодец. – Ничто не спасет меня. Чтобы вернуть мне жизнь, надо, чтобы произошло чудо; только райский источник мог бы напитать меня.
– Я подожду, пока ты умрешь, – сказала Засуха. Она видела, что старый колодец близок к концу, и радовалась, что может присутствовать при его последних часах, следить, как он будет иссякать капля за каплей.
Она уселась поудобнее и с радостью прислушивалась, как тяжело вздыхает старый колодец. С наслаждением смотрела Засуха, как жаждущие путники с надеждой опускали ведра в его глубину, мечтая напиться студеной водой, и с разочарованием вместо свежей воды вытаскивали несколько капель мутной жидкой грязи.
Так прошел весь день. Когда наступила темнота, Засуха снова заглянула в колодец. Далеко-далеко, на самом дне, еще блестело немного воды.
– Я останусь тут на всю ночь! – сказала Засуха колодцу. – Не спеши! Все равно, когда наступит день и я снова загляну в тебя, ты будешь уже мертв!
Засуха свернулась, скорчилась и улеглась на краю колодца, чтобы так провести ночь, которая была еще ужаснее и мучительнее, чем день, потому что не приносила ни малейшей прохлады и облегчения. Собаки и шакалы выли и лаяли не переставая; им вторили из своих душных хлевов изнывающие от жажды коровы и ослы. Даже ветер не приносил прохлады и свежести, а, наоборот, был знойным и раскаленным, как дыхание громадного спящего чудовища.
Только звезды мирно и приветливо сверкали высоко в небе и узкий серебристый серп молодого месяца лил кроткий зеленовато-голубой свет на мрачные холмы и долины. При свете месяца заметила Засуха, что большой караван взбирается на холм и держит путь к Колодцу Мудрецов.
Засуха всматривалась в длинный караван и ликовала. Несомненно, мучительная жажда томит путников и животных, и велико будет их разочарование, когда они не найдут ни капли воды в старом колодце, чтобы утолить свою жажду. Караван был так велик, что люди и животные, составлявшие его, могли бы осушить колодец, даже если бы он был полон. Что-то показалось Засухе в этом огромном караване необычным; как призраки, двигались в ночном полумраке люди и верблюды, и было удивительно, как мог огромный караван очутиться в такое знойное лето далеко в пустыне и не потерять последних сил. Верблюды шли бодро, они спускались по склону холма в том месте, где земля точно сливалась с небом, и казалось, что весь караван спускается с неба. При слабом свете месяца верблюды казались гораздо крупнее обычных; с удивительной легкостью, без всяких усилий они несли на себе огромные тюки.
Засуха видела весь караван, каждого верблюда, каждого поводчика так ясно, так отчетливо, что не могла сомневаться в том, что это настоящие люди и животные. Она различила даже, что первые трое животных были дромадеры [1] с серой блестящей шерстью; они были богато оседланы и убраны, спины их были покрыты великолепными коврами, на них сидели знатные всадники.
Караван подошел к колодцу и остановился: дромадеры огласили ночную тишину пронзительными криками и спокойно легли на землю, так что всадники могли сойти на землю. Навьюченные верблюды остались спокойно стоять один за другим, длинной вереницей, и казалось, нет конца причудливой линии горбов, длинных шей и навьюченных тюков.
1
Дромадер – одногорбый верблюд.
Как только знатные всадники вступили на землю, они подошли к Засухе и приветствовали ее, прикасаясь в знак почтения рукой ко лбу и к груди. Они были одеты в ослепительно-белые одежды, а на головах их были высокие тюрбаны, к верхней части которых были прикреплены огромные звезды, сверкавшие ярко, точно их только что сняли с неба.
– Мы идем из далекой страны, – сказал один из незнакомцев, обращаясь к Засухе, – пожалуйста, скажи нам, это ли Колодец Мудрецов?
– Он еще сегодня так называется, – злорадно ответила Засуха, – но завтра тут уже не будет никакого колодца. Он умрет нынче ночью.