Скажи герцогу «да»
Шрифт:
— Такое случается сплошь и рядом. Мало кому удается сохранить самообладание в подобных обстоятельствах, — как бы между прочим произнес Каллахан, Дженис мысленно поблагодарила его за это: гордость Оскара не пострадала. — Позвольте, я помогу вам подняться и провожу наверх.
Оскар, поморщившись, отвел взгляд:
— Да, думаю, так будет лучше…
Дженис коснулась ладонью его заросшей седой щетиной щеки:
— Думаю, глоток папиного виски из моей фляжки будет сейчас очень кстати, а как только ляжешь
— Как прикажете, миледи. — Несчастный даже глазом не моргнул, когда она влила немного обжигающей жидкости ему в рот, и проглотил, словно это был божественный эликсир.
Каллахан помог ему подняться, а Дженис с беспокойством спросила:
— Ты уверен, что с тобой все в порядке?
— Я здоров как бык. — В хриплом голосе Оскара явно слышалось раздражение, и Каллахан с Дженис переглянулись, едва сдерживая улыбку.
У двери денника появился Эрон и, заглянув внутрь, уставился на Эсмеральду и ее потомство.
— Вы только посмотрите! — в восторге воскликнул мальчик-грум, повернувшись к Оскару, и тут же его лицо вытянулось. — Что случилось? Может, позвать доктора, мистер Камп?
— Не нужен мне никакой доктор, — нахмурив кустистые брови, проворчал Оскар и так посмотрел на мальчика, что тот даже попятился.
— Извините, я не хотел… — пробормотал Эрон.
— Да все в порядке! — Каллахан в нескольких словах объяснил младшему груму, что Оскара нужно проводить наверх: отдохнуть, — но с ним все в полном порядке.
— Здоров как бык, — повторил кучер.
Эрон взглянул на него с улыбкой:
— Позвольте мне помочь вам. Я справлюсь.
— Хорошо, — проворчал старик. — Пойдем, сынок.
— Его зовут Эрон, — уточнил Каллахан, затем повернулся к мальчику: — Напомни мистеру Кампу про его фляжку.
Эрон понимающе кивнул:
— Да, сэр.
— Ну вот и славно. — Оскар поморщился. — Пойдем… Эрон.
Дженис проводила парочку взглядом, а когда старик и мальчик отошли на достаточное расстояние, неожиданно расхохоталась. И хотя ей было неловко смеяться над Оскаром, она ничего не могла с собой поделать.
Отсмеявшись и смахнув выступившие слезы, она сказала:
— Я и понятия не имела, что Оскар настолько чувствителен: такого с ним никогда не случалось, — к тому же ужасный ворчун.
— Да кому же понравится, чтобы его увидели в минуту слабости? Вообще мужчины терпеть не могут, когда над ними суетятся женщины, — проговорил грум, жестом предлагая ей выйти из денника первой.
Оказавшись по другую сторону перегородки, Дженис заметила:
— Но женщины умеют действовать корректно, так, чтобы все чувствовали себя непринужденно.
— Вы в этом уверены? — Каллахан затворил за собой дверь.
— Да, — надменно заявила Дженис, вовсе не желая говорить таким тоном, но он ее к этому вынудил.
— Тогда
Дженис подумала, что, наверное, покраснела как свекла, потому что щеки буквально горели.
— Отчего бы это? — чопорно произнесла она в ответ, как случалось всегда, когда она не могла разобраться в ситуации. — Я вроде бы покладистая.
— Покладистая? — Он коротко рассмеялся. — Какое любопытное слово!
Опершись локтем о край денника, подперев кулаком подбородок, Каллахан посмотрел на нее так, словно мог бы любоваться ею часами. Дженис, не испытывавшая прежде столь пристального внимания со стороны мужчины, пришла в полное замешательство.
— Да, покладистая. Моя сестра Марша — непревзойденная красавица, Синтия — само очарование, ну а мой удел хорошо ладить со всеми, и я ничуть не возражаю.
— Не могу поверить! — Он рассмеялся. — Вы далеко не бесхарактерны, как мне хорошо известно, можете и самообладание утратить.
Дженис гордо вздернула подбородок:
— Я веду себя подобным образом только тогда, когда меня к этому вынуждают! Если меня пытаются загнать в угол, приходится обороняться. И пока вы первый мужчина, который вывел меня из равновесия.
— О-о, в таком случае вам следует чаще давать волю своим эмоциям. — В его голосе явно слышалась усмешка.
Сердце Дженис забилось чаще, и она запальчиво произнесла:
— Вы ведете себя нелепо.
— Я так не думаю.
— Прошу вас, сменим тему! — едва ли не пискнула девушка.
Ей следовало просто повернуться и уйти, но…
Она не могла.
Она дорожила каждой секундой, которую проводила в его обществе.
Это было ужасно глупо, но она ничего не могла с собой поделать.
Казалось, он понимал ее лучше, чем она — себя. Выпрямившись и скрестив на груди мускулистые руки, Каллахан спросил:
— Что вы думаете о герцоге?
Дженис несколько раз моргнула, так ошеломленная его мужественным видом: едва ли кому-то из ее братьев, Грегори, Питеру или Роберту, не говоря об отце, удалось бы свалить его с ног, — что едва не пропустила мимо ушей вопрос.
— Его светлость в высшей степени учтив и обходителен, хотя и несколько придирчив, а также не во всем придерживается общепринятых норм.
Господи, да какое ей дело до его светлости, если перед ней стоит мужчина с такими невозможными сапфирово-синими глазами! Как она ревновала его к тем женщинам, которых он целовал! И молилась, чтобы он не догадался, о чем она думает.
— Я знаю, о чем вы думаете, — вдруг услышала она будто издалека.
Сердце гулко забилось и подскочило к самому горлу, и Дженис поспешила возразить: