Скажи пчелам, что меня больше нет
Шрифт:
– Уиль-ям, – пробормотала она, коснувшись букв. Лицо ее мгновенно преобразилось, осветившись восторженной радостью.
Рядом заерзал Джейми; в его глазах отражалось то же счастливое сияние и теплый свет очага.
Фанни убежала с письмом, а я озадаченно склонилась к Джону Куинси.
– Вы ведь говорили, что еще есть письмо для Жермена? – тихонько спросила я под гул возобновившейся беседы.
– Так точно, мэм, – кивнул великан. – Но я уже вручил его мальчугану, когда тот выходил из уборной. – Он окинул взглядом комнату и пожал плечами. – Подумал, парень захочет прочесть письмо вдали
Мы с Джейми настороженно переглянулись. Фергус писал в начале весны, заверяя, что у них все в порядке. Марсали чувствовала себя хорошо – насколько это возможно для женщины на восьмом месяце беременности; также мы получили список вещей, которые он отправил для нас в Кросс-Крик. В обоих посланиях Фергус передавал сыну немногословные, но теплые пожелания. Первое письмо прочла мальчику я, второе – Джейми. Выслушав, Жермен лишь молча кивал с каменным лицом.
Когда он не появился к десерту – это были ломти принесенного Эми хлеба с яблочным повидлом, которое Сара Чизхолм приготовила в благодарность за лечение младшей дочери, – я всерьез забеспокоилась. Возможно, Жермен решил поужинать у кого-то из друзей – он частенько так делал, с Джемми или один, но всегда предупреждал, что идет в гости.
Однако если дело не в этом… Какая еще причина могла заставить его пропустить ужин с гостем? Любым гостем, не говоря уже о таком колоритном, как Джон Куинси Майерс, один только вид которого обещал массу занимательных историй и новостей. Люди будут приходить к нам еще несколько вечеров, чтобы послушать его рассказы, но сегодня он был целиком и полностью в нашем распоряжении.
Мэнди свернулась калачиком на коленях у Джона Куинси, взирая на него с восхищением, причиной которого была, по всей видимости, огромная седеющая борода, а вовсе не занимательная история о супружеской неверности, приключившейся в Кросс-Крик в прошлом месяце. Дело окончилось дуэлью на пистолетах посреди Хэй-стрит: оба соперника промазали, зато выстрелы попали в городскую водокачку и в лошадь, запряженную в двуколку. Рана оказалась несерьезной, но напуганная выстрелом лошадь понесла, увлекая за собой повозку с сидевшей в ней миссис Олдердайс, женой судьи (кучер как раз отлучился за ее посылкой).
– Надеюсь, бедная леди не пострадала? – Бри с трудом сдерживала смех.
– Нет, мэм, – заверил Майерс. – Правда, разозлилась пуще мокрого шершня – а они жуть какие злющие, когда намокнут. Как только двуколку остановили и помогли миссис Олдердайс выбраться, она направилась прямиком в контору адвоката Форбса и заставила его тут же накатать иск против подстрелившего лошадь негодяя.
Вся веселость мигом сошла с лица Брианны при упоминании о Ниле Форбсе, который однажды похитил ее и продал Стивену Боннету. Роджер накрыл руку жены своей и легонько сжал. Бри закусила губу, но потом с благодарностью кивнула мужу.
– Почему же они сначала не позаботились о лошади? – спросил Джем с явным неодобрением.
– Джим-Боб Хупер ей помог, – успокоил его Майерс. – Это кучер миссис Олдердайс, который правил двуколкой. Немного корма и целебной мази тотчас вернули бедную животину в хорошее расположение духа.
Джейми с внуком одновременно кивнули, полностью удовлетворенные ответом.
Дальше разговор сосредоточился на причинах дуэли; я встала из-за стола, не дослушав. Фанни незаметно вернулась на кухню и сидела на краю скамьи, улыбаясь собственным
– Ты не знаешь, где Жермен?
Она моргнула, все еще находясь под действием чар необычного гостя, но охотно ответила:
– Знаю, мэм. Думаю, он на крыше. Сказал, что хочет побыть один.
Жермен действительно был на крыше. Он сидел на полу незаконченной спальни в пристройке с односкатной кровлей на втором этаже, обняв подтянутые к груди колени и уткнувшись в них лбом. Маленький темный комочек на фоне белой постели.
Живое воплощение горя – и портрет человека, отчаянно нуждающегося в утешении. На что тогда нужны бабушки? – вспомнились слова Дженни.
Осторожно, чтобы ненароком не свалиться вниз, я обошла комнату, цепляясь за перекрытия и благодаря Бога за сухую безветренную погоду. Стояла тихая звездная ночь, наполненная еле слышным шелестом сосен и крылышек ночных насекомых.
Наконец я пробралась к нему и села рядом; ладони у меня немного вспотели.
– Что случилось, мой хороший?
– Я… – внук осекся, быстро глянул через плечо и придвинулся ближе. – Я получил письмо, – прошептал он, прижав руку к груди. – Мне его дал мистер Майерс; там было мое имя.
Понятно, почему мальчуган так разволновался. Как и Фанни, Жермен впервые получил письмо, адресованное лично ему.
– От кого оно?
– От мамы. – Он нервно сглотнул. – Я узнал почерк.
– Ты его еще не открывал?
Жермен покачал головой, не отнимая руку от груди – будто письмо могло вдруг взять и улететь.
– Жермен, – ласково сказала я и погладила его по спине, ощущая под фланелевой рубашкой худенькие лопатки. – Мама тебя любит. Тебе нечего бо…
– Нет, не любит! – выпалил он и сжался в комок, словно поглубже пряча обиду. – Она не может меня любить. Я… я убил Анри-Кристиана. Она даже видеть меня не желает!
Я обняла его и притянула к себе. Положив голову мне на плечо, Жермен заплакал навзрыд. Тихонько раскачиваясь, я утешала его, словно маленького ребенка, хотя он давно уже вышел из нежного возраста.
Что еще я могла поделать? Говорить, что он ошибается, бесполезно; в таких случаях дети не верят словам, даже правдивым. К тому же, положа руку на сердце, это было не столь очевидно.
– Ты не убивал Анри-Кристиана, – твердо сказала я. – Ведь я тоже была там и все видела.
Действительно была – и ни за что не хотела бы пережить подобное вновь. Одно лишь имя Анри-Кристиана навевало жуткие воспоминания: запах гари; грохот взрывающихся бочонков с чернилами и лаком; объятый ревущим пламенем чердак; Жермен, повисший на веревке высоко над камнями мостовой. Он отчаянно тянет руку к маленькому братику…
Но увы… На глаза навернулись слезы, и я обняла внука покрепче, уткнувшись лицом в его волосы, пахнущие детством и мальчишеской невинностью.
– Даже вспоминать страшно, – вздохнула я. – Ужасная трагедия. Только это был несчастный случай. Жермен, ты изо всех сил пытался его спасти. Сам ведь знаешь.
– Да, – выдавил он. – Но не смог! Не смог, бабуля!
– Знаю, – шептала я, покачиваясь вместе с ним. – Знаю.
Постепенно чувство горя и ужаса уступило место печали. Мы тихо плакали, шмыгая носами; затем я нашла в кармане платок и дала ему, а сама вытерла лицо фартуком.