Скажи мне, кто я
Шрифт:
– Клубничные пирожные! – визжит Эмили.
Люсиль скрывает улыбку. Она крестная Эмили и прекрасно знает, что клубничные пирожные – ее любимое лакомство.
– Заходите, пока не выпустили все тепло. – Она загоняет нас внутрь.
– Ты по нам соскучилась? – спрашиваю я, целуя ее в щеку.
– Почти как по геморрою, – говорит она, ведет нас к нашему любимому столику у окна и снимает с него
Разглядывая коров, я чувствую на себе взгляд Эша.
– Лейла сказала, тебя не готовили к поступлению в эту школу.
Улыбка сходит у меня с лица, и я тут же осматриваю комнату. Здесь только одна дверь – та, через которую мы вошли.
– А Лейла еще думала, что я прикидываюсь.
– Это так? – спрашивает он, и его наглый взгляд делается еще и агрессивным.
Я пожимаю плечами и отворачиваюсь назад к окну, стараясь держаться небрежно, хотя сердце у меня бешено колотится.
– Интересно, – замечает он.
– Что интересно? – спрашиваю я, нарочито выделяя слово «что».
– Что тебя не готовили.
Смотрю ему прямо в глаза.
– Я этого не говорила.
– Говорила, – утверждает он. – Если бы тебя подготовили, но ты стратегически притворялась, что это не так, ты бы ни за что не привлекла мое внимание к этому факту. Ты бы продолжала играть взятую на себя роль. А еще у тебя сердце забилось быстрее, когда я начал задавать вопросы, и ты отвела взгляд.
Я хмурю брови.
– Откуда ты знаешь, что у меня сердце забилось быстрее?
– По вене у тебя на шее.
– Держись подальше от моей шеи, – возмущаюсь я совсем в духе Эмили.
Он усмехается.
– А еще ты едва заметно покачала головой, давая понять, что твой ответ – нет. И ты часто дышала ртом, а не носом, что указывает на волнение. – Он замолкает и ждет, пока я подберу челюсть с пола. – То, что ты умеешь делать с именами – раскладывать их по полочкам и определять по ним людей, – я умею делать с языком тела.
– Ясно… – После такого анализа мне как-то не хочется больше с ним разговаривать.
– Ты соседка моей сестры. У него на лице все то же обманчиво доброжелательное выражение. – Не лги мне, я все равно об этом узнаю.
– Это угроза?
– Пока нет, но может стать.
Я тру лицо руками.
– Знаешь что? Я, наверное, пойду обратно в столовую.
– Обеденный зал, – поправляет он.
Грудь у меня поднимается немного чаще, и я уверена, Эш это заметил. Поэтому я отворачиваюсь от окна.
– Тебе здесь не нравится, – говорит он, и я замираю. Чертовски бесит его способность читать меня, как открытую книгу. – Если бы ты не раскрывала свои карты всем подряд, тебе бы, наверное, здесь больше понравилось.
– Мне бы здесь больше понравилось, если бы все в этой школе были менее жутковатыми, – раздраженно огрызаюсь я, отчего его улыбка становится только шире. – И прекрати так улыбаться. Если кто и должен вести себя менее вызывающе, так это ты со своим злорадством.
Он смеется, и это как будто удивляет его не меньше, чем меня. Он замолкает, а потом говорит:
– Ты не очень
– Я встала на защиту твоей сестры, – фыркаю я.
– Ах, вот что ты, по-твоему, делала! – Он качает головой, и его лицо становится более серьезным. – Ты показала Аарье, что неразборчива в своих привязанностях. Что ты считаешь себя союзником своей соседки, хотя знаешь ее меньше суток. Что ты слишком эмоциональна и что, угрожая людям вокруг тебя, она может добиться от тебя определенной реакции. Может, даже ранить тебя. Ты не защитила Лейлу, ты сделала ее мишенью.
Я стискиваю зубы.
– Опять эти психологические игры. Обман. Почему кто-то вообще захочет ранить меня? Я пробыла здесь один день. Отстойная школа. Жду не дождусь, когда пройдут мои две недели.
Эш едва заметно отступает, как будто мои слова ошеломили его.
– Две недели?
– Ну да, до праздников.
– Праздников, – повторяет он, и по его виду я понимаю, что опять ляпнула что-то лишнее.
Стоит ли спрашивать?
– Знаешь, Аарья так же посмотрела на меня, когда я ей об этом сказала.
Эш свистит, как будто хочет сказать: ну надо же!
– Мы не ездим домой на праздники. Теперь Аарья знает, что ты понятия не имеешь, как работает эта школа, и не ориентируешься в здешних порядках.
– Постой… Мы – это вы с Лейлой или вообще все?
– Все, – говорит он. Мне кажется, будто из комнаты вдруг выкачали весь воздух. – В школе не отмечают праздников – вообще никаких, кроме, разве что Нового года. Но Новый год у всех учеников приходится на разные даты, так что практически мы ничего не празднуем.
Быть не может! Папа точно сказал: несколько недель. Значит, я не увижу, как на городской площади зажгут гирлянды на дереве, не услышу рождественские песни в Пембруке, пропущу дурацкую пьесу, которую каждый год ставит местный театр, и то, как Люсиль зажигает менору, а затем подает домашний пряный сидр и свежие пончики. Я потираю лоб и поджимаю губы. В горле встает ком. Но… если я попала сюда так, как не попадал никто, так может, сумею и выбраться… Эш замечает, что я расстроена, но впервые не ехидничает. Он смотрит на меня так, словно я кубик Рубика.
– Мне еще не доводилось встречать кого-то, кто не хотел бы здесь оказаться, кто не считал бы это честью.
Я усмехаюсь.
– Трудно в это поверить. Здесь никто не смеется. Нет легких приятельских отношений. Нет веселья.
– О, здесь полно веселья. Я просто не уверен, что тебе так покажется. Или что ты сумеешь за нами угнаться.
Секунду изучаю его.
– Давай проверим.
Он задумывается.
– Посмотрим. По пятницам и субботам комендантский час начинается после полуночи. А с двенадцати до двенадцати десяти происходит смена караула, так что на дежурстве остается примерно треть охранников. Если думаешь, что справишься, давай встретимся завтра ночью у лиан.