Скажите, почему… Практика телеинтервью и телерепортажа
Шрифт:
В свою очередь, этот зритель, тоже «на уровне подсознания», отлично чувствует, когда разговаривают с ним и для него. Чувствует, что выключить посреди беседы телевизор – это равносильно тому, что неожиданно выйти из-за стола, не извинившись.
Мне почему-то кажется, что даже Эвелина Закамская иногда не чувствует «третьего собеседника». Вот она разговаривает с кем-то, всё интересно, всё познавательно-увлекательно. Но вдруг создаётся такое впечатление, что «третий собеседник», зритель, исчезает. Я не могу понять, в чём тут дело, не произносить же ей каждый раз слова, типа «наши зрители хорошо понимают», «любой из зрителей это может подтвердить». (Хотя порою просто как бы случайно брошенный взгляд в камеру может прийтись очень кстати; взгляд ироничный, озабоченный, удивлённый – да какой угодно,
В фирменной программе Закамской «Мнение» приглашенные в студию специалисты в основном высказывают свои мнения по экономическим вопросам. Вот, к примеру, в гостях у Эвелины Владимировны – глава Фонда прямых инвестиций Кирилл Дмитриев. Идёт подробнейший получасовой разговор, который начинается с экономической «сенсации дня» – покупки компанией «Роснефть» контрольного пакета акций «Башнефти». «На эти акции претендовал и Фонд прямых инвестиций, но он готов был заплатить на 10 процентов меньше», – сообщает Кирилл Александрович. Не буду утомлять читателя тонкостями российской экономики, скажу только, что интервью Закамская ведёт тактично и изобретательно, она умело обходит острые углы, но всё же даёт понять, что же происходит на самом деле. Но… думается, что «массовый зритель», на которого вроде бы рассчитан канал «Россия 24», с первых же слов запутался во всяких «инвестициях», которые к тому же «структурированы с участием консорциума РФПИ». Он, массовый зритель, небось и вообще не понимает, что такое инвестиции, да ещё прямые. Для него, безусловно, беседа с умным, оптимистичным Кириллом Дмитриевым была бы интересна, если бы сам интервьюер сделал разговор чуть понятнее. Ну, хотя бы для того, чтобы интервью стало живее и интереснее.
Хотя, может статься, я привожу не очень корректный пример. Дело с этой покупкой-перекупкой достаточно сложное, и в переводе с экономического языка на обычный могли бы возникнуть неточности.
Вот Александру Мягченкову легче, у него аудитория специфическая и достаточно подготовленная, ей не надо объяснять, что такое «рампа», «мизансцена» или «софиты».
К сожалению, иногда видишь на экране и таких корреспондентов, которые нарочито бравируют своей осведомлённостью, знанием чего-то такого, чего простому зрителю и знать не положено. Во-первых, «простых зрителей» не существует в природе, каждый из них интересен по-своему, каждый видел чего-то такое, что вам и не снилось, любой человек – это целая Вселенная, как сказала прекрасная русская писательница Нина Берберова. А во-вторых, чаще всего такая бравада – это оборотная сторона невежества, своего рода защитная реакция.
Кстати, тут есть одна заковырка. Вот вы ведёте интервью, и ваш собеседник, допустим, упомянул о какой-то конференции по чему-то там такому. Глупо спрашивать у него: «Иван Иванович, а что это за конференция?» Ведь Иван Иванович прекрасно знает, что вы на этой самой конференции присутствовали, да ещё как раз договорились впрок об этом сегодняшнем интервью. Короче говоря, как журналисту спросить о том, о чём он сам прекрасно знает, а если знает, то зачем спрашивает?
Самый простой приём – задать этот вопрос таким образом: «Иван Иванович, пожалуйста, напомните нашим телезрителям, что это была за конференция?» Или – «а давайте, Иван Иванович, расскажем нашим зрителям, что это была за конференция, ведь на ней такие важные вопросы решались».
Но ведь и те, кто работает в «интерактиве», они тоже порой забывают о «третьем собеседнике». Вот плавно, сама собой, журчит в студии беседа, вот она в каком-то месте выдыхается, и только тут ведущий поворачивается к зрителю: «А вот что по этому поводу думает…» «Мария из Омска», – подсказывают ему в наушнике. «Что по этому поводу думает
Мария, жительница Омска», – повторяет ведущий, вместе с гостем они выслушивают «жительницу», отрабатывают ответ и закругляют беседу.
У ведущих программы «Отражение» такое почти не случается, они постоянно чувствуют присутствие зрителя, их можно упрекнуть только в том, что всё-таки мало они этого зрителя дают в эфир.
К примеру, идёт важнейшая для миллионов россиян тема – питание в детских садах и школах. С самого начала ведущие заявляют, что, дескать, мы ждём ваших звонков, номера у нас такие-то, и они совершенно бесплатны. Потом представляют гостя студии – миловидную Дарью Русакову, кандидата медицинских наук, врача-диетолога. Минуты на четыре по скайпу из Новосибирска включается и «представитель рабочей группы мэрии по улучшению детского питания». Тут же выясняется, что рабочая группа есть, а улучшения питания нет и не предвидится, в результате группа эта написала жалобу в прокуратуру. «Да уж, – вздыхает Русакова, – вероятно, на местах не такой жёсткий контроль, как в Москве». Через несколько минут идёт, наконец, включение зрителя. Это – многодетная мать, врач по профессии, которую, как это принято в «Отражении», запросто называют «Натальей из Москвы». Судя по её словам, и в столице не такой уж «жёсткий контроль», тендер на поставку питания в школу «выигрывают не самые лучшие компании». И, представьте, этот звонок почему-то оказывается единственным! То есть единственным, прошедшим в эфир. Уверен – тех, кто хотел поделиться своим мнением, что-то предложить, на что-то пожаловаться, а что-то и похвалить, наверняка было множество.
То есть: интерактивная форма интервью обязательно предполагает реальное общение со зрителем, иначе те, кто хотел прорваться в эфир, просто-напросто разочаруются в передаче, перестанут вам звонить, а потом и вовсе перестанут вас смотреть.
Правда, с некоторых пор в программе «Отражение» появилась «бегущая строка», теперь зритель может прочесть по ходу передачи множество присланных сообщений. Отличная идея! В россыпи мнений и замечаний замелькали названия российских городов и посёлков, иногда даже имена людей.
Конечно, могут быть зрители, которые не хотят, чтобы их фамилии упоминались в эфире. Но, во-первых, таких не так уж и много, а во-вторых, стоит ли отвечать сплошняком только на анонимные звонки?
Надо заметить, что на многих каналах прямо в эфир никто и не попадёт. Я не выдаю никакого секрета, позвоните сами, убедитесь. Вам ответит вежливый голос, спросит, кто вы и какой вопрос желаете задать ведущему. Редакторов понять можно – таким образом отсекаются люди не ахти какие трезвые и не ахти какие адекватные, к тому же у ведущих есть возможность плыть по основному тематическому руслу, не заходя в случайные протоки.
Всё так. Но…
Опытные телевизионщики знают, что разного рода случайности и нелепости, изредка проникающие в эфир, только украшают его, делают достоверным, ведь такое – нарочно не придумаешь.
Опытные телевизионщики отлично знают, как вежливо и остроумно выйти из любой ситуации.
Опытные телевизионщики понимают, что фильтрованный эфир – это как дистиллированная вода: чисто, но не вкусно.
Но это я говорю, конечно, о подлинных мастерах своего дела. А то вот как-то в машине слушаю очень даже популярный информационный радиоканал, ведущая включила слушателя, мнение которого резко отличается от её собственного, уж не помню, о чём шла речь. Казалось бы – есть отличный повод поспорить, доказать свою правоту. «А знаете, – прерывает она его на полуслове, – прямой эфир – великая вещь, поворот тумблера, и вас не станет».
«Поворот тумблера – и вас не станет», – повторил я, нажимая кнопку на руле.
И она исчезла. Навсегда.
Глава четвёртая
Тот, у которого берут интервью
Как не подставить собеседника.
Девять взглядов на одно ГКЧП.
Кобзон: «Извините, я сейчас в эфире».
Истерика историка.