Скажи, что любишь

Дюжева Маргарита

Пока он стоит в очереди, чтобы сделать заказ я отправляю письмо Славке. Мне неудобно, что он приехал меня забирать, а я была вынуждена прервать наше общение.

Прости. Он бы все равно не оставил нас в покое

Я так и понял

Вижу, в конце смеющийся смайл и облегченно выдыхаю. Не обиделся.

Что-то еще ему пишу, улыбаясь, как сопливая школьница, а когда поднимаю взгляд. Вижу Кирилла, идущего с подносом, и неотрывно наблюдающего за мной.

***

Смолин

проявляет просто небывалые чудеса терпения. Потому что беременная женщина это – не просто пузатый, неповоротливый человек, это поесть, попить, пописать, пройти двести метров и вернуться пописать еще раз. Позалипать у витрины с игрушками, пробежать мимо парфюмерного магазина, потому что там отвратно воняет, но при этом зайти в строительный – потому что вкусно пахнет краской.

Я решила не стеснятся и показать ему себя во всей красе. Ну а что? Не чужие люди, пусть знает, каково это. Может насмотрится и сбежит, наконец, оставив меня в покое.

Однако пронять Кирилла оказывается не так-то просто. Все это время он флегматично шагает рядом со мной, спокойно проглатывая мои заскоки. Разве что, когда покупаю оливок, селедки и ежевичного варения, потому что вместе это вкусненько, у него дергается одна бровь.

На этом все. Ни слова, ни полслова. Только пакет забрал, чтобы я сама не тащила. Ледяная броня выдерживает беременный напор, но я уверена, что внутри Кирилл в позе рука-лицо и думает о том, на хрен ему все это сдалось.

Мне тоже это на хрен не сдалось, но в какой-то момент ловлю себя на том, что хотела бы, чтобы это было по-настоящему. Чтобы вот так ходить вместе не просто потому, что кто-то упрямый баран и по совместительству банный лист, прилипший к одному месту, а потому что мы пара. Здорово, наверное, было бы…

— Отвезешь меня домой? Или мне лучше вызвать такси?

Он знает, что я запросто приму отказ и не стану слезно умолять не оставлять меня. Просто развернусь и уйду. Он сам приучил меня к этому.

— Отвезу.

— Уверен? У тебя наверняка много важных дел.

Работа, например, бабы губастые…

— Сегодня нет. Идем.

Сегодня нет? Это как понимать? Он все отменил, чтобы побыть со мной?

Внутри непонятно подскакивает, и тут же накрывает смятением. Если бы он такое сделала раньше, в наш первый заход, я бы прыгала от радости, а теперь не знаю, как реагировать. Это же не по-настоящему? Включил заботливый режим ради того, чтобы показать себе с хорошей стороны и снова заполучить меня в клетку?

Не могу понять, его трудно считывать, слишком хорошо он научился себя контролировать. И собственные эмоции мешают.

До моего дома мы едем долго. Дороги занесены и снегоуборочные еще не успели разгрести проезжую часть, поэтому автомобили неспешно, гуськом катят друг за другом.

В машине тепло и тихо. Я не знаю о чем разговаривать. Мне кажется, что любые слова будут лишними. Просто сижу и дышу. Им дышу. Стыдно, но его одеколон вкуснее краски, которой я занюхивалась в строительном магазине.

— Какие планы на завтра? — внезапно спрашивает он.

— Что? Завтра? — бестолково моргаю, пытаясь осознать услышанное.

— Да. Завтра.

— Пока не знаю. А что?

— Я предлагаю куда-нибудь сходить.

— С тобой? — я подозрительно всматриваюсь в невозмутимы мужской профиль.

— Ну, а с кем еще? — снисходительно усмехается Кирилл.

Как ни силюсь, не могу его понять:

— Зачем?

Он отвечает не сразу, словно прикидывает стоит ли раскрывать карты и быть откровенным.

— Я хочу узнать тебя получше. Пообщаться, поговорить.

Ничего себе заявка.

— Я все та же, что и раньше. У тебя было достаточно времени, чтобы поговорить и все узнать, пока мы были женаты.

— Свет, тебе невкусную правду или белых ромашек насыпать?

Я тяжело сглатываю и облизываю пересохшие губы. Шепчу:

— Правду.

— Когда мы были в браке, последнее что меня интересовало – это какая ты. Потому что для себя я уже все решил – навязчивая пустышка, которую мне всучили, и которую я был вынужден терпеть рядом с собой.

— Эй!

— Правда, Свет. Как ты хотела.

Затыкаюсь, а он продолжает.

— Меня на тот брак прогнули по полной, вспомнив все косяки и придавив хвост так, что не рыпнешься. Я в молодости нехило чудил, но думал все в прошлом осталось, и уж никак не рассчитывал, что былые прегрешения окажутся оружием в руках собственной семейки, одержимой желанием расширить бизнес и обогатиться.

Не могу удержаться:

— Ты? Чудил? И что это было? Ел суп без хлеба или трусы задом наперёд надевал?

Я не представляю, чтобы Смолин чудил. Мне кажется, он уже родился с таким непробиваемым выражением лица и полным отсутствием способности к любым чудачествам.

Кирилл бросает на меня быстрый насмешливый взгляд и снова переключается на дорогу.

— Ты тоже меня плохо знаешь.

— А ты мне дал себя узнать?

— Издеваешься? Меня так бесило, что ты радуешься этому браку, в то время как меня в него тащат на строгаче, что я всеми силами отгораживался. Признаюсь, это был особый вид мстительного кайфа, когда удалось стереть улыбку с твоих губ, и показать, что для меня значит вся эта семейная жизнь.

Значит все-таки мстил. Отрывался на мне за то, что прогнули, наказывал за решение других. А я подыхала. Каждый день подыхала, не понимая, за что он так со мной.

— Сволочь, — горько кривлю губы и отворачиваюсь.

Кирилл даже не думал отпираться:

— Да. Я старался таким быть именно для тебя. Чтобы жалела, чтобы возненавидела этот брак, так же, как и я.

— У тебя получилось.

— Знаю.

Наш первый разговор по душам. Кирилл без прикрас говорит то, о чем я сама подозревала. Но одно дело подозревать, и совсем другое – получать прямые ответы. Это больно. И почему-то стыдно. За себя, и за собственную наивную глупость.