Сказания о земле Русской. От Тамерлана до царя Михаила Романова
Шрифт:
В том же году Плеттенберг снова явился под Изборском и Псковом, но, заслышав о приближении князей Даниила Щени и Василия Шуйского, стал отходить.
Русские войска настигли его у озера Смолин, где произошла одна из кровопролитнейших битв, в которой Плеттенберг отбивался со славою и мог бы одержать победу, если бы не случилось измены. Орденский знаменосец Шварц, будучи смертельно ранен стрелой, закричал своим: «Кто из вас достоин принять от меня знамя?» К нему кинулся один из рыцарей – Гаммерштет, но Шварц ему знамени не отдал; озлобленный этим, Гаммерштет отрубил ему руку; однако умирающий Шварц все-таки ему знамени не отдал, а схватил его другой рукой и стал грызть зубами; тогда Гаммерштет бежал к русским и помог им истребить значительную часть немецкой пехоты. Немцы тем не менее успели отойти к своей границе в порядке и очень гордились этим. Русские же воеводы, несмотря на оказанную им Гаммерштетом услугу, с таким презрением относились
Этими действиями закончилась помощь, оказанная Александру Литовскому Ливонским орденом в борьбе его с Москвой.
Небольшим было и содействие, оказанное Александру его естественными союзниками – королями Польским, Чешским и Венгерским, которые были его родными братьями.
Прося о поддержке против Москвы, посол Александра говорил его брату Владиславу, королю Венгерскому, что он должен оказать ему помощь не только по кровному родству, но и во имя латинской веры, утвержденной в Литве Ягайлой: «С тех пор до последнего времени Русь покушается ее уничтожить: не только Москва, но и подданные княжата Литовские; на отца вашего Казимира они вставали по причине веры; по той же причине встают теперь и на нас, сыновей его. Брат ваш Александр некоторых из них за это казнил, а другие убежали к московскому князю, который вместе с ними и поднял войну, ибо до него дошли слухи, что некоторые князья и подданные нашего государя, будучи русской веры, принуждены были принять Римскую».
Братья войск своих не послали, но обещали Александру ходатайствовать перед Иоанном. Как мы говорили выше, государь при начале войны также разрешил Александру прислать своих послов в Москву для продолжения переговоров о мире. Прибывший в 1500 году смоленский наместник Станислав Кишка стал от имени Александра оправдываться во взводимых на последнего обвинениях.
Но Иоанн отвечал, что ему доподлинно известно о принуждении Александром всех православных в Литве к переходу в латинство: «К дочери нашей, к русским князьям, панам и ко всей Руси посылает, чтобы приступали к Римскому закону! Сколько велел поставить римских божниц в русских городах, в Полоцке и других местах? Жен от мужей и детей от отцов с имением отнимают, да сами крестят в Римский закон: так-то зять наш не принуждает к Римскому закону?..»
В 1501 году в Москву приехали послы королей Венгерского и Польского, которые просили Иоанна о мире, утверждая, что война его с Александром приносит большой вред христианству, так как все христианские государи хотят быть заодно против турок, причем они грозили помочь своими войсками брату, если государь не заключит с ним мира.
На это Иоанн отвечал, объясняя причины войны: «Мы зятю своему ни в чем не выступили; он нам ни в чем не исправил. Так если король Владислав хочет брату своему неправому помогать, то мы, уповая на Бога, по своей правде против недруга хотим стоять, сколько нам Бог поможет: у нас Бог помощник и наша правда». Тем не менее Иоанн обещал заключить с зятем мир на условиях, которые он сочтет приемлемыми.
Александр прислал нового посла, который объявил Иоанну, что за смертью Яна Альбрехта его государь провозглашен и королем Польским, каковое обстоятельство, впрочем, нисколько не увеличивало силы Александра, так как между литовскими и польскими панами шла крупная вражда и раздоры. Вслед за послом великого князя Литовского прислал свою грамоту Иоанну и папа Александр VI Борджиа, усердно прося заключить мир, чтобы соединиться всем христианам против турок. Грамоту эту привез венгерский посол, который от имени своего короля говорил, что общий поход против турок задерживается исключительно из-за войны Москвы с Литвою.
На это Иоанн ему отвечал: «Мы с Божиею волею, как наперед того за христианство против поганства стояли, так и теперь стоим и впредь, если даст Бог, хотим, уповая на Бога, за христианство против поганства стоять, как нам Бог поможет, и просим у Бога того, чтобы христианская рука высока была над поганством». Затем, указав на причины войны, Иоанн продолжал: «Короли Владислав и Александр объявляют, что хотят против нас за свою отчину стоять. Но короли что называют своею отчиной? Не те ли города и волости, с которыми князья русские и бояре приехали к нам служить и которые наши люди взяли у Литвы? Папе, надеемся, хорошо известно, что королей Владислава и Александра – отчины Польское королевство да Литовские земли от своих предков, а Русская земля от наших предков, из старины наша отчина…»
Наконец, Иоанн дал опасную (охранную грамоту) для больших литовских послов, которые приехали для мирных переговоров. Вместе с ними и Елена Иоанновна, ставшая королевой Польской, прислала с Иваном Сапегою горячее письмо к отцу, умоляя его заключить с мужем мир и уверяя, что он не принуждает ее к латинству.
«Государю отцу моему Ивану, – начиналось оно, – Божьею милостью государю всея Руси и Великому князю Володимирскому, Московскому, Новгородскому, Псковскому, Тферскому,
7
В описываемые времена замужние женщины именовались девками при обращении к старшим в знак почтения к последним не только у нас на Руси, но, по-видимому, во многих государствах Западной Европы; так, во Франции одна только королева называлась замужней – «мадам»; остальных же женщин даже их собственные мужья именовали «мадемуазель» – то есть девицами.
Такие же письма были написаны Еленой Иоанновной к матери Софии Фоминичне и братьям Василию и Юрию.
Отправляя послов, Александр поручил им не соглашаться на то, чтобы писать Иоанна государем всея Руси, по крайней мере, хотя бы на тех грамотах, которые будут посылаться в Польшу или Литву, и затем постараться заключить мир на таких условиях, какие были до войны.
Но московские бояре объявили им решительно: «Тому нельзя статься, как вы говорите, чтобы по старому докончанию быть любви и братству. То уже миновало. Если государь ваш хочет с нашим государем любви и братства, то он бы государю нашему отчины его, Русской земли, поступился».
Делать было нечего, послы Александра уступили, и 25 марта 1503 года было заключено перемирие на шесть лет.
Перемирная грамота была написана от имени великого князя Иоанна, государя всея Руси, сына его великого князя Василия и остальных детей. По грамоте этой Александр делал Москве громадные уступки. Он обязывался не трогать земель Московских, Новгородских, Рязанских, Пронских и уступал земли князя Семена Можайского (Стародубского), Василия Шемячича, князя Семена Вельского и князей Трубецких и Мосальских; города Чернигов, Стародуб, Путивль, Рыльск, Новгород-Северский, Гомель, Любеч, Почеп, Трубчевск, Радогощ, Брянск, Мценск, Любутск, Серпейск, Мосальск, Дорогобуж, Белую, Торопец, Остер, всего 19 городов, 70 волостей, 22 городища и 13 сел. Таковы были блистательнейшие следствия войны, предпринятой Иоанном для защиты правосла вия среди русского населения литовских областей и выигранной благодаря славным победам его доблестных воинов и их искусных в ратном деле и верных своему государю вождей.
После того как договор был скреплен крестным целованием, Иоанн потребовал у послов, чтобы Александр непременно поставил у дочери в сенях греческую церковь и дал православных слуг, добавив при этом: «А начнет брат наш дочь нашу принуждать к Римскому закону, то пусть знает: мы этого ему не спустим, будем за это стоять, сколько нам Бог пособит».
Затем он призвал посла Елены Ивана Сапегу и держал ему такое слово: «Ивашка! Привез ты к нам грамоту от нашей дочери, да и словами нам от нее говорил: но в грамоте иное не дело написано, и не пригоже ей было о том нам писать. Пишет, будто ей о вере от мужа никакой присылки не было, но мы наверное знаем, что муж ее, Александр-король, подсылал к ней, чтобы приступила к Римскому закону. Скажи от нас нашей дочери: „Дочка! Памятуй Бога, да наше родство, да наш наказ, держи свой Греческий закон во всем крепко, а к Римскому закону не приступай ни которым делом; церкви Римской и папе ни в чем послушна не будь, в церковь Римскую не ходи, душой никому не норови, мне и всему нашему роду бесчестия не учини; а только по грехам что станется, то нам и тебе, и всему нашему роду будет великое бесчестие, и закону нашему Греческому будет укоризна. И хотя бы тебе пришлось за веру и до крови пострадать, и ты бы пострадала. А только, дочка, поползнешься, приступишь к Римскому закону волею ли, неволею, то ты от Бога душою погибнешь и от нас будешь в неблагословении; я тебя за это не благословлю, и мать не благословит; а зятю своему мы того не спустим; будет у нас с ним за то беспрестанно рать“».