Скажи миру – «нет!»
Шрифт:
Дошли до нашей странной, эфемерной цели…
…Мы шли весь последний месяц. Самой тяжелой была неделя пути по болотам Полесья. И за весь этот месяц мы не встретили ни людей, ни урса – ни-ко-го. А еще – фигово питались, охота почему-то была до ужаса плохая.
В «Москве» мы обосноваться не смогли. Все случилось в тот же день, когда мы сожгли форт прибалтов. Урса появились так неожиданно, что мы просто рванули в разные стороны – я со своими в одну, Лешка со своими в другую, и больше мы не виделись. Ни о какой
Жаль. Отличное было место. Но, как пошутил Саня, иногородним в Москве закрепиться трудно было во все времена…
…Неподалеку с плоского камня рассеянной завесой падал в овальную выбоину водопад. Я увидел, что кое-кто поднялся раньше меня – кто-то сидел над водопадом, обхватив коленки руками и поставив на них подбородок. Я не сразу узнал Бэна, но мне очень не понравилась его поза.
Я начал обуваться. Носки от бесконечных вынужденных стирок начали разваливаться, туфли (слава ГДР!) держались непоколебимо; хорошо еще, мы тут не растем…
Я сообразил, что нацепил на себя все снаряжение, только когда уже сделал это. На верх водопада вела какая-то козлиная тропка, начинавшаяся сразу за выбоиной. Чертыхаясь про себя и желая Бэну всего самого нехорошего, я полез вверх – сработал «командирский инстинкт». Вообще-то я хотел разнести Бэна «за упадничество и отделение от коллектива». Но, поднявшись наверх, я обнаружил, что наш младший… плачет. И не скрывает это.
Я так обалдел, что остался довольно надолго стоять на краю обрыва и только через минуту сообразил подойти. И тихо спросил, даже не назвав его Бэном:
– Сань, ты че, а?
Он сердито посмотрел на меня – сердито и беспомощно, потому что я видел, как он плачет, и сделать с этим уже ничего было нельзя. На пушистых ресницах висели слезы, лицо пересекали мокрые дорожки. И с той отчаянной прямотой, которая появляется у мальчишек (по себе знаю), когда уже дальше некуда, ответил:
– Реву, а чего?
– Да ничего, а чего ревешь-то? – уточнил я, присев рядом на корточки.
– Я… – он помедлил и закончил решительно: – Я домой хочу.
Я вздохнул. Вздохнул снова. И сказал:
– Не, Сань, домой не получится.
– Да знаю я, что не получится! – сердито отрезал он. – Я просто хочу, и все. Мне сегодня ночью дом снился… вот.
– Сань, – попросил я его, – ну ты держись, что ж теперь. Нам еще тут жить. Долго, наверное.
– Я еще тут посижу, ладно? – тихо сказал он.
– Конечно, – кивнул я, поднимаясь, – посиди…
…Дежуривший Игорь Северцев бесшумно встал мне навстречу из-за мшистых камней. Если он и дрых (да нет, не в его характере это было), то внешне это никак на нем не отразилось. И вообще Север изменился меньше всех нас. По крайней мере внешне.
– Доброе утро, – он махнул мне рукой. Я подумал, что уже давно не пожимал никому руку – какой смысл, если живешь рядом с людьми и видишь их постоянно?
– Доброе утро, – кивнул я и оперся о камень. – Ну, как дежурство?
– Перед самым рассветом, как заступил, вон там, – он указал подбородком в скалы, – кто-то ревел. Довольно страшно, если честно… Может, пещерный лев, как у Жоржа Рони-старшего?.. Что со Бэном?
– Нервы, – коротко ответил я. – Ладно, сейчас будем подниматься. И сегодня начнем искать хорошую пещеру.
– Продукты надо спешно запасать, – высказался Игорь. – Зелень обязательно, а то…
– Знаем, читали про цингу, – ответил я. – Запасем, осень-то еще только начинается… И зимняя одежда нужна, шкуры… – Я вздохнул. – И до фига всего.
– Тут дальше много этих туманных пятен, – задумчиво вспомнил Игорь. – Интересно было бы узнать, что там, в них…
– Да не валяй дурака, – помотал головой я.
Игорь улыбнулся:
– Ты раньше был любопытней.
– Я стал осторожней, – пояснил я, – потому что отвечаю теперь не только за себя.
Завтрак получился скудным, как и все последнее время. Соль кончилась еще в Полесье, приходилось пользоваться пеплом. Дожевывая свою порцию, я пробурчал:
– Сейчас разойдемся искать жилище. Давайте, ребята, не балдеть, искать сразу то, что нужно. Пещеру, просторную, с водой, если не внутри, то рядом. Нам там жить. Зимовать.
Я, если честно, сам почти не верил в то, что говорю. В смысле, что придется тут зимовать. Нет, честное слово, мне до сих пор казалось, что вот-вот все кончится…
…Мы шли вчетвером – я, Сергей, Танюшка и Ленка Чередниченко. За прошедший месяц Сергей и Ленка начисто перестали скрывать свои отношения, временами приводя меня в тихое бешенство. Да и вообще – межполовые связи стали вырисовываться все четче. Вадим, например, с взаимностью окончательно увлекся Наташкой Крючковой, замкнутый Олег Крыгин, ко всеобщему удивлению, сошелся с Ленкой Власенковой, нашим «завхозом»… «Парочка кулаков», – подкалывал Саня, который оставался стоек и «непокобелим», по собственному выражению.
А я… Про себя я называл Танюшку «моя». И никто, собственно, в этом и не сомневался, и она вела себя так, словно это реальность… временами. Но временами я и сам не мог понять, что ей нужно от меня и от жизни, и это наводило на печальные размышления. «На Земле» отношения были проще.
Может быть, это потому, что там мы не жили бок о бок, не надо было прятать некоторые черты своего характера? Можно было всегда оставаться хорошими друг для друга… А тут – тут надо было сделать еще какой-то один последний шаг, чтобы стать совсем родными.