Сказания о волшебнике. Потаенная рукопись

Анисимов Николай Юрьевич

Опередив Тобиаса, к дверям подбежала целая вереница детишек. Они то и дело запрыгивали между дверями, давили ручками на переднюю и оказывались в соседнем зале. Сквозь окошки дверей юноша увидел, как они подбежали к родителям, радостно смеялись и тыкали пальцам в сторону дверей. Похоже у них была еще и развлекательная функция. Завидев, что детская стая собралась в обратный путь, Келлер решил не терять времени зря. Он тоже зашел между дверьми, достал палочку, левой рукой толкнул дверь, легонько взмахнул правой и произнес: «Спекулум». Тобиас также вышел в соседний зал, вот только совершенно другой, скрытый от нормалов. Не успев ступить и шагу, юноша едва увернулся от промчавшегося мимо него на огромной скорости Татцельвурма, которого называют также альпийским драконом. Это небольшая, не более метра в длину, тварь, с гладкой черной шерстью и кошачьей головой. У дракона имелась только одна пара когтистых лап спереди и крохотные по драконьим меркам перепончатые крылышки. Тем не менее, схватив передними лапами живого поросенка, которого дракон, по-видимому, стащил из соседнего зала, Татцельвурм стремительно улепетывал от трех волшебников на метлах, следивших здесь за порядком. Тобиас осмотрелся. В помещении было очень светло и свежо. Вместо мощеного пола здесь росла живая трава. Кое-где были высажены небольшие деревья. Усевшиеся на их ветвях птицы весело щебетали свои трели. В хаотичном порядке, прямо на траве, разместились разноцветные каркасные палатки. Небольшие на вид, в них тем не менее, заходили толпы волшебников.

Ступать по зеленой траве было гораздо приятнее, чем бродить по городским улицам. Не без удовольствия юноша прохаживался среди волшебных лавок, осматривая вывески и ища подходящую. Фабричные палочки, Лучшие мастера зелий, Книги и свитки, Метлы ручной работы, Мерзкие сладости, Обереги от нормалов, Магия для начинающих, Модники и модницы – это лишь малая часть из огромного числа павильонов, которые обошел юноша прежде, чем нашел нужный. Келлер остановился напротив лавки с табличкой – Плащи и накидки на все случаи жизни от Агидиуса Винтерхальтера. Зайдя в маленькую на вид палатку, юноша оказался в огромном шатре. Внутри находилось множество напольных вешалок, выполненных из двух деревянных стоек с множеством крючков и зеркалом посередине. Под зеркалом располагался небольшой ящичек с фурнитурой. На одних вешалках висели плащи-невидимки. На других – плащи для левитации. Собственно вешалки с такими плащами парили в воздухе. Чуть дальше – спальные плащи, которые позволяли волшебнику переночевать на открытом воздухе, превращаясь в нечто вроде спального мешка. Зеркальные плащи, плащи-хамелеоны, драконьи плащи. И, наконец, самогреющие плащи. В шатре никого не было и, завидев их, Тобиас тотчас устремился к цели,

но едва не упал, споткнувшись обо что-то, чего ранее не заметил. «Ой, простите» – послышался голос. Сразу пятеро юных волшебников сняли плащи-невидимки и смущенно глядели на Келлера. «Ничего страшного» – ответил тот, поднимая с земли треуголку. А затем, дойдя, до нужной вешалки, принялся подбирать нужный размер самогреющего плаща. Найдя подходящий, черный с золотистой подкладкой, юноша накинул его на плечи и сразу почувствовал, как струйки тепла разливаются по всему телу. «Отлично» – подумал юноша и выбрал в ящичке для фурнитуры золотистую застежку в виде буквы «W», обозначавшую, как решил Тобиас, фамилию владельца лавки – Винтерхальтер. Келлер огляделся в поисках хозяина и заметил в дальнем углу шатра, за небольшим деревянным прилавком, сгорбленного старика. Юноша подошел ближе. Седовласый старик с трудом перебирал монеты и раскладывал их в разные ящички стола. «Герр, Винтерхальтер?» – осведомился Тобиас. На него посмотрели ясные синие глаза. Старик, закашливаясь, ответил: «Все верно. Чем могу быть полезен, юноша?». «Мне бы вот эти плащ и застежку» – пояснил Келлер. Хозяин лавки посмотрел на плащ, висевший на руке юноши, и брови его слегка поползли вверх: «Хороший выбор, но зачем он вам, юноша? Осень предвидится теплая. Да и зимы у нас не слишком суровые. Уж простите старого человека за любопытство». Тобиас пожал плечами и даже как-то поежился, на него вдруг нахлынуло волнение от предстоящего путешествия. Он осознал, что будет рад рассказать об этом: «Что вы, герр Винтерхальтер, интересуйтесь, сколь вам будет угодно. Никакого секрета здесь нет. Завтра мне предстоит длительное путешествие. Если угодно, воздушное плавание, в Санкт-Петербург». Агидиус Винтерхальтер замер и закрыл глаза. Келлеру даже показалось, что он уснул. Но тот снова открыл их и меланхолично произнес: «О да, Россия – великая страна великих людей!». Тобиас удивленно спросил: «Вы бывали там?». Старик ответил не сразу: «Да, я бывал там». У юноши внезапно проснулся неподдельный интерес. «Как? Когда?» – спросил он. Хозяин лавки улыбнулся, видя, как встрепенулся юноша: «Было это весной 1799 года». У Келлера отвисла челюсть: «То есть вам?». Юноша запнулся и покраснел: «Простите». Старик улыбнулся еще шире: «Все верно, сынок, мне уж 123 года. Даром я что ли тут весь шатер песком засыпал?». Тобиас стал похож на сахарную свеклу. Агидиус Винтерхальтер рассмеялся или снова закашлялся, было не совсем понятно, но когда тело его перестало трясти, он ответил: «Мне тогда было 28 лет и меня пригласил, кстати тоже в Санкт-Петербург, мой знакомый волшебник из России, Сергей Разумовский. Он работал в Российском министерстве магии. Мы познакомились, когда он приезжал в Берлин в составе делегации из России. Добираться пришлось на метле, в несколько ночных перелетов. Вот уж когда плащик мне пригодился, тогда в бюро магических путешествий еще не было всяких там воздушных шариков. Но, к счастью, добрался без происшествий. Сергей показал мне город, да и много чего, что вас, юноша, вряд ли заинтересует. Но произошел со мной один занятный случай. Как-то я гулял по городу один. Сергей был занят в министерстве. Светило апрельское солнце. Вдалеке искрился Финский залив. И вдруг я заметил, как один знатный вельможа из среды нормалов, сечет розгами своего крестьянина. Так в России называли фермеров и в те годы они еще были людьми подневольными, крепостными. Мне, как представителю цивилизованного магического сообщества, смотреть на это было невыносимо. К сожалению, в России очень строгие законы касательно применения магии в присутствии нормалов. Поэтому я набросился на этого вельможу с голыми руками. Но подоспели его слуги и начали меня охаживать палками. Досталось мне тогда на славу. Но тут к нам подошел человек среднего роста, в простом солдатском мундире с обшарпанной тростью. Черты лица его были невзрачны, а в глаза по началу бросался лишь маленький, приплюснутый и слегка вздернутый, словно поросячий, нос. Но когда он посмотрел на меня, я даже не могу этого объяснить, я почувствовал, что готов пойти за этим человеком куда-угодно, хоть на смерть. И вот этот человек коротко махнул рукой. Подбежали несколько гвардейцев. А он сухо произнес – бросить в темницу. Вельможу сразу увели, тот аж побелел бедолага, да так и повис на руках солдат. Крестьянин распластался у ног подошедшего человека. Тот поднял его за плечи. Подозвал еще пару гвардейцев и приказал доставить беднягу в госпиталь. К тому времени вокруг собралась целая толпа зевак. Среди них был один немец. Я спросил у него, не знает ли он, кто этот человек и кого только что увели в тюрьму? Тот вытаращился на меня, как на полоумного, и говорит – так это же император Павел! А увели сейчас одного из его приближенных министров. У меня аж челюсть отвисла. Разве можно ждать подобного от наших монархов нормалов к примеру? В общем, в тот миг меня обуяло любопытство. Я догнал императора и окликнул его. К моему удивлению, на меня не накинулись гвардейцы, хотя я себе уже обрисовал эту картину. Причем в красках. В основном красных оттенков. Но ничего подобного не случилось. В результате я вконец осмелел, слегка поклонился и по-немецки спросил – Ваше величество, неужели вы не боитесь вот так запросто сажать в тюрьму своих министров? Не боитесь стать для них, как бы это сказать, ненавистным? Он улыбнулся и знаете, что мне ответил? Для меня, сказал он на чистом немецком, не существует ни партий, ни интересов, кроме интересов государства, а при моем характере мне тяжело видеть, что дела идут вкривь и вкось и что причиной тому небрежность и личные виды. Я желаю лучше быть ненавидимым за правое дело, чем любимым за дело неправое. После чего он просто развернулся и ушел. Только потом я узнал от Сергея, что император проводил в те годы реформы, пытаясь ограничить полномочия вельмож и дать больше свобод простым людям. А когда вернулся в Берлин, то уже следующей весной до меня дошла весть, что императора Павла убили в результате заговора тех же вельмож. Вот так, сынок. С тех пор я старался жить, придерживаясь тех же принципов». Старик едва заметно потер запястье. Ошарашенный, но при этом не лишенный своей природной внимательности, Тобиас, успел заметить на руке у хозяина лавки клеймо, которое оставляют в тюрьме для волшебников Друденхаус в городе Бамберге. Агидиус Винтерхальтер посмотрел на Келлера и добавил: «Не бойтесь, юноша, открыть свое сердце чему-то новому. А нового в России вас ждет предостаточно. Ну, а теперь вернемся к нашим делам. С вас одна золотая и семь серебряных марок». Тобиас достал кошелек, отдал старику требуемое количество монет, поблагодарил его за рассказ и вышел из лавки Агидиуса Винтерхальтера.

Снова оказавшись на зеленой траве просторного зала, Келлер, все еще находившийся под впечатлением от разговора с хозяином лавки, не раздумывая, совершил лангер и очутился в садике, разбитом заботливыми руками его матери, прямо перед домом отцовской усадьбы. Лангерация позволила сэкономить массу времени. «И слава Уэнделлу!» – подумал юноша, взглянув на часы, и вслух добавил: «Без двадцати минут шесть. Успел!». Действительно, на счастье Тобиаса, в волшебном зале Марктхалле Нойн, тщательно скрытом от нормалов, лангерация разрешалась официально, так как не могла быть замечена простыми людьми. Мгновенные, безпортальные перемещения, также называемые лангерами, юноша недолюбливал даже больше, чем магические коридоры. Ощущение такое, будто огромный кит всасывает тебя в свою пасть, а затем выплевывает через дыхало наружу. Но нельзя не отдать должное. Этот способ перемещения, доступный любому опытному волшебнику, был крайне удобен и позволял в считанные секунды оказаться в нужном месте. К сожалению, лангеры ограничивались дальностью путешествия и не могли доставить вас, скажем из Германии в Россию. При таком переходе слишком высок риск, что кит не выплюнет вас обратно. И такие случаи история знает. К счастью, еще в 17 веке видный германский волшебник Уэнделл Ланге подробно описал свойства этого явления, хотя само по себе оно известно с гораздо более ранних времен. Тем не менее, именно в честь этого волшебника такое перемещение и было названо – Лангерацией, а отдельный переход – Лангером. Символично, что имя волшебника дословно означало – Длинный странник. Что могло трактоваться и фактически трактовалось, как путешествующий на дальние расстояния.

Довольный тем, что ему не придется выслушивать упреки братца, Тобиас направился в сторону дома по одной из двух дорожек, усыпанных речной галькой. Юноша прошел мимо круглого каменного фонтана, в центре которого сидел мальчишка-пастушок и трубил в свой рог. Осенний день клонился к вечеру, из-за чего от брызг воды, струящейся из пастушьего рожка, веяло холодком. Двухэтажный дом, с двускатной крышей, выполненной на японский манер, стоял в окружении медных буков – огромных деревьев с винного цвета кронами и серебристыми стволами. Светло-коричневая черепица, покрывавшая крышу дома, приобрела в лучах заходящего солнца красноватый оттенок. По левую сторону от основного дома расположился менее крупный гостевой домик, оформленный в том же стиле и соединенный с главным зданием небольшим переходом на уровне второго этажа. С правой же стороны, в окружении раскидистых кустов сирени, уютно разместился летний обеденный домик-беседка. Из двух печных труб основного здания струился сиреневый дымок. Серые деревянные ставни на высоких окнах первого и второго этажей были открыты нараспашку, впитывая последние на сегодня теплые лучики света. Словно в попытке сохранить это тепло внутри дома, по белым стенам и почти до самой крыши, карабкался зеленый плющ, как природное одеяло, накрывший старинный особняк. Вход в дом обрамляла большая полукруглая клумба с маками, разделенная по середине галечной тропинкой. Мать Тобиаса обожала эти цветы, да и сам юноша, жаркими июльскими деньками, сидя в тени медного бука, мог часами смотреть, как колышутся на ветру эти огненно-красные цветы с черной, угольной, сердцевинкой. Правда сейчас, в самом начале осени, вместо удивительных цветов на клумбе покачивались сухие стебельки с набухшими от избытка семян маковыми луковицами. По этой причине Келлер не удивился, когда увидел у себя под ногами Гензель и Гретель. Это небольшой, размером с суслика, подземный гном, названный так потому, что имеет две головы – Гензель и Гретель. Двухголовые гномы, обожают селиться под маковыми клумбами. Уж очень они любят маковые луковицы, наевшись которых, две их головы, к несчастью, становятся крайне агрессивными по отношению друг к другу. Вот и сейчас, под ногами юноши, они истово дубасили друг друга общими маленькими ручками по головам. «Надо сказать маме» – подумал Тобиас: «А то все семена слопают». Келлер злорадно улыбнулся, отвесил двухголовому гномику доброго пинка, отбросив его с дорожки, и весьма довольный собой зашел в дом.

Войдя в прихожую, Тобиас явственно ощутил уют и тепло родного дома. Справа и слева от него висели керосиновые бра с двумя стеклянными светильниками, по форме напоминающими бокалы для вина. У двери стояла большая антикварная ваза, привезенная в подарок отцу из Намибии. Белая с золотым, она идеально сочеталась с белыми потолками и кремовыми стенами внутренней отделки. В вазе сейчас стоял материнский кружевной зонтик от солнца. Не то, чтобы волшебнице требовалась защита от солнца, но в смешанных семьях, наличие предметов из обихода нормалов, было обычным явлением. Чуть поодаль, к стене прижался двухместный диванчик, обитый темно-коричневой телячьей кожей. По обе стороны от подлокотников, на деревянных подставках, разместились горшочки с тропической драценой, иначе называемой драконовым деревом. На темном дубовом полу лежал коврик из каракулевой шерсти с изображением различных африканских животных, также привезенный из Намибии. Прямо из прихожей можно было пройти в просторный обеденный зал и гостиную, а повернув налево, вы попадали на лестницу с черными коваными перилами, ведущую на второй этаж, где находились спальни и отцовский кабинет. Напротив дивана висело зеркало в золоченой оправе. Тобиас взглянул в него, чтобы поправить камзол и треуголку. «Да когда ты уже откажешься от своей дурацкой шапки?!» – послышался голос. Юноша поднял глаза. В отражении лестницы он увидел, как по ней спускается его брат. Келлер улыбнулся и повернулся на встречу. «Нет, ну серьезно» – сказал Томас Келлер: «Даже нормалы давно перестали такие носить, я уж не говорю о волшебном сообществе, где подобные штуки разве что, как подставки для драконьих яиц можно использовать. Твоя как раз по размеру годится». Тобиас нарочито строго посмотрел на брата. В ответ на него глядели такие же голубые глаза. Даром, что братья были одного роста, на фоне Томаса юный Келлер выглядел словно осина супротив дуба. Томас был широкоплеч и крепок. И в отличие от пшеничной шевелюры младшего брата, старший Келлер имел блестящие черные волосы, ниспадающие до плеч. А в одежде придерживался более делового стиля, вот и сейчас он был одет в строгие черные брюки и серый пиджак поверх темно-зеленого жилета и белой рубашки. Из кармана пиджака торчал красный платок с фамильным гербом. Черные туфли были, как всегда, натерты до блеска. Прямо-таки античный герой в современном исполнении, которого по мнению Тобиаса портило лишь одно «но». Его небольшие, но пышные черные усы. И этим фактом юноша не преминул воспользоваться. «Дорогой Томас, откажусь всенепременно, как только ты откажешься от этого плешивого кусочка шерсти у себя над верхней губой» – съехидничал младший брат. Томас обиженно надул и без того пухлые губы. После чего оба брата расхохотались и обнялись. «Вы только посмотрите на них! Одному 36, другому 29. Вам жениться давно пора, а они все резвятся, как дети малые» – из обеденного зала вышла их мать, графиня Элайза Фон Келлер (в девичестве Элайза Фон Ренне) и добавила: «Особенно меня беспокоишь ты, Томас. Через 20 лет уже меня догонишь, а тебя все треуголка брата беспокоит. Ваш отец, как вы знаете, родом из Висбадена. Там ваши корни. А в земле Хессен, треуголка – это часть национального костюма, поэтому ее носят до сих пор». Графиня Фон Келлер была женщиной весьма стройной для своих лет, а ростом практически не уступала сыновьям. Поэтому с легкостью поцеловала Тобиаса в нос с небольшой горбинкой и ласково провела изящной рукой по гладковыбритой щеке Томаса. «Добрый вечер, матушка» – сказал младший Келлер. Элайза Фон Келлер подошла к зеркалу, в которое совсем недавно смотрел юноша, окинула взглядом зеленых глаз аккуратно уложенные черные волосы и, повернувшись к братьям, сказала: «Ну что, мальчики, пойдемте в гостиную. Отец ждет вас». Тонких губ графини коснулась лукавая улыбка. Тобиас взглянул на мать. Одета она была довольно просто, по-домашнему, но при этом удивительно изящно. Бордовый свитер в белую полоску с рукавами в стиле «баранья ножка» поверх корсета и высоким, под самый подбородок, воротом, а также юбка-колокольчик, достающая до самого пола, из темно-синего блестящего атласа подчеркивали стройность ее фигуры и придавали элегантность каждому ее движению. Словно паря в воздухе, Элайза Фон Келлер направилась сначала в столовую, а затем гостиную. Братья последовали за ней.

Убранство гостиной выдерживалось в том же стиле, что и в прихожей. Та же цветовая гамма, те же дубовые полы. Но если в прихожей ни один, даже самый внимательный нормал не заметил бы ничего необычного, то здесь обычность комнаты как раз и заканчивалась на полу и стенах. У самого потолка парила трехъярусная хрустальная люстра. Правда беглый взгляд не давал однозначного ответа на вопрос, крепится ли люстра к потолку или же здесь использовано заклинание левитации. Но ритмичное покачивание хрустальных подвесок свидетельствовало о последнем. Каждый ярус содержал по 10 свечей разного размера, которые горели язычками зеленого пламени и при этом не таяли и не капали воском. Графиня любила создавать огонь в цвет своих глаз. У ближайшей ко входу стены стоял чайный столик из лакированного дерева овальной формы, а вокруг него четыре стула из такого же дерева с золотистой велюровой обивкой, три из которых отодвинулись от стола, как только Элайза Фон Келлер с сыновьями вошли в гостиную. В дальнем углу комнаты стояли напольные деревянные часы, по форме отдаленно напоминающие силуэт человека. За стеклом фасадной части, как раз на уровне груди и живота, две бронзовые фигурки, копии Томаса и Тобиаса в детстве, беззаботно толкали друг другу бронзовый же маятник, не забывая при этом приветственно махать ручками своим оригиналам, только что вошедшим в комнату. Тобиас улыбнулся, узнав на белом циферблате-лице, знакомую дверцу, через которую старший братец так любил докучать ему. У противоположной стены находился камин с облицовкой из белого мрамора, а в камине горел все тот же зеленый огонь. Рядом с камином, в кресле-качалке из красного дерева, которое раскачивалось само по себе, мерно похрапывал их отец. Графиня посмотрела на сыновей со все той же лукавой улыбкой и взглядом, как бы говорящим: «Я же говорила, что отец ждет вас».

Элайза Фон Келлер тихонько кашлянула и, подойдя к мужу, шепнула ему на ухо: «Астор, просыпайся, дорогой, твои сыновья здесь». Астор Фон Келлер улыбнулся во сне, из-за чего не только его лоб, но и вся лысая голова, покрылись морщинками. Пожилой граф в попытке подтянуть плед, укрылся собственной седой бородой, в которой, впрочем, угадывался когда-то преобладающий пшеничный цвет волос, и повернулся на другой бок. Братья прыснули от смеха. Графиня нежно дотронулась рукой до плеча мужа. Астор открыл глаза и устремил на жену, полный морской синевы, взгляд. Затем резко поднялся, посмотрел на кресло и упавший на пол плед, и, улыбнувшись, сказал: «Милая, Лиза, твоими заботами, я бы с неделю здесь провалялся. Ты слишком добра ко мне». Граф посмотрел на сыновей, стоящих у двери, и, прихрамывая ринулся к ним. Астор Фон Келлер был человеком среднего роста, при этом довольно полным. Но строгие и в тоже время изящные черты лица, плюс очень крепкие, мощные руки выдавали в нем остатки утраченной стати. Полноте также способствовало ранение левой ноги, которое граф получил во время русско-турецкой войны 1877-1878 годов, где Астор Фон Келлер воевал на стороне российской короны и из-за которого потерял прежнюю подвижность. Несмотря на это, отец довольно резво преодолел расстояние до сыновей и сгреб их в охапку сильными ручищами. Да так сильно, что несколько пуговиц на его черном жилете, одетом поверх белой рубахи, под напором круглого живота, разлетелись в стороны. Отец отпустил сыновей и осмотрелся в поисках беглянок. Однако Элайза Фон Келлер уже достала волшебную палочку и произнесла: «Репарирен». Пуговицы вернулись на место. Астор поправил вишневого цвета галстук и сказал сыновьям: «Не представляю, чтобы я делал без вашей матери». Он пошарил в кармане черных брюк в поисках часов на цепочке, затем, поняв бессмысленность этого действия, оглянулся на часы в углу комнаты: «Ба, да уже ужинать пора. Но прежде, давайте все-таки присядем не на долго». Астор Фон Келлер подошел к овальному столику, четвертый стул отодвинулся, давая ему присесть. «Так что, Тоби, купил ты себе самогреющий плащ?» – спросил он у младшего сына. «Конечно, отец» – сказал Тобиас, доставая плащ и застежку в виде буквы «W» и присаживаясь на соседний стул. Глава семейства взял в руки золотистую застежку и сказал: «Так значит ты побывал у старика Винтерхальтера?». Юноша открыл рот от удивления. Нормалы не часто заводили связи в кругу волшебников. «Так, Тоби, я рассмотрел все твои зубы, можешь закрыть рот» – с улыбкой сказал граф, после чего добавил: «Да, я давно знаю Агидиуса. Мы друзья». «А как вы познакомились?» – поинтересовался Тобиас. «О, это долгая история» – ответил отец: «Честно говоря, я не хотел об этом рассказывать, но Агидиус обладает очень интересным свойством. Если ты встретил его один раз, то обязательно встретишь снова. А болтун он такой, что сам тебе все расскажет. Он ведь небось и про твою поездку допытался, так ведь?». «Так» – сказал, Тобиас, покраснев. Почему-то он тоже почувствовал себя тем еще болтуном. «А он не рассказал тебе, что 10 лет сидел в тюрьме Друденхаус?» – уточнил старый граф. «Нет, но я заметил клеймо у него на запястье» – сказал юноша. «Как ты знаешь, сынок, обычное и волшебное сообщество существуют обособленно друг от друга. Но если волшебники без ограничений пользуются всеми достижениями нормалов, скажем, электричеством и транспортом, то доступ к каким-либо волшебным знаниями для нормалов полностью закрыт. И это правильно, с одной стороны. Но с другой, волшебная медицина, знание зелий дает волшебникам возможность исцелять такие болезни, которые в нашем мире считаются неизлечимыми. За послабления в части обмена знаниями хотя бы в этой сфере как раз и ратовал, Агидиус» – граф сделал паузу и продолжил: «Так случилось, что 30 лет назад я заболел чахоткой. Тебя еще не было, а Томас был слишком мал. Я лежал в госпитале и оставалось мне не долго. Так вот Агидиус тогда, в прямое нарушение законов министерства магии, тайком пробрался в больницу и дал мне выпить настойку из рога Кроленя или Рогатого зайца, как его чаще называют. На утро я уже был здоров. Так и познакомились. А когда Винтерхальтер узнал, что у меня жена волшебница, тогда его совсем прорвало. Болтали целый день. А днем позднее, Элайза, которой я, к слову, запретил готовить мне подобные зелья в целях ее безопасности, прочитала в газете, что его арестовали и осудили на 10 лет. К сожалению, я ничем не мог ему тогда помочь. Но когда он вышел, я посодействовал в открытии его лавки в Марктхалле Нойн, вложив в это дело небольшой капитал, ибо найти работу с его репутацией было, к сожалению, невозможно. С тех пор связи и не теряем».

Тобиас Келлер удивился и расстроился одновременно, ведь ему казалось, что он знает об отце все. А там, где есть один секрет, есть и другие. Пожилой граф угадал мысли сына: «Не переживай, Тоби, больше никаких секретов от вас у меня нет. Просто мне казалось, что вас бы это только расстроило. Особенно в юном возрасте, да и сейчас, несомненно. Ну, что было, то было, а сегодня мы собрались по другому поводу. Завтра ты отбываешь в Россию, сынок! Кстати, Агидиус наверняка уже вставил свои пять пфеннигов по этому поводу?» – Астор улыбнулся. «Так и есть» – сын улыбнулся в ответ. «Тогда и я добавлю кое-что» – сказал граф: «Вы с Томасом знаете, что наш дом с 1812 года служит Российской короне. Но вряд ли вспомните почему, не так ли?» Сыновья закивали. «Так вот» – продолжал Астор: «Мой дед, Людвиг Фон Келлер был послом Пруссии в Санкт-Петербурге. Мой отец, Теодор Фон Келлер, родившийся в 1791 году, когда вырос и выучился, также принял этот пост. А в 1812 году началась война между Россией и Францией. Это был тяжелый год для всей Европы. Пруссии, которая на тот момент уже была захвачена Наполеоном, пришлось выступить на стороне Франции. Но прусские солдаты и офицеры не хотели воевать на стороне захватчиков, а потому, в большинстве своем, просто перебегали на сторону России. Россия же приняла их крайне благосклонно. В русской армии был даже сформирован отдельный прусский легион, участвовавший в боях против Франции. В благодарность за это российский император Александр I помог освободить Пруссию, которая вновь обрела независимость. Мой отец, Теодор Фон Келлер, счел своим долгом принять российское подданство и с тех пор, как в последствии и я, преданно служил российской короне». На мгновение лицо Астора исказила гримаса боли. Он наклонился и потер рукой старую рану на ноге. Затем продолжил: «Сейчас, сынок, русский император Александр III тяжело болен. Болезнь почек, как говорят. И опять-таки по слухам, осталось ему не долго. Помочь ему вряд ли смог бы даже Агидиус. Скорее всего на престол в ближайшее время взойдет его сын, 26 летний Николай Александрович. Для России это будет непростое время, ведь ее всегда окружают целые стаи стервятников. Будущий император молод и наверняка найдутся те, кто захочет этим воспользоваться. Тебе должно быть подле нашего государя и принести ему свою присягу. Ты талантливый молодой учитель магии и без всякого сомнения сможешь принести пользу России. Один русский писатель, Иван Тургенев, говорил – Россия без каждого из нас обойтись может, но никто из нас не может без нее. Служи ей преданно, сынок, и ты поймешь, насколько это верно. Томас также прибудет к тебе, но чуть позже, когда закончит свои дела в министерстве. Ну, а теперь пойдемте, наконец, ужинать, а то все фрикадельки разбегутся». Старый граф с глухим звуком похлопал себя по животу и поднялся. Поочередно обнял обоих сыновей, взял под руку жену и повел семью в трапезный зал.

*****

Свет в окнах родовой усадьбы Фон Келлер горел допоздна. Агидиус Винтерхальтер также задержался этим вечером в своей лавке. Он только закончил разбирать новую партию зеркальных плащей. Сняв с себя один из них, Агидиус убедился, что его копия в 10 метрах от него, исчезла. В этот момент старик услышал шорох у входа в свою палатку. Несмотря на возраст, слух у него оставался превосходным. На пороге стояла фигура в черной мантии. Из-под капюшона на Агидиуса Винтерхальтера смотрело серое высохшее лицо с черными впадинами вместо глаз. Дрожащей рукой старый торговец пытался нащупать палочку в полах своего самогреющего плаща. С его-то больной спиной, он почти не расставался с ним. Чтобы выиграть время и поняв, что ничего хорошего эта встреча ему не сулит, Агидиус, закашливаясь, пробормотал: «Кто вы и что вам здесь нужно?». Скрипучим, металлическим голосом фигура в черном ответила: «Моя жизнь не имеет значения! Мое имя не играет роли! Моя цель не стоит средств! Важно лишь предназначение, данное мне тем, кто грядет! Я перст судьбы, указывающий на неугодных! И я перст, карающий, в угоду высшей цели!». Призрак приблизился: «Я караю тебя, Агидиус Винтерхальтер, за любовь к нормалам! За раскрытие наших тайн! За ложные надежды, вложенные в сердце юноши, посетившего тебя сегодня!». Из-под черной мантии показалась палочка: «Клине!». Бедняга Агидиус схватился за горло, из которого фонтаном забила кровь. Старик упал на травяной ковер, орошая его багровой рекой. Хозяин лавки хрипел и булькал, не в силах позвать на помощь, пока не затих. Призрак уже исчез.

Глава 2. Испытание дирижаблем.

3 сентября 1894 года. Поместье Келлеров, Германская империя.

Ночью Тобиас долго не мог уснуть. В голове постоянно возникали образы призрака, которого он увидел из окна трамвая. Его мертвенно-серое лицо, зияющие дыры вместо глаз. Конечно, он не рассказал об этом родителям, незачем расстраивать их накануне отъезда. Томасу он также не говорил, так как был уверен, что брат, как всегда, переведет это в шутку или же спишет на его, Тобиаса, бурную фантазию. Задремать юноше удалось лишь под утро. Разбудил его, конечно, старший брат. Томас сидел верхом на деревянном резном комоде с тремя ящиками, болтал ножками и бодро насвистывал какой-то веселый мотив. В правой руке он держал палочку и вместе с левой размахивал ладонями так, словно дирижер в оркестре императорского драматического театра Шаушпильхаус. При этом на противоположной от него стене возникали и тут же пропадали разного рода каракули, в основном оскорбительного по отношению к младшему брату свойства. Открыв глаза, юноша нисколько не удивился, увидев здесь Томаса. Они были очень дружны, можно сказать неразлучны. Не без удовольствия, Тобиас прервал концерт старшего брата: «Никак не пойму, как это в нашем министерстве магии взяли на работу такого бездельника, как ты, Томас? Сегодня понедельник, а ты в рабочее время мне тут стены расписываешь». Услышав, что юный Келлер проснулся, Томас спрыгнул с комода: «Не мог же я пропустить твой отъезд! К тому же я знал, что без меня ты наверняка проспишь свой дирижабль. Взгляни на часы!».