Скажи сама
Шрифт:
– Смог бы я выстрелить? Не знаю. Господи, я не знаю, - прошептал он чуть слышно.
Валентина всем сердцем чувствовала его боль и растерянность, слишком многое ей пришлось пережить самой, и все-таки она не могла не спросить:
– Даже по прошествии всех этих лет? Джеб, казалось, с трудом оторвал взгляд от окна и тяжело посмотрел на взволнованное, измученное лицо своей гостьи. Он сознавал, как она ждет его слов, как многое для нее от них зависит, но у него не было готового и ясного ответа.
– И через сто лет я все равно не смог бы ответить, Валентина. Я не знаю.
–
– Колебался бы я?
– Неожиданно он приподнял ее лицо за подбородок и внимательно посмотрел в ее темные от страдания глаза.
– А разве найдется кто-нибудь, кто бы не колебался?
– Я.
– Ее голос был лишен какого-либо оттенка, совершенно безжизненный. Я не дрогну. Теперь - нет.
– Железная О'Хара? Выстрел без сомнений и колебаний?
– Джеб глубоко вздохнул.
– Я так не думаю, - произнес он после паузы.
– Хотя, пожалуй, если не будет выбора, вы действительно не дрогнете.
– О, мудрец! К такому выводу вы пришли путем дедукции?
– без вызова спросила Валентина.
– Все гораздо проще, - улыбнулся он.
– Доказанный факт.
– Вспомнили о Кони Маккаллум?
– Но ведь ради спасения ее жизни вы ждали целый день. И были сто раз правы, что ждали.
– Только в этот раз.
– Может быть, каждый раз, - поправил Джеб.
– И может быть, особенно в случае с Дэвидом.
– Все эти предположения гроша ломаного не стоят и все равно уже ничего не изменят.
На секунду слабая улыбка тронула его губы, но красивое лицо тут же стало опять мрачным.
– Отпустите прошлое, О'Хара. Может быть, случайно, но именно в этот момент он назвал ее именем, которым так любил называть ее Рейф. И оно ударило Валентину точно электрическим током.
– Нельзя же без конца возвращаться к одному и тому же, О'Хара. Инстинктивно он снова назвал ее так, как любил называть Рейф.
– Оставьте прошлое, будь оно проклято, в прошлом! Вы смогли выстрелить и убить, спасая жизнь ребенка. Совсем другие обстоятельства, да и вы к тому же, подозреваю, были тогда совсем другим человеком, но результат от этого не меняется. Вы не смогли, когда под пулями был ваш возлюбленный. Этого уже нельзя изменить. Никогда! Надо принять это и научиться с этим жить.
– Он взял ее за подбородок, заставляя смотреть ему прямо в лицо.
– Живите, Валентина. Дэвид Флинн не захотел бы взять вас с собой в могилу.
– Вы не знали Дэвида! Вы не можете знать, чего он захотел бы.
– Если он любил вас, если был достоин вашей любви, то я знаю.
– Достоин!
– Гнев сделал ее голос жестким и резким, нарушив тишину и покой сада.
– Ох уж эта ваша мудрость! Что еще вы скажете?
– Вы все скажете себе сами, а у меня к вам только два вопроса.
– В его голосе явно звучало сострадание.
– Только два?
– Гнев ушел так же неожиданно, как и охватил ее, осталась лишь опустошенность.
Джеб сделал жест рукой, вдруг отчетливо напомнивший ей Саймона, и тихо, но твердо сказал:
– Только два, обещаю.
– Ладно.
– Вы любили Дэвида?
– Да, - произнесла она голосом, из которого, казалось, ушла вся жизнь.
Джеб ненавидел себя за то, что делал с нею, но он знал: другого пути для ее прозрения нет. Она пришла в его дом чужим человеком, о котором он знал только понаслышке и который также совсем не знал его. Но за эти короткие минуты они сказали друг другу слишком многое, чтобы остаться чужими. Он очень надеялся, что сможет заставить ее взглянуть в лицо правде и понять то, что когда-то так мучительно пришлось осознать ему.
– Теперь я задам вам мой второй, и последний, вопрос. Вопрос, который я когда-то задавал себе. Я долго и мучительно искал на него отрет, но, когда нашел, это помогло мне выжить.
– Встав перед ней на колени, он взял в руки ее холодные ладони.
– Если бы обстоятельства сложились иначе и в заложники взяли вас? Если бы это вы умерли, может, из-за секундного колебания, может - нет, что бы вы пожелали Дэвиду?
В ответ он услышал подавленный стон, почувствовал, как она напряглась. Прежде чем она что-либо сказала, он встал, отпустив ее руки, и обнял ее.
– Думайте как следует - час, неделю, месяц. Вспомните все как следует, вплоть до мельчайших деталей. Поставьте Дэвида на свое место. Думайте долго. Думайте мучительно, но в конце концов дайте честный ответ, будьте до конца честной, Валентина.
– Джеб посмотрел в растерянное лицо женщины и, нежно смахнув с ее ресниц навернувшиеся слезы, тихо добавил:
– Да, Дэвид умер. Что бы вы теперь ни делали, как бы ни мучили себя, отказываясь жить, это его не воскресит. Но возможно, благодаря ему многие остались живы. Помните. Думайте. Живите.
– Он внимательно и ласково посмотрел на нее.
– Рядом с вами должен быть мужчина, сильный и надежный, который не задавал бы вопросов, а просто любил бы вас и которому вы бы могли доверять. Кажется, мы оба знаем этого человека. Все может получиться, если вы позволите себе довериться своему чувству, О'Хара. Доверьтесь ему.
– Джеб почти перешел на шепот:
– Помните о том, что даже самые скромные желания сбываются только в том случае, если мы это им позволяем.
– Он коснулся ее щек в прощальном жесте. Верьте и доверяйте.
В ту же минуту он исчез в тени деревьев, и она услышала его шаги на веранде.
Дверь открылась и закрылась.
Внезапно из той же тени возник Рейф. Рейф, который тихо присел рядом с ней. Рейф, который обнимал ее, ничего не спрашивая и не требуя, только тихо шепча:
– Я здесь, О'Хара. Я буду всегда рядом, когда ты этого захочешь.
Валентина прижалась к нему, все ее тело содрогалось от беззвучных рыданий, а он ласково целовал ее волосы и пытался убаюкать, как баюкал бы Кони, рыдающую от своих никому другому не понятных детских огорчений и ищущую защиты у самого близкого человека.
– Я рядом, - снова прошептал он.
– Я буду рядом, пока нужен тебе.
С улицы донеслись звуки подъехавшей коляски и цокот копыт.
Послышалась тихая песня возницы. Это Джек прибыл, чтобы увезти их из этого благословенного места, которое значило теперь для нее так много, откуда, может статься, ей открывался путь в новую жизнь.