Скажи «да», Саманта
Шрифт:
Разглядывая себя в зеркале, я подумала, что выгляжу вовсе не такой юной и неопытной, какой себя ощущаю. Быть может, моя внешность с годами менялась, и теперь стала больше соответствовать экзотическому имени. Мама рассказывала, что когда она ожидала меня, ей ужасно хотелось всяких дорогих деликатесов, которые им с папой были не по карману.
— Мне хотелось икры и перепелов, — рассказывала она, — шоколадного крема и трюфелей. И очень хотелось шампанского. — Она слегка вздохнула. — Конечно, я не говорила об этом твоему отцу, чтобы не расстраивать его. Наверное, это была реакция на вынужденную экономию и поедание сырных корок в течение всего первого года моей замужней жизни. — Мама улыбнулась, чтобы я не подумала, будто она сожалеет, что вышла замуж за папу, а потом добавила: — Мой отец не дал мне много денег. Он всегда считал, что женщине не следует иметь деньги. К тому же, он был разочарован тем, что я не вышла замуж за кого-нибудь побогаче и повлиятельнее. — Она рассмеялась. — У нас с твоим отцом было в то время лишь двести фунтов в год, а я была никудышной хозяйкой, поэтому денег постоянно не хватало.
— Но мама, ты ведь была рада, что у тебя появилась я?
— Конечно рада, дорогая! Мне очень хотелось иметь ребенка, и я мечтала, что если это будет девочка, то непременно красавица. — Мама обняла меня. — Мне так надоели эти простенькие, заурядные девчушки, которых я обучала в воскресной школе, что мне хотелось, чтобы моя дочь была похожа на принцессу из волшебной сказки. И ты действительно была на нее похожа, Саманта.
— Я так рада! — вскричала я.
— И когда ты родилась, я сказала твоему отцу: «Мне хочется дать нашей дочери какое-нибудь необыкновенное имя, чтобы она отличалась от всех других детей». — Мама помолчала, а затем продолжала рассказ: — Твой отец хотел назвать тебя Мэри в честь своей матери и Люси в честь сестры.
— Я ненавижу эти имена! — воскликнула я. — Но ты все-таки дала их мне.
— Да, — ответила мама. — Это потому, что я любила твоего отца, и мне не хотелось его разочаровывать. При крещении тебя назвали Мэри Люси, но к ним я прибавила еще имя Саманта, потому что это было самое прекрасное, необыкновенное имя из всех, которые я когда-либо слышала.
Впоследствии я всегда игнорировала эти скучные имена Мэри Люси, и прибегала к ним, лишь когда мне нужно было подписывать свои контрольные работы в школе.
Я все еще разглядывала себя в зеркало, когда дверь отворилась и в гостиную вошел Джайлз. В руках у него был фотоаппарат, а под мышкой тренога.
Он стал устанавливать свою аппаратуру, сердито ворча при этом:
— Не люблю делать снимки где бы то ни было, кроме своей студии. Мне требуется освещение и фон. Я вижу вас на фоне сверкающего серебра и хрустальных канделябров над головой. Я вижу вас лежащей на тигровой шкуре. Я предложил бы вам откинуться на черные атласные подушки, а на заднем плане развевались бы белые воздушные шары.
— Вы продаете свои фотографии? — спросила я.
— Конечно, — ответил он. — У меня постоянный контракт с журналом «Вог». Но все другие журналы тоже стремятся заполучить снимки, сделанные Джайлзом Барятинским. И, уверяю вас, они платят мне немалые деньги.
Он заставлял меня сидеть, стоять и лежать на ковре. Я ужасно боялась, что кто-нибудь войдет в гостиную. Мое поведение наверняка вызвало бы удивление.
Джайлз отрывисто бросал приказания, и, хотя я чувствовала угрызения совести из-за того, что не помогаю на базаре, не повиноваться ему было невозможно.
Наконец, отсняв, наверное, кадров сто, он поинтересовался:
— Когда вы сможете приехать в Лондон?
— Приехать в Лондон? — тупо переспросила я.
— Я нанимаю вас на работу. Хочу, чтобы вы стали одной из моих фотомоделей. Мне как раз нужна девушка вашего типа. У меня уже есть блондинка и брюнетка. А теперь будете и вы.
— Это невозможно! — ответила я. — Здесь мой дом.
— Не будьте дурочкой, — возразил он. — Вы не можете всю жизнь оставаться в вашем Литл-Паддельдоке, или как там называется эта дыра.
Я рассмеялась тому, что он так забавно переврал название нашей деревни, но тем не менее ответила вполне серьезно:
— Я должна заботиться об отце. Он и слышать не захочет о том, чтобы я уехала в Лондон.
— Мне придется поговорить с ним, — сказал Джайлз, — пойдемте!
Он взял свою аппаратуру, и я пошла за ним.
Мне еще предстояло узнать, что если Джайлз говорит «пойдемте!» таким тоном, то вам не остается ничего другого, как только повиноваться ему.
Я взяла свою шляпку.
Джайлз повернулся ко мне и сказал:
— Не будем терять времени. — А потом добавил: — И Бога ради, когда вернетесь домой, сожгите этот чудовищный головной убор. Меня тошнит от одного его вида.
Раздумье третье
Когда я смотрю на себя теперь, мне трудно даже вспомнить, какой я была, когда Джайлз впервые увидел меня.
В платье от Хартнелла юбка цвета желтого смарагда заткана тигриными лилиями с блестящими лепестками и тычинками. На спине очень глубокий, доходящий до талии вырез, а корсаж украшен желтыми смарагдами и вышит золотым бисером, что как нельзя лучше подходит к цвету моих волос. Сзади подол платья доходит до пола, а спереди приподнят до щиколотки, приоткрывая желтые атласные туфельки. Ажурные чулки до такой степени прозрачны, что нога в них оголена почти до неприличия.
Когда я только приехала в Лондон, Джайлз велел мне сделать короткую стрижку, но теперь волосы у меня отросли. Они разделены слева на пробор, пышной волной взбиты над лбом и завиты кудряшками на затылке.
Газетчики из светской хроники утверждают, что во мне есть что-то обольстительное. Все их описания моей особы начинаются со слов «Обольстительная Саманта Клайд» или «Загадочная Саманта Клайд». Иногда они выражаются даже более романтично. Особенно понравилось мне начало одной статьи, где было сказано: «Саманта Клайд, полная скрытого огня и таинственная, как туман на горных вершинах». Первое время, робея перед Джайлзом, я взглядывала на него чуть искоса, и этот взгляд казался газетчикам «загадочным», а когда я смотрю из-под полуопущенных ресниц, они называют меня «экстравагантной».
Я и правда часто опускаю глаза просто от смущения, но газетчики об этом, конечно, не догадываются и считают меня средоточием всяческих мирских соблазнов, что, к сожалению, далеко от истины.
Надеюсь, Джайлз будет доволен тем, как я сегодня выгляжу. Иногда он бывает несносен, особенно когда ему кажется, что наряд мне не к лицу. Но Хартнелл убежден, что «Тигровая Лилия» — так называется эта модель — словно для меня сшита, и у него на показах ее демонстрирую только я.
Когда-нибудь я напишу книгу, в которой расскажу о своей судьбе и об удивительных событиях моей жизни. Я назову ее так: «Скажите «да», Саманта», потому что именно с этими словами люди часто обращаются ко мне. Но первым мне их сказал Джайлз, когда мы вместе с ним шли из замка, возвращаясь на церковный базар. Он заявил: