Скажи миру – «нет!»
Шрифт:
Передо мной был прямоугольник – метр на два, похожий на обычный дверной проем, в котором сняли с петель дверь. А за этим проемом…
– Это обман, – сказал я, созерцая спокойную воду Пурсовки почти у моих ног, слушая шум машин на мосту над головой. Окурки на грязноватом песчаном берегу…
Проем выводил под мост недалеко от почты. Частое место наших игр. До меня донеслись голоса людей и смех.
– Нет. – Голос паука был странно грустным. – Это правда.
Преодолев себя, я шагнул от проема обратно к Танюшке и покачал головой:
– Там – уже не мой мир.
– Подумай, – заметил паук, – он достаточно велик, чтобы вместить двух Олегов.
– А в этом не останется
– Сейчас, – вдруг зло – с человеческой злостью! – сказал паук. – Но не будет ни дел, ни друзей, если ты не отдашь девчонку, дурак!
– Чтобы ты ее сожрал? – Я показал элементарную фигу.
– Я не собираюсь есть ее… – казалось, эта мысль его насмешила и одновременно заставила задуматься.
А я против воли – просто из любопытства! – спросил:
– А такие… двери, они есть только тут?
– Они прячутся во всех туманах, – ответил паук. – И в них довольно легко войти. Надо только привести в туман и отдать Охраннику своего лучшего друга.
– Так вот как ты тут оказался! – осенило меня. Паук дернулся, словно я ударил его; потом прошипел уже без человеческих интонаций:
– Да-а-а…
Воздух в «двери» дернулся, и я увидел… нет, уже не берег реки, знакомый мне с детства. Это самое место, где я стоял, – берег ручья. Только, похоже, была зима. Возле ледяной кромки лежал ничком светловолосый мальчишка в раскинутом полушубке – я видел рукоять какого-то оружия, родинку на виске и угол приоткрытого рта. К нему, проваливаясь в снег по колено, бежал мальчишка помладше меня, тоже светловолосый, на бегу придерживавший на бедре меч.
– Федька! Федька! – Он ухнул в снег по бедра, рывком добрался до лежащего товарища, нагнулся над ним. – Федь, кто тебя?!
– Во-ды-ы… – простонал лежащий. – Пи-ить…
– Сейчас, сейчас! – Мальчишка дернулся к ручью, ладонью сломал ледяную кромку… и упал бы в воду, не подхвати его мгновенно вскочивший Федька.
– Прости, – тихо сказал он, и меня поразило его лицо – смесь радости и жуткой, виноватой тоски…
…– Это был ты? – спросил я.
Паук ответил сразу же:
– Я. И мой друг Федька. Мы были тут вместе три года и несколько раз спасали друг друга. Я бы отдал за него жизнь. И отдал… от меня немного осталось.
– Он оставил тебя Охраннику? – догадался я. – И вернулся… домой? Давно это было?
– Все так. А давно ли, я не знаю.
– Значит… – Я огляделся. – Ты тут не один? Где другой Охранник?
– Я тут один, – возразил паук. – В том-то и дело, что Охранник, нашедший себе замену, умирает.
– Умирает? – переспросил я. – И ты…
– И я, – подтвердил паук. – Я только об этом и мечтаю. Уже давно.
Я молчал. Что тут было сказать или спросить? Молчал и паук, которого когда-то звали Федькой.
– Мне тебя жалко, – вырвалось у меня. – Правда жалко. Но Танюшку ты не получишь. – Я наклонился и вынул руку Танюшки из ручья. По ее телу словно бы проскочила электрическая искра, и я увидел, что она просто спит.
– Догадался, – сказал паук. – Но смотри. Ты, наверное, думаешь, что хорошо знаешь своих друзей. Я тоже так думал – а теперь я здесь. Тебя может ждать та же судьба.
– Мои друзья меня не предадут, – твердо сказал я. – Как я не предам их. Тебе просто не повезло.
– Время идет, – загадочно заметил паук. – Идет, приносит и уносит. И не все плохо, что оно уносит. А принесенное – не всегда хорошо.
– Тебе просто не повезло, – повторил я и коснулся плеча девчонки: – Тань, просыпайся. Я пришел за тобой.
Были тайны тогда неоткрытыми,Мир земной был широк, неисхожен.Мастерили фрегат из корыта мыС парусами из ветхой рогожи.Мы строгали из дерева кортики,Гнули луки тугие из веток,Капитаны в ковбойках и шортиках,Открыватели белого света.Белый свет был суров и опасен.Он грозил нам различными бедами.Караулил нас двоечник ВасяИ лупил – а за что, мы не ведали.Мир являл свой неласковый норов,И едва выходили за двери мы —Жгла крапива у старых заборов,Жгли предательством те, кому верили…Мы, бывало, сдавались и плакали.Иногда спотыкались и падали.Но потом, сплюнув кровь, поднимались мы,Ощетинясь сосновыми шпагами.Жизнь была нам порою как мачехаИ немало нам крови испортила.И тогда вспоминал я, как мальчикомПомнил честь деревянного кортика.А когда было вовсе несладкоИ казалось, что выхода нет,Будто в детстве, спасал меня СлавкаДесяти с половиною лет.…Вот он мчится, как рыцарь из сказки,В тополиной июньской пурге.И как рыцарский орден Подвязки —Пыльный бинт на побитой ноге.– Что там тебе понадобилось, ненормальная?!?!?!
– Не смей меня трясти!!!
Я опустил руки, тяжело дыша. Танюшка прожигала меня взглядом, похожим на двойной залп лазерных пушек из фантастической книжки. Глаза у нее сделались густо-зелеными и свирепыми. В таком состоянии она однажды отметелила Сморча, вздумавшего над ней подшучивать и переборщившего ненароком. Я перевел дух и сказал:
– Тань, я за тебя очень испугался.
– Ну… – Она смутилась. – Ничего не случилось. Да там не особо и страшно. Уснула я некстати почему-то…
– Тань, – я посмотрел ей в глаза, где остывала злость, – я тебе сейчас все расскажу, а ты думай – вру я тебе или как…
…Дослушивала меня девчонка, прикрыв рот ладонью и не мигая. Потом она оглянулась на туманное пятно и, передернув плечами, выдохнула:
– Ой…
Она поверила. Я же ей никогда не врал. А я – я продолжал, только теперь уже глядя в сторону, и частичкой себя ужасаясь тому, как легко соскальзывают с моих губ слова приговора:
– Тань, если… ты очень хочешь домой?.. То…
– Не смей, – пропадающим голосом шепнула она. – Ты что, Олег, ты не смей!.. Я не хочу… без… – Она укусила губу и толкнула меня в грудь: – Не смей, слышишь?!
– Да я же все равно ничего не могу без твоего согласия! – От облегчения у меня загудело в ушах. Но в то же время я осознавал, что, согласись она, я сам пошел бы туда с ней. Сам опустил бы руку в воду… И осознавать эту готовность было жутко и… приятно.
– Давай никому не говорить, – предложила Танюшка, и я, оглянувшись, увидел, как через перевал спускаются полдюжины наших. Сергей шагал впереди, махая нам рукой; потом, обернувшись, что-то сказал остальным, они ускорили шаг.